Кинокуратор Алексей Медведев — о фестивалях нового формата, письме в поддержку Путина и главных страхах организаторов

— Конечно, это следствие определенной тенденции, и тенденция эта понятная. Она заключается в том, что для власти, для руководства министерства культуры существуют только те проекты, которые они сами инициируют и поддерживают. Проекты независимые, исходящие от гражданского общества, вызывают как минимум подозрение и недоверие. И я бы хотел подчеркнуть, что деление идет не столько по политическому принципу: разделяют ли независимые проекты взгляды власти или несут подрывной заряд смыслов, нет. Речь идет о делении по принципу «свой — чужой». Для Минкульта подозрительно все «чужое», все, у чего есть самостоятельный, никому не подконтрольный автор. Фестиваль «2morrow» — это был проект нашего замечательного режиссера Ивана Дыховичного, его частная инициатива, реализованная на спонсорские средства, пожертвованные его другом, представителем компании Audi. Это абсолютно независимый проект, который сегодня продолжают не менее независимые Ольга Дыховичная и Ангелина Никонова. «Артдокфест» — это инициатива режиссера Виталия Манского, который половину своей жизни тратит на то, чтобы создать площадку для свободной документалистики.

Cитуация с этими фестивалями все же немного разная. Про «2morrow» чиновники сказали, что они просто не подали вовремя документы, а с «Артдокфестом» появился некий прецедент, когда министр культуры заявляет, что пока он занимает свой пост, Виталий Манский (известный своими либеральными взглядами или, точнее, привыкший мыслить независимо) не получит ни копейки на свои проекты. Хотя взгляды Манского, пусть и отличающиеся от генеральной линии, преступными не являются: к свержению существующего строя и к штурму Кремля он не призывает. Конечно, это абсолютно неприемлемый для здорового общества прецедент. Деньги Минкульта — это не деньги императора, который кому хочет, тому и дает; это налоги, собранные с народа и компаний, которые работают на российской земле, и понятно, что среди россиян и жителей той же Москвы есть множество людей, которые разделяют точку зрения как раз Виталия Манского. В чем легко убедиться, придя на столичный «Артдокфест» и увидев полные залы, какими редкий фестиваль в России может похвастаться.

— Ответ неоднозначен. С одной стороны, как я уже сказал, считаю, что фестивали, которые завоевывают доверие зрителей и вызывают их интерес, которые высоко держат планку и показывают лучшие произведения мирового искусства и тем самым вводят Россию в международный контекст, должны, конечно, пользоваться поддержкой государства в том числе. Но государство, отняв поддержку у «Артдокфеста», например, невольно создает прецеденты и положительные: фестивали начинают собирать деньги посредством краудфандинга, искать спонсоров, становятся экономически более грамотными, срезают расходы там, где это возможно. Нет худа без добра, что называется. Это положительное следствие такой тенденции и, на самом деле, — критерий жизнеспособности фестивалей.

Я вас уверяю, фестивали, существующие на государственные деньги, исчезают, как только у них отнимают финансирование. И только жизнеспособные фестивали, за которыми стоят воля, талант, страсть отдельных людей, лидеров общественного мнения, за которыми стоят зрители, которым это по-настоящему нужно, — только эти фестивали выживают. И тот факт, что фестивали «2morrow» и «Артдокфест», несмотря на отсутствие государственной поддержки, состоятся, говорит об их жизнеспособности и о том, что это фестивали нового типа. Ориентированные, с одной стороны, на зрителя, а с другой, — настоящие авторские проекты людей, которые болеют за свое дело.

— Процесс искусственного отбора. Но у этого искусственного отбора парадоксальным образом могут быть свои позитивные следствия. Фестиваль, который выжил в такой трудной ситуации, гарантированно имеет право на существование.

— Здесь важно понимать одно: фестиваль в 99 случаях из 100 — дело убыточное, ему нужно финансирование. Без сторонней поддержки он состояться не может. Более того, в русле традиции европейских фестивалей, возникших в 30-е годы в тоталитарных государствах, Венецианский фестиваль, Московский фестиваль были такими витринами культуры, вроде выставки достижений народного хозяйства. Эти фестивали, наследником которых в хорошем смысле является Берлинский, были делом государственным. Понятно, что принцип, по которому строятся Берлинский и отчасти Каннский кинофестивали, — это такая витрина престижа страны, новостной повод для всевозможных СМИ; это звезды и политики, которых приглашают на открытие и закрытие. К чему я веду: в принципе, в сотрудничестве фестиваля и власти, творческих людей и государственных денег, ничего плохого нет. Более того, сама традиция фестивального движения складывалась так, что существует большое количество масштабных государственных мероприятий, пышно проходящих: с красными дорожками, роскошными платьями, приемами, машинами и фотосессиями. В этом нет ничего плохого, если это сотрудничество правильно построено и государство не влияет на фестивальную политику и отбор фильмов.

Для Питера эта история тем более естественна: город имеет титул культурной столицы, а для того, чтобы этот титул подкреплять, давно уже абсолютно необходим масштабный фестиваль игрового кино, который мог бы на равных существовать в европейском и общемировом контексте. Так что Медиафорум в некотором смысле — государственный заказ, который был выполнен. Другой вопрос, что для такого масштабного мероприятия международного размаха, в отличие от киноманского феста, нужен большой бюджет. Как человек, причастный к составлению программы форума, я видел, на что идут эти деньги. Потрачены они были на дело: привезли огромное количество международных гостей, какого на других фестивалях у нас не бывает, была предпринята попытка создать деловое пространство, связанное с кинобизнесом, копродукцией, питчингом новых проектов, сферой IT. И, будем надеяться, что это событие в будущем введет Петербург в международный контекст. Думаю, что, конечно, в процессе организации были шероховатости, но если этот проект будет продолжаться (а в России проект с сильным лидером имеет шансы на выживание), то будет возможность для роста.

— Конечно, вся эта ситуация отразилась на многих проектах, в которых я участвовал. У нас даже атмосфера в стране за последний год сильно изменилась: стала нервозной, негуманной, нетерпимой, недружественной по отношению к людям. Работать в таких условиях крайне тяжело. Однако честно скажу, что проблем перед организаторами фестивалей стоит столько, что, условно говоря, бойкот России в культурной сфере — это примерно предпоследняя проблема из двадцати. Не очень хочу приводить конкретные примеры отказов, потому что люди о своих решениях сообщали в частной переписке и потом это не комментировали, значит, не хотели делать из своего решения политические жесты, но кое-что поясню. Например, для Медиафорума я с Анастасией Спиренковой делал программу британского кино. Было довольно сложно вести переговоры: фильмы компании давали, но вот с приездом гостей-знаменитостей было не очень гладко.

Что касается «Послания к человеку», то прежде всего нужно пояснить историю с письмом, подписанным в том числе и Алексеем Учителем. История эта странная и не очень красивая, в том числе и со стороны Минкульта. Насколько я понимаю, такие письма подписываются следующим образом: тебе звонят, часто через секретаря, и говорят: «У нас вот есть письмо против войны / за мир во всем мире / за все хорошее, подпишете?». И человек, у которого в это время запускается, допустим, большая картина с бюджетом, наполовину оплаченным государством, говорит: «Да, подпишу». Иногда и вовсе говорит: «Давайте посмотрим, что у вас там за письмо». А потом обнаруживает свою подпись, а отказываться уже поздно — надо сразу было. К тому же дезавуирование этой подписи — еще более громкий скандал, чем сам факт ее наличия. Надо понимать, это трудная ситуация.

В данном случае письмо было беспрецедентным по своей глупости, потому что говорило буквально следующее: мы поддерживаем политику Путина, какой бы она ни была. Это письмо, конечно, позорно. Обратили ли на него внимание за границей? Нет. Я советовался по этому поводу со своими зарубежными коллегами, и они сказали, что у культуры своя миссия, которая заключается, среди прочего, еще и в том, чтобы исправлять ошибки политиков, а не усугублять их, поэтому нужно продолжать работать.

У нас был только один режиссер, фильм которого я очень хотел показать, но для него камнем преткновения была как раз подпись Учителя под этим письмом. Что касается зарубежных гостей, то на всех моих проектах отказы были, но их было не очень много. В данном случае я даже могу назвать имена. Это, например, Кира Георгиевна Муратова и Алехандро Ходоровски, человек, которого я хорошо знаю. Все говорили о том, как они опечалены ситуацией, но главным критерием для них было, так как люди они уже пожилые, опасение за свою безопасность. В страну, где такое происходит (они же смотрят новости), им ехать не хочется. И это абсолютно понятная, неуязвимая позиция. Но, еще раз повторяю, все обычно строится на личных контактах, и огромное количество людей на «Послание» и Медиафорум в итоге приехало.

С фильмами проблем было еще меньше, потому что компании-правообладатели, которые за деньги предоставляют нам права на показы, зарабатывают на этом, для них это альтернативная форма проката. Хотите два показа — платите тысячу евро. Для них политика не играет роли. По крайней мере, пока ситуация не совсем вышла из-под контроля. Что будет, если ситуация усугубится, я даже представить себе не могу.

— Главная проблема в том, что в России нет отлаженной системы организации кинофестивалей. Потому что, во-первых, никто не может позволить себе и не хочет круглогодично содержать штаб фестиваля, как это должно быть. У фестиваля должен быть свой офис, подготовка следующего фестиваля должна начинаться на следующий день после окончания предыдущего, а не за два месяца до начала, как это, к сожалению, часто бывает.

В культурном менеджменте в России очень мало не только профессионалов, но и людей, которые хотя бы понимают, что такое кинофестиваль и как его организовывать. Сплошь и рядом проходят фестивали, на которых Депардье идет по красной дорожке, а кинопоказ не организован: не работает пиар и информационная служба, плохой перевод, отвратительные субтитры и так далее. А люди считают, что все отлично: приехали журналисты, звезды поздоровались с губернатором и министром — фестиваль состоялся.

Все это связано и с общим упадком образования, и с тем, что люди с менеджерскими талантами, как правило, уходят в экономическую сферу. Культурный менеджмент — слабое место практически всех фестивалей.

— Что касается площадок, то в этом году все усугублялось историей с прокатными удостоверениями. Дело в том, что кинотеатры должны были отчитываться о проведенных сеансах, прикладывая к этому отчету прокатные удостоверения фильмов, которые они показывали. Если эти удостоверения отсутствовали, кинотеатры могли оштрафовать. Приходилось даже идти на хитрости: фильмы, у которых прокатных удостоверений не было и которые не успели их получить, не указывали в расписании и так далее, и тому подобное. Но это уже совсем кухня.

Что касается самоцензуры. У меня такой проблемы нет, мы показывали, например, фильм про группу Femen, и ничего. Насколько я знаю, «Артдокфест» еще более острый фестиваль в этом плане. Если я себя и цензурирую, то руководствуюсь единственным соображением: готов ли зритель. Когда отбираю фильмы для конкурсной программы кинофестиваля, например, на Сахалине, я стараюсь держать ориентир на позитивное, достаточно мягкое зрительское кино. Просто не хочу травмировать публику, которая только начала знакомиться с кино мирового уровня, и стремлюсь показать им более светлую сторону авторского кинематографа, понимая, что для зрителей все это внове. Но это, мне кажется, не самоцензура, а стремление попасть в формат фестиваля.

На большом кинофестивале вроде «Артдокфеста» или «Послания к человеку» в маленьком зале можно на данный момент показать практически все что угодно. Единственное, нужно следовать определенным правилам. В Питере у нас возникли проблемы с показом документального фильма «Pussy против Путина», потому что я не успел об этом подумать и поставил фильм на один из последних дней «Послания». В итоге о нем успела узнать пресса, что-то написать, это привлекло чье-то внимание, поэтому показ пришлось переносить. Если бы я поставил показ на второй день фестиваля, то он бы прошел спокойно. Он и так прошел спокойно — в клубе на Белинского. Смешно говорить, что это какая-то антипутинская акция, если на нее пришло двадцать человек.

Самоцензура заключается в том, что все боятся шумихи. А вдруг депутат Милонов выступит с заявлением, что фестиваль такой-то развращает молодые умы, придет толпа экстремистов в духе «Наших» и закидает кого-то тухлыми яйцами. Все это приобретет негативную окраску, и на следующий год власти города скажут: «Это вот те люди, которые развращали молодежь и в которых яйцами кидались? Давайте держаться от них подальше и денег не давать». Вот чего на самом деле боятся организаторы.

Мне всегда хотелось проблемные показы, которые могут расколоть общество по политическим, социальным и эстетическим соображениям, правильно подавать — как дискуссию, пусть и камерную. Чтобы люди могли поговорить друг с другом и услышать противоположные позиции, просто посмотреть фильм и поделиться мнением, а не бить друг другу морды и не начинать гражданскую войну из-за того, что один считает, что Крым наш, а другой, что Майдан — это образец доблести.