Антитела к коронавирусу есть у половины жителей Петербурга, показало исследование. Значит ли это, что эпидемия закончилась? Возможна ли третья волна?

Более 2,5 миллиона взрослых жителей Петербурга имеют антитела к коронавирусу, показала четвертая фаза исследования Европейского университета и сети клиник «Скандинавия». Это означает, что половина города или переболела, или сделала прививку от коронавируса, что близко к популяционному иммунитету. В исследовании участвовало 700 человек, за которыми наблюдали с первой волны.

Что ученые выяснили о развитии эпидемии и длительности сохранения антител? Подтверждают ли их выводы исследования в других странах? И будет ли в России третья волна? «Бумага» поговорила с соавтором исследования, эпидемиологом Антоном Барчуком.

Антон Барчук

эпидемиолог, научный сотрудник Европейского университета в Петербурге

Что значат результаты исследования и как это может влиять на эпидемию

— Согласно вашему исследованию, в Петербурге переболело около половины всех жителей. Это всё еще не популяционный иммунитет?

— Понятие популяционный иммунитет обычно используется в оценке эффективности вакцинации, а не когда мы считаем переболевших. До этого года обсуждалось только то, скольким людям нужно сделать прививку, чтобы прекратить распространение каких-либо инфекций в популяции. Простые расчеты из разных стран говорят, что защищенными должны быть около 70 % популяции.

В нашем случае использование этого термина — условно. Я бы говорил о том, что текущая доля переболевших людей в популяции ограничивает распространение или изменяет ход эпидемии коронавируса.

— Как конкретно это работает и почему может влиять на эпидемию?

— Это очень простой механизм. Допустим, у вас есть 100 человек и из них каждый может заболеть. Всё, что требуется вирусу — это контакты между этими людьми. В так называемой идеальной ситуации каждый контакт будет приводить к передаче вируса.

Если в популяции условно 70 из 100 человек защищены, то вирус не может так же эффективно распространяться. Конечно, нельзя просто усреднять контакты и говорить о полной защите. Но глобально — принцип работы популяционного иммунитета такой.

— То есть условно можно сказать, что вероятность заболеть сейчас в два раза меньше?

— Индивидуальные вероятности сложно рассчитать. Конечно, сейчас меньше вероятность встретить человека, который будет носителем коронавируса, — и можно спокойнее выходить на улицу. Но по факту всё работает так: человек либо заболеет, либо нет. Чтобы этого не произошло, есть вакцинация.

— С учетом всего этого, возможна ли третья волна, которую прогнозируют на весну 2021 года?

— Мне кажется, реалистичная оценка такая: весной третьей волны не будет, если не случится что-то экстраординарное с точки зрения иммунной защиты и появления новых штаммов коронавируса. Я бы опасался новой волны в долгосрочной перспективе, так как мы не знаем длительности иммунной защиты.

— Как я понимаю, у вас появились новые данные об антителах. Вы подтвердили, что у большинства они сохраняются как минимум 10 месяцев?

— Да, до 10 месяцев увеличился срок наблюдения за людьми с антителами, которые участвовали в исследованиях с мая-июня 2020 года. С учетом того, что эти люди, вероятнее всего, переболели не в день сдачи теста, а раньше (в марте-апреле), — мы можем с натяжкой предположить и то, что антитела сохраняются больше 12 месяцев.

Согласно исследованию, антитела сохраняются у людей более чем 10–12 месяцев в 80 % случаев. Когда они пропадают — нам неизвестно, пока есть только такой период наблюдения. Сколько антитела сохраняются после введения вакцины — тоже неизвестно: эти данные лучше черпать из исследований вакцин.

— У кого чаще пропадают антитела? Можно ли выделить какие-то закономерности?

— Мы пока не смотрели, слишком мало народу было. Но тех, у кого был положительный тест, а стал отрицательный — единицы. В некоторых случаях могли ошибаться тесты: например, так было минимум в одном случае. Сначала у человека был положительный, потом отрицательный, затем опять положительный: значит, посередине была ошибка.

Что будет дальше — узнаем из следующих исследований. Но то, что антитела сохраняются минимум 10 месяцев, — уже лучше пессимистичных оценок в начале пандемии о том, что они будут держаться по три месяца.

— Я правильно понимаю, что если из популяции пропадет определенное количество антител, полученных в первую волну, то уровень иммунной защиты в Петербурге всё равно будет достаточно высок, потому что большинство приобрело антитела недавно, зимой?

— Да, это первый момент. Второй момент — даже если вдруг это случится, то у нас доступна вакцинация: большинство еще не сделало прививку. Но, опять-таки, я надеюсь, что на ближайшую перспективу у нас есть защитные механизмы.

Насколько точны результаты исследования и как оно проходило

— В предварительных результатах исследования говорится, что примерно у 53,4 % жителей Петербурга есть антитела к коронавирусу. Насколько точна эта цифра — с учетом чувствительности тестов и того, что чаще могли соглашаться люди, знающие или подозревающие о наличии у себя антител?

— С учетом поправки на чувствительность тестов и согласия на приход — мы находимся в диапазоне ошибки около 10 % (как следует из результатов исследования, наличие антител предполагают у минимум 47,5 %, максимум — 59,4 % жителей Петербурга на период февраля — прим. «Бумаги»).

— Давайте проговорим, как вы получили эту цифру. У вас до сих пор выборка в 1,5 тысячи человек, как и на предыдущем этапе исследования?

— Всё немного поменялось. На первом этапе исследования выборка составляла 1 тысячу человек — она сформировалась после 7 тысяч случайных звонков. Потом мы сделали вторую выборку: около 1,5 тысячи человек. А в этот раз мы приглашали людей, которые уже давали согласие участвовать в исследовании.

То есть сейчас у нас была база из 2–2,5 тысячи человек, которые приходили к нам на тесты в течение года с мая-июня. [В этом этапе] на данный момент согласилось участвовать около 600–700 человек. На основе анализа их результатов тестов мы и сделали первые выводы — и впервые увидели такой большой результат.

По сути, можно сказать, что произошло двукратное увеличение [количества людей с антителами]. Последняя выборка, захватывавшая октябрь и ноябрь, показала среднее значение около 24 %. К концу этого периода, то есть к началу декабря, среднее значение уже было около 30 %.

— У многих возникнет вопрос: как вообще можно на основе выборки из 600–700 человек говорить о том, что переболело более 2,5 миллиона?

— Этот вопрос действительно часто задают, все требуют 10-тысячных выборок. Но это вещи, не связанные друг с другом. В любых исследованиях возможны две ошибки: случайная, вероятность которой как раз уменьшается за счет большого числа участников (то есть чем больше людей, тем диапазон значений уже), а также систематическая, которая связана в том числе с согласием на приход. Мы как раз старались избежать этой систематической ошибки.

Наше исследование проводится совместно с социологами, которые и подсказали его дизайн. Мы с ними пришли к выводу, что не нужно больше людей, чтобы ответить на наш вопрос. Нам важнее не количество, а качество выборки и возможность соотнести ее со всей популяцией Петербурга.

Коллеги-социологи показали, что всегда есть определенное количество людей, которые дают конкретный диапазон ошибки. То есть условно: 1000 человек нам достаточно, чтобы находиться в диапазоне ошибки около 2 %. Это работает и с другими сферами: например, когда делаются опросы по выборам, не нужно опрашивать всех избирателей, чтобы ответить на определенный вопрос. Достаточно выбрать определенных людей, чтобы их ответ можно было перенести на всю популяцию.

— При этом вы анализировали только взрослое население?

— Да. В других исследованиях уже было показано, что среди подростков старшего возраста, скорее всего, распространение коронавируса происходит так же, как у взрослых. В случае с младшими у ученых нет общего мнения, так что мы не делаем выводы о детях.

Естественно, наша выборка отличается от населения Петербурга. Мы использовали данные о непришедших [на исследование] и данные о целом населении города, чтобы переносить наши значения на всю популяцию. К нам чаще приходили люди, которые больше заботятся о своем здоровью, у которых в среднем выше уровень образования, было меньше совсем пожилых людей. Так что наши поправки снижали долю заболевших.

Почему в Петербурге так много переболевших и как на это могут повлиять новые штаммы

— Почему за зиму число переболевших выросло с 1 до 2,5 миллиона человек?

— Мне кажется, все видели, что произошло в декабре-январе в Петербурге: резкий рост числа новых случаев, загрузка медицинских учреждений. Это было ожидаемо. К счастью, рост прекратился до того, как медицинские учреждения перестали справляться.

Официальная статистика, общая смертность в городе, косвенные данные о госпитализациях и койках — всё это подтверждает, что на зимние месяцы пришелся пик заболеваемости в Петербурге.

— Мы с вами уже говорили об этом, но, может, появились новые данные: почему вообще начался спад?

— Это вопрос. Можем немного поспекулировать на наших данных в пользу того, что рост числа новых случаев остановился из-за достижения определенного количества переболевших людей и начала вакцинации. При этом выявляемое число новых случаев стабилизировалось на одной отметке — по идее, это связано с тем, что найден некий баланс между числом переболевших, останавливающих рост, и увеличением контактов из-за снятия ограничений, которые должны способствовать росту.

Сейчас существенных ограничений в Петербурге нет. При этом число новых случаев не растет.

— На ваш взгляд, это результат продуманного плана властей? Или случайность?

— Мне кажется, во время пандемии ни у кого не было четко продуманного плана. Были прогнозы — и в принципе, начиная с октября, было примерно понятно, что будет дальше. То, что в январе случился спад, думаю, было сложно спрогнозировать.

Вообще, к точным предсказаниям в рамках пандемии нужно относиться как к гаданиям. Я, например, могу сказать, что, скорее всего, весной третья волна не начнется. Но что будет летом или осенью — мы пока не понимаем.

— Это непонимание связано с новыми штаммами коронавируса, которых в России еще нет?

— Да, мы не знаем, что будет, если в России появится новый штамм, у которого выше возможность распространения и немного выше летальность. И тем более мы не знаем, что будет, если завтра появится еще один штамм, который будет не только эффективнее распространяться, но и сможет [преодолевать] защиту переболевших предыдущим штаммом.

При этом в Петербурге, вероятно, уже есть новый штамм, который просто еще не выявили. Так не бывает, что штамм изолируется: он уже должен быть во всем мире.

— Обсуждалось, что южноафриканский штамм более устойчив к антителам. Вы изучали, как это может повлиять на ход эпидемии?

— Точных данных у нас нет, нужны сложные исследования. Я пока не готов комментировать. Ведь даже если мы видим какие-то отдельные случаи, то это не значит, что на популяционном уровне происходит то же самое. В этом сложность анализа подобных ситуаций.

— А есть ли разница между «естественными» и «прививочными» антителами?

— Нет, это хорошо бы узнать. Мы попробуем измерить [иммунный] ответ на разные вакцины и сравнить его с тем, что есть у переболевших.

Как результат исследования соотносится с опытом других стран

— Есть ли данные о числе людей с антителами по другим городам и странам?

— Мы еще ищем их: сейчас публикуется много научных исследований по концу предыдущего года. Дело в том, что мы немного опоздали за первой волной исследований в мире, и большие опросы для США, Франции, Испании вышли еще до получения нами результатов [первых этапов исследования]. После этого было тихо.

Есть публикация, согласно которой по одной из выборок, популяционный иммунитет (76 % людей с антителами) достигнут в городе Манаус в Бразилии. Но после этого у них пошла третья волна. Выводов из этого было несколько: 1) иммунитет всё же был нестойким, 2) там появился новый штамм, 3) возможно, во всей популяции переболело не 76 %.

Еще было исследование по Испании: оно показало около 77 % переболевших. Но сейчас пишут, что у них многие перестали сдавать положительные тесты [на антитела]. При этом стоит учитывать, что не все тесты одинаково хорошо могут выявлять антитела на длительном промежутке, в течение нескольких месяцев после инфекции.

Исходя из всего этого, можно предположить, что мы тоже ошибаемся. И если мы увидим новую волну весной, то да — мы тоже ошиблись в наших расчетах. Либо же вирус все-таки может преодолевать иммунную защиту и она не стойкая.

При этом в России действительно большое число переболевших, так что наш результат — вполне [соотносится] с реальной ситуацией. Например, мы уже в октябре обгоняли многие страны (Петербург 24 %, Амстердам 5 %).