На протестной акции 23 января в Петербурге, по последним данным «ОВД-Инфо», было задержано более 570 человек. Многие жаловались на жестокость со стороны сотрудников правоохранительных органов — людей били дубинками, одну из участниц митинга полицейский ударил ногой в живот.
«Бумага» поговорила с четырьмя пострадавшими на митинге, в том числе журналистами.
«Бумага» не получила комментарий в МВД по поводу жестких задержаний. Спикер Закса Вячеслав Макаров поблагодарил сотрудников Росгвардии и полиции, которые работали на акции протеста.
Ирина Козак
— Я вышла на акцию, потому что это моя гражданская позиция: я не согласна с тем, что сейчас происходит.
Сначала мы с моей девушкой были у Исаакиевского собора, просто шли со всей толпой, людей становилось всё больше. Затем участников акции начали пугать, брать в кольцо, и мы услышали возглас о том, что все идут к Дворцовой. Там было оцепление, поэтому мы пошли на Марсово поле.
На Марсовом мы сначала смотрели на всё со стороны, не кричали. Некоторые люди забрались на мраморные плиты, мы тоже это сделали и стали скандировать «Свободу Навальному!» и другие лозунги — то, ради чего мы собрались.
Когда мы ушли с постаментов, то увидели, что люди играют в снежки, и я тоже начала кидать их. Мы не бросали их в ОМОН, просто в сторону. И один из сотрудников, перепутав меня с мужчиной, стал кричать: «Ты петушара, мы на тебя сейчас побежим, ты офигеешь».
На меня побежала куча людей в форме, которые сбили меня с ног, а потом били по лицу и в живот. Когда меня несли к автозаку, я просила, чтобы они перехватили мне левую ногу, потому что было очень больно, мне выламывали сустав. На это мне ответили: «Потерпишь».
В автозаке у меня было состояние аффекта или что-то подобное, я пыталась выйти оттуда, а другие задержанные меня успокаивали. Хотя некоторые из них оказались там из-за меня — когда меня поволокли, они спрашивали, почему полиция это делает.
Нас доставили в отдел полиции № 37, там я вызвала скорую помощь. Когда она приехала, сотрудники полиции пытались отнять меня от врачей, ссылаясь на то, что мне нужно незамедлительно дать показания. Мой паспорт забрали у медиков, отнесли в кабинет, где сидели остальные задержанные. Меня снимали на видео, когда я рассказывала о том, почему вышла на митинг, дали подписать протокол. Насколько я помню, там было написано о нарушении коронавирусных ограничений. Если честно, в том состоянии я не могла отдавать себе отчет в том, что я точно подписываю. Фотографий я тоже не могла сделать, потому что мой мобильный во время задержания разбили.
После этого скорая отвезла меня в Покровскую больницу на Васильевском острове, но остальным задержанным полиция сказала, что меня отвезли в Сестрорецк. Мне сделали общее обследование, УЗИ, рентген всего тела, но не отдали ни одной бумаги об этом. У меня на руках только справка о том, что у меня повреждения мягких тканей. У правого глаза сильный синяк, на правой кисти возле мизинца разошлись швы (незадолго до акции мне сделали операцию), об этом ничего не сказано.
Я планирую забрать все свои анализы из больницы, чтобы обратиться в прокуратуру. Моя девушка уже связалась с адвокатами.
Вера Рябицкая
Журналистка The Insider
— Я пришла на митинг для освещения протестов, у меня было редакционное задание от издания The Insider. Меня задержали на площади Восстания, рядом с обелиском «Городу-Герою Ленинграду» — в тот момент участники акции начали перекрывать Лиговский проспект.
Когда туда приехали полиция и ОМОН, они начали жестко разгонять и бить людей. Я пыталась снимать избиения, когда меня в первый раз хотели задержать, но мне удалось увернуться.
Затем ко мне подбежал сотрудник полиции — в форме и шлеме, но без жетона. Мужчина схватил меня рукой за шею, согнув локоть, и поволок в автозак, хотя я не оказывала сопротивления и в принципе могла дойти и сама. Пока он меня тащил, кажется, дважды ударил меня дубинкой в область ног. Когда мы были у автозака, он продолжал держать мою шею, мне перестало хватать воздуха, очень болела челюсть. Я не могла стоять ровно и постоянно падала, поэтому другие сотрудники полиции или Росгвардии, трудно было разглядеть, стали затаскивать меня в автозак за волосы и протащили по полу.
У меня короткие волосы, я была в защитной маске и бесформенной одежде, поэтому меня приняли за парня. Когда меня затаскивали, кричали: «Давай сюда его, нет сюда». Меня кидали сначала на одно, потом на второе кресло, а когда я уже хотела сесть, схватили за рюкзак и потащили на другое место. Я была первой в этом автозаке, поэтому, к сожалению, никто не заснял этого. Сейчас я ищу видео своего задержания, чтобы приобщить к заявлению о просьбе возбудить уголовное дело.
Когда автозак только начали заполнять, нескольких мужчин бросили прямо на меня. К одному из задержанных подошел человек в форме и начал натягивать ему капюшон на голову, оскорблять, хотя мужчина просто молча сидел.
Потом со мной [в автозаке] было еще около 25 человек. Их тоже жестко заводили, никому не давали зайти самостоятельно. У одной несовершеннолетней девочки, которую затолкали в автозак вместе с матерью и братом, началась паническая атака. Другая девочка, тоже несовершеннолетняя, пыталась ей помочь, но ее за это стали бить по лицу и дубинками. Другого мужчину тоже жестко затащили в автобус и наступили на горло. Я не всё из этого видела своими глазами, потому что сидела в самом конце автозака, и по мере его заполнения не понимала, что происходит в начале. Но потом мы разговаривали с задержанными обо всем, что произошло.
Со мной в автозаке был еще один журналист, Арсений Веснин из «Эха Москвы» (его рассказ читайте далее — прим. «Бумаги»). Его задержали несмотря на то, что на нем были все опознавательные знаки, в том числе жилет прессы. Он тоже пытался снимать избиения, и ему досталось, его били и оскорбляли. Из автобуса он позвонил в МВД по Петербургу, потребовал освободить его, потому что он журналист, рассказал про меня, но никто никак не отреагировал.
Нас отвезли сначала в отдел № 35, где Арсений вышел с частью задержанных, остальных отправили в отдел № 86 в Приморском районе, где на нас стали оформлять протоколы о нарушении режима повышенной готовности в связи с пандемией коронавируса. Все, кто были со мной, получили протоколы только по этой статье.
Ко мне направили защитницу из «Правозащиты Открытки», но ее не допустили, потребовав заверенную нотариусом доверенность о том, что она представляет мои интересы. Потом она вызвала дружественного адвоката, который использовал ордер и смог представить мои интересы без доверенности.
Я не согласна с вменяемым мне нарушением, я написала длинное объяснение, рассказав, что я журналистка и меня били. В отделе мое редакционное задание не приняли вообще, мой главный редактор пытался связаться с главой пресс-службы МВД Вячеславом Степченко, тот сказал, что всё понял и вопрос решит, но в итоге не решил, а может, и не пытался решить.
Я сразу обратилась к врачам, чтобы снять побои, а на следующий день написала заявление в МВД Центрального района, поскольку я должна была подать документ по месту задержания. К нему я приобщила выписку из травмпункта и редакционное задание. Я также подала жалобы в прокуратуру и уполномоченному по правам человека.
Не могу сказать, что действия силовиков меня удивили, я ожидала, что будут жесткие задержания. Но меня удивило, что били даже представителей прессы, которые были со всеми отличительными знаками.
Анастасия Афанасьева
Активистка
— Я пошла на акцию как активистка, моя позиция — это нейтралитет, я не поддерживаю какие-либо партии. Когда меня задержали, я была на Сенатской площади. Люди уже ушли к Дворцовой, а я осталась, чтобы меня не приобщили к несанкционированному митингу.
Я встала в одиночный пикет с плакатом, на котором было написано: «Пока мы существуем — будет злой гололед / И майор поскользнется, майор упадет / Ведь мы — лед под ногами майора». Ко мне подошли двое сотрудников в форме и сказали, что у нас запрещены одиночные пикеты. Я ответила, что это не так, из своих рук показала им документы, а они вызвали подмогу, о чем-то пошептались и предложили мне сдать плакат. Потом отпустили.
Когда я отошла, меня догнали пять полицейских, повалили на землю и при задержании сильно рассекли правую руку, левую тоже повредили. У меня ушибы и ссадины. Меня посадили в автозак, не дали ни салфетки, ни воды, и я залила кровью весь пол. Помогли задержанные: вместе со мной в автозаке было семь человек. Я не знаю, как задерживали остальных, но там был несовершеннолетний, которого допрашивали без родителей. Мы говорили ему, чтобы он не отвечал, пока они не приедут. Полиция пыталась запугать его: что его заберут у близких, исключат из школы.
Задержанных доставили в 30-й отдел полиции. Меня почему-то считали несовершеннолетней, видимо, забыли, что я показывала им паспорт, а потом я уже отказывалась его доставать. В отделе я попросила вызвать скорую, врачи приехали примерно через час, залили руки перекисью и сказали, что мне нужно наложить швы. Но полиция попросила их оставить меня, пока я не подпишу все бумаги.
В автозаке я была где-то час, в отделении полиции 3,5 часа. После того, как меня отпустили, я сразу поехала в травмпункт, чтобы зафиксировать избиение. Мне поставили диагноз: ушибленная рана правой кисти и ссадина левой. Сейчас мне бесплатно помогает адвокат из «Апологии протеста», мы отправили заявление в СК заказным письмом. Будем ждать.
Арсений Веснин
Журналист «Эха Москвы» в Петербурге
— Когда акция близилась к концу, протестующие пришли на площадь Восстания, перекрыли Невский и Лиговский проспекты и встали у обелиска. Люди начали скандировать лозунги, и я понимал, что это привлечет внимание ОМОНа, поэтому тоже находился там и вел трансляцию на ютьюб-канале.
В какой-то момент действительно приехал ОМОН и побежал на людей. Я далеко не в первый раз работаю на акциях, поэтому в таких ситуациях никогда не бегаю, наоборот — очень спокойно передвигаюсь, чтобы ни у кого не возникало ощущения, что я участвую в этой акции, чтобы все видели, что я журналист. На мне была желтая жилетка прессы и пресс-карта.
Я иду и вижу, что на асфальте лежат трое молодых людей, а их стоя бьют дубинками люди в бронежилетах и шлемах без жетонов и без шевронов. Я остановился, начал это снимать, и тут еще какие-то люди появились вокруг, и сотрудники правоохранительных органов взяли нас в кольцо, тоже периодически кого-то избивая дубинками. Мне прилетело пару раз, пытались ударить по ноге, видимо, чтобы я упал, но я не упал.
Не могу сказать, что всё это было сильно больно: когда летом работаешь на акции и прилетает дубинкой, гораздо больнее. А тут на мне был пуховик, свитер, кофта с длинным рукавом и футболка, и то, что прилетало по телу, в общем, было не очень болезненно.
Потом нас начали заводить в автобус. Подталкивали руками, ногами, дубинками. Никто не представлялся, никаких отличительных знаков у сотрудников не было, зато на мне было дофига отличительных знаков журналиста. Я им спокойно говорил: «вы нарушаете закон, я журналист, вы не имеете права меня задерживать». На что мне сказали: «пошел, потом с тобой разберемся». Толкнули, пинок какой-то был сзади.
В автобусе нас пытались утрамбовать, а тех, кто сопротивлялся, били дубинками. Одну девушку и парня положили на пол автобуса и били дубинками и ногами за то, что они кричали: «фашисты, что вы делаете, вам должно быть стыдно». Я снимал эти избиения и пытался задавать вопросы, чтобы как-то повлиять на ситуацию и обратить внимание сотрудников на то, что это снимается, что это нарушение закона.
Один из избивавших увидел, что я снимаю, потребовал отдать телефон. Когда я отказался, он стал отбирать телефон, чуть его не сломал, хорошо, что у меня крепкий противоударный чехол. Телефон забрали, а через минут пять его вернул другой сотрудник полиции — более или менее адекватный человек, с которым я установил контакт. За это ему большое спасибо.
Нас привезли в 35-й отдел полиции. Там всё было спокойнее, с нами стали разговаривать, отпустили людей в туалет, дали попить. Начальник отдела несколько раз разговаривал с кем-то из главка, когда я спрашивал его, могу ли я идти, он говорил: «нет-нет, давайте вы подождете». И еще полчаса с лишним я находился в отделе полиции. Меня отпустили, не знаю, специально или нет, когда акция на Гостином дворе уже заканчивалась.
На митинге 23 января силовики сознательно и жестко задерживали журналистов. Свои незаконные действия они не комментируют, а в Кремле их оправдывают. «Бумага» подробно рассказывала о ситуации.
