Половина убитых женщин в России — жертвы своих близких. Социолог комментирует новые данные прокуратуры

Генеральная прокуратура России начала публиковать новые данные о жертвах преступлений. Они позволяют лучше судить о масштабах домашнего насилия — прежде среди убитых нельзя было выделить женщин и тех, кто погиб от рук членов семьи. Поэтому оценки домашнего насилия разнились от нескольких сотен до 14 тысяч жертв в год.

Самые достоверные данные были выборочными: исследователи анализировали тексты приговоров по делам об убийствах и выделяли нужные случаи по конкретным словам. Теперь доступны полные официальные цифры по стране и по Петербургу.

По просьбе «Бумаги» социолог Екатерина Ходжаева рассказала, что нового мы узнали и в чем специфика преступлений против женщин.

Екатерина Ходжаева

Научный сотрудник Института проблем правоприменения Европейского университета в Санкт-Петербурге

Кого убивают чаще

— В 2021 году прокуратура начала публиковать данные о количестве преступлений в отношении женщин и несовершеннолетних с разбивкой по большинству статей уголовного кодекса. Я думаю, что прокуратура откликнулась на повестку — в обществе стали больше говорить о домашнем насилии, обсуждать специальный закон. Я случайно заметила, что эти данные появились, и стала их отслеживать — сейчас есть цифры за полный 2021 год.

Вообще, среди всех преступлений самыми достоверными мы считаем данные об убийствах, потому что по многим преступлениям люди могут не заявлять в полицию (например, о побоях) или сама полиция не возбуждает уголовные дела, а труп сложно скрыть, особенно криминальный.

По убийствам или «умышленному причинению смерти» в России есть две основных статьи: 105 (убийство) и 111 ч.4 (умышленное причинение тяжких повреждений, повлекшее смерть потерпевшего). Чаще всего это одно и то же деяние (например, удар, оказавшийся смертельным), и в международной статистике это всё ложилось бы в одну категорию. Значительно реже встречаются еще ст. 106 (убийство матерью новорожденного) и ст. 107 (убийство в состоянии аффекта).

Всего преступлений по этим четырем статьям (включая и покушения на убийство или приготовление к нему) в 2021 году было 10 967 по стране, а расследованы с установлением виновника — 10 069 случаев (нужно понимать, что расследование занимает время, поэтому какие-то уголовные дела попадут в статистику следующего года). Есть еще «непреднамеренные смерти», мы их сейчас не берем.

Итак, что нам говорят эти данные об убийствах?

Среди всех погибших от умышленных действий, женщин и девочек — 25,4 %. То есть убивают намного чаще мужчин. Три четверти жертв убийств — это мужчины и мальчики. Вероятность быть убитой у женщины — в два раза меньше, чем у мужчины (потому что у нас женщин в обществе 54 %, а среди убитых их только 25 %).

Прокуратура дает нам информацию о том, сколько расследованных убийств совершены родственниками — членами семьи, включая сожителей/сожительниц и бывших супругов. Среди всех убийств (включая покушения) таких чуть меньше четверти — 23,9 %. И больше половины из них — 54,7 % — это убийства женщин и девочек.

Всего от умышленных действий близких погибла по меньшей мере почти что половина (47,2 %) всех убитых женщин или девочек. К сожалению, статистика Генеральной прокуратуры не фиксирует пол домашнего агрессора, поэтому мы не можем точно сказать, что все погибли от рук именно мужчин. Но эти данные позволяют прикинуть уровень наиболее тяжкого домашнего насилия в стране. Получается, что вообще женщин убивают намного реже, но если уж убивают, то в половине случаев это происходит от рук близких. Тогда как мужчины от семейного насилия погибают только в 13,3 % случаев, в основном их убивают посторонние.

Как убивают в разных регионах

— В целом по России нет значительной вариативности по доле женщин среди жертв, погибших от умышленного насилия, — от региона к региону эта доля от 15 до 33 %, с небольшими статистическими «выбросами» в Камчатском и Алтайском крае (где убиты были в основном мужчины), и с Новгородской областью и Северной Осетией, где женщины среди убитых составили 37 и 43 %.

В Петербурге основные соотношения по семейному насилию такие же, как по России. Разница только в том, что доля убитых женщин по сравнению с мужчинами у нас немного выше – 30,6, а не 25,4 %. В абсолютных числах в Петербурге за год были намеренно убиты 57 женщин из 186 человек.

Но у нас вообще не очень высокий процент убийств. Петербург в этом отношении благополучный город. Мои коллеги показали, что Москва и Петербург по убийствам на том же уровне, что Европа, а Тыва — как Южная Америка.

Особенность российской преступности и конкретно убийств — в том, что у нас вообще мало планируемой преступности. Она обусловлена именно социальным взаимодействиям, конфликтом. Типовая фабула: работающие, служащие люди, которые не выпивают каждый день, в праздники сидели выпивали, потом кто-то что-то кому-то сказал и понеслось. Убийств в России значительно больше в праздники: в Новый год всегда рост убийств. Вероятность быть убитым в собственный день рождения растет.

Бывает, что люди компанией поехали на шашлыки, подрались и не успели довести пострадавшего в травму. У человека может быть черепно-мозговая травма, которая не сразу диагностируется как опасная. Об этом люди мало знают и в опьянении не могут оценить опасность. А потом происходит отек мозга и человек, которого можно было спасти, умирает, а тот, кто его толкнул, получает 7–8 лет лагеря — он же умышленно толкал, они же дрались.

Очень важный фактор в убийствах — и почему их так много в той же самой Сибири — что люди часто пьют в мелких и удаленных населенных пунктах. И человека просто не успевает довезти до больницы. Если бы его успевали спасти, это было бы уже другое преступление.

Что известно про домашнее насилие

— Я напомню, что домашнее насилие — это не только, когда муж бьет жену. Это и когда мать, доведенная на работе, бьет или убивает своих детей. Это и когда сын или дочь бьет мать.

Про домашнее насилие в России мало исследований. Мы можем точно сказать, что у нас провалена превентивная работа. Я знаю это по собственным исследованиям работы участковых. Вроде как считается, что у нас есть превентивные составы, например статья «угроза убийством». Участковые раньше очень любили эту статью, потому что по ней легко сделать «палку», но с 2009 года прокуратура ужесточила стандарт и потребовала дополнительных свидетелей. Члены домохозяйств часто не считаются свидетелями, потому что они заинтересованные лица. Надо, чтобы угрозы слышали соседи или люди на улице. И участковые просто не могут возбудить дело, потому что прокуратура его не пропускает. Особенно если агрессор — мужчина, который избивает свою семью — тоже не лыком шит и подает такое же заявление, что жена его избивала. Тогда участковый, как уж на сковородке, вертится и отказывает в возбуждении уголовного дела.

И мы получаем ситуацию, как в Нижнем Новгороде, когда мужчина убил семью и свою мать. Семья не получила помощь, хотя женщина много раз обращалась к участковому, чтобы возбудить уголовное дело хотя бы об угрозах.

Более того, домашние побои были декриминализованы — это до сих пор частное, а не публичное обвинение. То есть в любой момент женщина может забрать заявление. Она должна сама собрать доказательства, прийти в суд. В ситуации зависимости и уязвимости — это касается не только женщин, но и стариков — жертвам некуда идти, они подавлены, у них мало ресурсов.

Социальная работа провалена: репрессивная функция выдана полиции, а социальные службы просто изолируются от этих задач. Есть шелтеры, которые созданы НКО, но это не массовая политика. Даже если они есть, про них нужно откуда-то узнать. Женщина приходит к участковому, а он не может рассказать ей про ближайший шелтер, потому что нет связей между социальными службами и федеральной полицией, слабо укорененной в местной жизни. Это результат реформы 2012 года, полицейское ведомство полностью отделилось от социальных проблем.

Все уповают на закон о домашнем насилии, но как исследователь правоприменения я хочу четко сказать: закон без правоприменительной интенции не будет воплощен в правильном виде. Ничего не наладится само собой, просто потому что будет принят закон. Нужно будет думать над тем, как его применять. Нужно выстраивать горизонтальное взаимодействие между разными агентами социальной политики в отношении домашнего насилия: полицией, социальными службами, опекой (которая сейчас тоже репрессивный инструмент вместо того, чтобы помогать семьям в трудной ситуации).

Эта статистика хотя бы позволяет нам прикинуть, сколько всего домашнего насилия. Но нужна и более детальная информация — где совершено преступление, пол агрессора. Всё это у прокуратуры есть в виде карточек, в которые записывают обстоятельства уголовных дел, но пока эти данные получить для научных и прикладных задач нереально.

Если мы не знаем всей полноты картины, не можем типизировать преступления, ситуации, в которых они случаются. Поэтому не можем дать адекватной политики. Где-то проблему домашнего насилия нужно решать психологической помощью, а где-то это уже не поможет и надо изолировать женщину и детей. Нужно оценить, во что больше вкладывать ресурсы: сколько нужно шелтеров, а сколько психологов? Может, дороги надо строить — чтобы людей довозили после конфликтов и они не умирали.