Анонимный уличный художник Hioshi из Петербурга — автор арт-объекта о мухах, которые играют в людей, скульптуры о «пакете Яровой», а также «робота», бесконечно листающего соцсети в офисе «ВКонтакте». В апреле он посвятил мини-скульптуру блокировке Telegram.
«Бумага» поговорила с Hioshi о том, что означает его псевдоним, как реагирует полиция на фигуры с двухметровыми женскими ногами в центре Петербурга и средний палец у Кремля и почему социальный арт помогает почувствовать, что не живешь в Зомбилэнде.
— Расскажите, чем вы занимаетесь, где живете?
— Условия анонимности, на которых я делаю арт, не позволяют мне много рассказывать о себе. Я живу в Питере, приехал сюда учиться из очень маленького населенного пункта. В плане культуры город был для меня открытием: в первую очередь удивило, как люди относятся друг к другу. Например, если я нечаянно наступил кому-нибудь на обувь, то человек мог извиниться передо мной вместо того, чтобы толкнуть или сказать что-нибудь, как это было принято у меня дома.
У меня нет художественного образования, о чем очень жалею. Но, с другой стороны, есть опыт в живописи и скульптуре, полученный при общении с друзьями из Мухинской академии. Мы много лет общались на тему истории и теории искусства, о том, как ведет себя цвет в тенях или на свету. Этого, конечно, мало моему жадному до знаний уму, но хватает, чтобы реализовать какие-то свои задумки. Думаю, если бы не военкомат, то я подождал бы пару лет и поступил в художку. С другой стороны, если бы не военкомат, я давно уехал бы [из России] по [программе] Work and Travel и жил бы в другой стране с моими друзьями.
— Как давно вы начали заниматься стрит-артом?
— Первую свою работу я решил посвятить перспективам российской сырьевой экономической модели и влиянию этой модели на жизнь обычных людей, не занятых в нефтяной гонке и в рядах силовиков или чиновников. Это был скульптурный арт-объект с двухметровыми женскими ногами, между которыми на пуповине повесился новорожденный младенец с российским флагом в руках.
Это был 2012–2013 год, время торжествующего патриотизма. Чиновники строили олимпийские объекты в Сочи и готовились утереть нос всему миру величием России, в то же время прошли чудовищные по количеству вбросов и нарушений выборы президента и очень жесткие нападения полиции на протестующих. Я видел, как люди смирились и начали вестись на пропаганду относительно религиозности, особого пути, державности и прочего мусора. От этого захотелось выразить свое мнение каким-нибудь заметным способом.
Я придумал эту скульптуру, потому что самое ценное, что есть у нас, это обычные люди. Некоторые наши соотечественники могут оказать влияние на положение дел в мире — и для этого необязательно сапогами топтаться по Донбассу или Сирии. Иногда бывает достаточно одному человеку написать несколько строк кода и создать при благоприятных инвестиционных условиях «ВКонтакте» или Telegram. Такие действия двигают человечество вперед, поднимают имидж государства и создают новые рабочие места. Кроме того, «ВКонтакте» устраивал конкурсы, где раздавал деньги талантливым разработчикам, это всегда стимулирует развитие. Наша верхушка может только продавать нефть, строить микрорайоны без детских садов и больниц, а также воевать и запрещать. Такой подход к обществу обречен, мы не может опираться только на нефть. Как показал кризис 2014 года, я оказался прав со своими прогнозами.
— Что означает ваш псевдоним?
— Псевдоним ничего не означает. Я хотел сначала подписать эту скульптуру своим именем, но мне подсказали, что с полицией могут быть проблемы. И оказались правы: там была куча полиции, и никто не знал, как так получилось, что эта гигантская штука выросла из-под земли у всех под носом.
— Почему вы сохраняете анонимность?
— Это позволяет мне вести образ жизни обычного человека: работать на обычных своих двух работах и не зависеть от того, актуален ли я как художник, зовут ли меня на выставки, дают ли мне гранты — и вообще, от обычной художественной текучки, не позволяющей многим людям раскрыться как следует в стране, где всем положено молчать. Конечно, я тоже сталкиваюсь с трудностями при покупке материалов и том, что часто бывает некогда делать тот арт, который хотелось бы делать, но это решаемо. Если же меня начнут цензурить или затыкать рот, если после каждой публикации ко мне в мастерскую будут вваливаться мусора, как они ввалились к Кириллу Серебренникову, то тут уже совсем ничего не поделать: страдать или молчать.
— Как много людей знает о вашей деятельности?
— Из моих знакомых знают всего несколько человек, и я стараюсь сильно не распространяться. Кроме того, даже те, кто знает, через некоторое время забывают — и меня это полностью устраивает.
— Работы каких художников вам нравятся? Можете назвать что-то в Петербурге?
— В первую очередь это Миша Маркер. Он очень крутой, и работы его мало того что честные, так еще и технически выполнены очень круто. Я первое время не обращал внимание на сами работы, смотрел только на смысл, до тех пор пока однажды не увидел вживую. Если смотреть издалека, то понятен сам смысл работы, ты можешь подумать о чем-либо, с работой просто всё ок. Но если подойти поближе, то замечаешь, насколько круто он заморачивается на мелкие детали, и тебе начинает хотеться позалипать и поразглядывать, как круто это сделано. Такие тонкости, как мне кажется, делаются из большого уважения к зрителю. Человек ожидает, что ты искушен, и старается не разочаровать тебя в ожиданиях.
Также мне понравилась в Питере работа Владимира Абиха: у него нарисован барашек из оригами, потом он разворачивается и сворачивается обратно в волка — мне кажется, это очень крутая тема. В Питере работает Паша Кас, он сделал много крутых работ о своей родине (Казахстане — прим. «Бумаги»), надо смотреть у него на странице.
— Как вы придумываете свои работы?
— Чаще всего самые крутые идеи приходят во время лепки или всяких рутинных монтажных работ, когда распиливаешь алюминий для инсталляции. Монотонная работа позволяет оказаться наедине со своими мыслями, вспомнить прочитанные книги, просмотренные фильмы, идеи приходят сами собой.
— Вам важно, чтобы ваши работы были именно на улицах? Можете ли вы представить их в галерее?
— Я выбрал публиковаться на улице, потому что галереи не рискнули бы поставить у себя такой жесткий политический арт с явной критикой режима, личности президента и его действий. С моей занятостью мне просто некогда ходить по галереям или писать им с предложениями, ждать появившегося окошка среди выставок, а также совершенно нет времени и желания согласовывать свой арт на улице. Прямо сейчас мне пришла идея в голову, это означает, что ее надо реализовать, а потом поставить на улице. Если ей будет отведен срок постоять пару часов, то это уже хорошо, за эти пару часов ее успеет заценить какое-нибудь количество народа. Если же с ней что-нибудь случится, то нестрашно, ведь душа разрушенной или украденной инсталляции обретет вечную жизнь в лучшем мире — в интернете.
У меня есть небольшой опыт заточения работ в интерьере, и всегда этот опыт был положительным. Одна моя работа со скелетом чайки выставлялась в питерском Музее стрит-арта, другая сейчас находится в Брюсселе в одном из офисов в квартале Европарламента, и еще одна — в штабе «ВКонтакте» в Доме Зингера. Все три работы прекрасно вписаны в интерьер, и я очень рад, что так с ними обошлась судьба. Можно сказать, что они живут лучше меня. Если у меня появится возможность вписаться в галерею с выставкой с бюджетом и куратором, то я, конечно, буду рад, так как это прекрасная возможность шагнуть вперед и превысить в работе свои личные возможности.
— Что происходит с вашими уличными работами? Вы как-то следите за их судьбой?
— Первое время парился насчет того, чтобы прятаться, когда публикую свои работы на улице. Но потом понял, что меня рядом с ними никто не замечает и можно расслабиться. Иногда остаюсь, чтобы посмотреть на реакцию, и вижу много интересного: видел одобрение, неодобрение; видел, как мои работы крадут, бывает всякое. Чаще всего просто фоткают и бегут дальше по своим делам.
О судьбе своих пропавших работ не знаю практически ничего, кроме пары исключений. Однажды поставил картину на первый попавшийся долгостройный забор в центре; она была о священнике, который хочет помочь астрофизику тем, что освящает телескоп и брызгает кадилом прямо в переднюю линзу. После новости в прессе со мной связался человек, очень любезно дал понять, что снял эту работу и поставил где-то там же. Оказалось, что этот дом — тоже какая-то церковь. Я попросил забрать работу, и она теперь у меня на руках. Впервые в моей практике работа вернулась ко мне обратно, чему я очень рад, она мне стоила очень дорого.
— Что стало с картиной про баттл Оксимирона и Гнойного, не знаете?
— Не знаю. Сразу после того, как выставил ее, уехал на море на две недели и реакцию наблюдал уже через инет. Видел, что Оксимирон постил ее у себя в твиттере и в инстаграме, только подписать забыл. Было бы мило с его стороны, поскромничал, наверное, оттого что у меня подписчиков мало. Потом, когда я вернулся, ее уже не было. На руках она у кого-нибудь или просто ее кто-то пнул, я не знаю.
— Когда вы устанавливали фигуру руки с вытянутым средним пальцем у Красной площади, как реагировали люди?
— Было очень легко: во время установки на мосту стояла всего одна полицейская машина; пока я делал фотки, она развернулась и уехала. Людей вокруг не было, на обратном пути видел, что там стояла толпа туристов — они уже отходили — и пара человек с задних рядов подходили ближе, чтобы сфоткать.
В прессе информации было мало, но мне понравилась реакция социальных сетей: люди репостили очень активно фотографию — часто без информации об авторе и подписей, всем и так всё понятно. Такую реакцию не закажешь и не купишь, конечно, если у тебя нет армии фейков из ручной фабрики троллей.
— Какова, как вам кажется, цель социального стрит-арта? Какого эффекта вы ожидаете?
— Цель — показать, что есть люди, которые настолько не согласны с происходящим, что готовы тратить свои силы, время и деньги на то, чтобы выразить протест. Это может быть политика, общество, экология, любые социально значимые вопросы.
В 2013–2014 годах, если бы я увидел такой арт на улицах, мне стало бы гораздо легче, так как я был уверен, что живу в Зомбилэнде и окружен исключительно патриотами. Мне казалось, что все вокруг ликуют от предстоящей Олимпиады, ненавидят США, считают Европу каким-то грязным местом, а себе приписывают образ какой-то чистоты и набожности.
Сейчас по работе общаюсь с большим количеством очень разных людей, и ко мне возвращается вера в человечество. Еще не всё потеряно, вокруг много адекватных людей из разных социальных слоев. Люди одинаково резко критикуют коррупцию и прекрасно понимают, какие у нее последствия. Люди ценят собственную репутацию и удивляются, что для политиков есть определенный ценник, за который репутацию запросто можно добровольно безвозвратно запачкать и остаться в памяти людей конченым скатившимся человеком. Я общаюсь с людьми через арт и вживую — и с каждым днем всё приятнее это делать.
