В России до сих пор не существует закона против домашнего насилия, который принят почти повсеместно за рубежом, в том числе в странах СНГ. Несмотря на регулярное появление подобных инициатив, Госдума так и не одобрила ни один законопроект для защиты жертв и наказания домашних агрессоров.
Специалисты кризисных центров объясняют, что только по официальным данным ежегодно жертвами бытового насилия становятся десятки тысяч женщин. Реальные цифры гораздо больше, но из-за несовершенства законодательства ни понять подлинные масштабы, ни начать борьбу с проблемой невозможно.
Осенью Госдума должна рассмотреть два законопроекта о домашнем насилии. «Бумага» узнала, как с проблемой борются сейчас и что можно сделать, изменив закон.
«Закон о насилии — это эволюционный путь»
«Не помню, как это случилось! Наверное, она сказала что-нибудь не то», — оправдывался военный пенсионер В. на приеме у психолога. В тот вечер он много выпил, «под руку попалась» его жена: на лице и руках О. остались ссадины, гематомы и ушибы.
О. и В. живут вместе уже 32 года. За последние десять лет бывший военный безуспешно кодировался шесть раз, а на жену поднимал руку регулярно. Часто свидетелями скандалов становились соседи, которые не раз подбирали пьяного В. и приводили домой.
Супруги почти не разговаривают: не хотят, да и не о чем, общих интересов не осталось. Живут в разных комнатах, даже бюджет раздельный, разве что жена, привыкшая заботиться о муже, иногда готовит еду и убирает. С мужем О. ведет себя властно и снисходительно, с остальными — по-светски, всем видом показывая, что в их семье «все нормально».
Насилие здесь скорее не реальная агрессия и попытка причинить зло, а проявление чего-то детского, чтобы обратить внимание на себя, на свое страдание
Эта опрятная женщина средних лет работает руководителем жилищной конторы. В. — полная противоположность жене: ходит в старой военной форме и стоптанных ботинках, угрюм и редко разговаривает. Работает электриком в сетевом супермаркете, где он на хорошем счету, хотя друзей так и не завел.
Один раз муж и жена подрались, когда О. отобрала у В. документы и ключи от квартиры, чтобы тот не пошел на встречу с собутыльниками. В один из последних разов В. не справился — поколотил жену сильнее обычного. После этого случая добровольно отправился к наркологу. Тот настоял на обращении за психологической помощью. Так О. и В. впервые и не по своей инициативе оказались на приеме у психолога.
— Насилие здесь скорее не реальная агрессия и попытка причинить зло, а проявление чего-то детского, чтобы обратить внимание на себя, на свое страдание. Но этот детский мозг находится в теле взрослого мужчины, поэтому это все похоже на преступление, — считает психолог О. и В. Александр Никулин.
По всей стране сейчас действует 42 центра, которые помогают женщинам в тяжелых жизненных ситуациях.
Согласно статистике на 2013 год, из 3147 профильных центров социальной помощи с женщинами работала 21 организация, 1352 — с детьми и несовершеннолетними, 663 — с семьями. Больше тысячи центров оказывают поддержку всем категориями и группам, и только два центра предлагают психологическую поддержку мужчинам.
Одна такая организация действует в Барнауле, еще одна — центр «Мужчины XXI века» — работает в Петербурге.
Должность «руководитель» у Гоголкина условная: он, как и все сотрудники центра, волонтер, а сама организация зарегистрирована в качестве НКО. Кто-то отвечает за горячую линию, кто-то за личные встречи с клиентами. Сначала мужчины организовали движение против домашнего насилия, а потом решили создать отдельный центр, чтобы проводить консультации для тех, кто не может справиться с собственной агрессией. Когда центр только открылся, в нем работали 15 волонтеров, сейчас осталось около пяти. Практикующих консультантов двое, но и желающих пройти реабилитационный курс единицы.
— У нас процентов 60–70 % клиентов уходит после первого раза. Когда насилие перестает быть невидимым, человек сам оказывается потрясен тем, что происходило в его жизни. Если клиент решил, что хочет остановиться, то мы останавливаем терапию, — разводит руками Андрей Исьемин, психолог-волонтер центра.
— Если появится закон, защищающий от домашнего насилия, реабилитационный курс станет обязательным. Но это эволюционный путь: закон появится тогда, когда общество будет готово, — говорит Александр Гоголкин, подчеркивая, что работа центра направлена на соблюдение прав, гарантированных Конституцией.
Ордеры от побоев
Законодательные меры в защиту жертв бытовых преступлений приняли уже порядка 140 стран, включая страны СНГ: Беларусь, Казахстан, Молдовию, Украину. В России первая попытка регламентировать действия государства в ситуациях бытового насилия появилась еще в 90-е годы. Тогда авторы законопроекта делали упор на улучшение социально-правовой сферы: например, на расширение прав и обязанностей социальных служб. Но в 1999 году Госдума сняла законопроект с рассмотрения.
Мари Давтян вместе со своим коллегой Алексеем Паршиным уже больше двух лет работает над законопроектом «О профилактике семейно-бытового насилия».
— Сейчас максимум, что может сделать полиция, — забрать на несколько часов для проведения профилактической беседы, а потом насильник снова возвращается домой. Мужчина чувствует свою безнаказанность, и все повторяется еще раз, потом опять. В конечном счете нередко все заканчивается убийством, — говорит замдиректора Национального центра по предотвращению домашнего насилия «АННА» Дмитрий Синельников. — Только 60 % позвонивших по телефону доверия обращаются в полицию. И 70 % из них в итоге недовольны ее работой.
Юристы объясняют, что в случае частного обвинения бесплатный адвокат предоставляется только обвиняемому, а частный обвинитель должен оплатить услуги юриста самостоятельно. В то же время потерпевшим в таких случаях очень часто нужны меры защиты и поддержки, которых сегодня в федеральном законодательстве просто нет.
Официально только за 2013 год от преступных посягательств больше 11 тысяч женщин получили тяжелые травмы, а 9100 погибли
В нескольких регионах, правда, сделаны отдельные шаги. В Архангельской области введен закон, в котором прописаны права и обязанности социальных госучреждений в ситуации домашнего насилия. В Калужской области действует статья «Нарушение условий проживания в семье», предусматривающая для обидчика штраф. По словам Мари Давтян, если бы эта статья была в федеральном кодексе, то обидчик мог бы получить до 15 суток ареста.
Если поправки, которые предлагают юристы, примут, то заниматься решением бытовых конфликтов будет непосредственно полиция и суд. А жертве не придется самостоятельно доказывать вину агрессора и собирать необходимые улики.
В законопроекте Давтян и Паршина предусмотрен отдельный механизм борьбы с семейным насилием и комплекс мер по профилактике бытовых конфликтов и реабилитации как жертв, так и домашних тиранов. В нем также прописано несколько путей, чтобы защитить жертву. В первую очередь — защитное предписание, которое полиция сможет выдать, не дожидаясь суда. Оно не просто оградит от дальнейшего насилия: по задумке, предписание запрещает преследовать потерпевшую и обязывает насильника посетить реабилитационную программу.
Если обидчик нарушит условия ордера в первый раз, его ждет административный арест, на второй он подвергнется уголовному преследованию. Кроме того, судебное защитное предписание обяжет обидчика оплатить лечение пострадавшей. Предполагается, что по решению суда обидчика можно будет отселить на срок, пока идет разбирательство.
Реальные цифры пострадавших от домашней тирании назвать практически невозможно: свидетели и сами жертвы привыкли не предавать происходящее дома огласке. Официально только за 2013 год от преступных посягательств больше 11 тысяч женщин получили тяжелые травмы, а 9100 погибли. Сотрудники кризисных центров не исключают, что настоящая статистика намного превышает данные, указанные в СМИ и сводках МВД.
Дмитрий Синельников, как и волонтеры «Мужчин XXI века», обясняет, что в России по-прежнему придерживаются принципа «не выносить сор из избы» и стараются просто не замечать и не поднимать тему домашней тирании. Даже обратившись за помощью и несмотря на побои, на приеме у психолога О. отказалась признавать, что в их семье существует домашнее насилие. Она все объяснила алкоголизмом мужа и сама на терапию больше не ходила.
Что будет после принятия закона
В ноябре 2014 года депутат Госдумы от «Справедливой России» Антон Беляков внес свой проект, направленный на защиту жертв домашнего насилия. Он предложил ужесточить наказания по статьям 115 («Умышленное причинение легкого вреда здоровью»), 116 («Побои») и 117 («Истязание»), если преступления были совершены против родственников или бывших родственников. Как и Давтян, он предлагает перенести дела по этим статьям из сферы частного обвинения. Тем не менее пока инициатива Белякова получила в основном отрицательные отзывы. В том числе и от председателя Верховного суда Владимира Хомчика.
Одна из слабых сторон этого документа заключается в том, что предложенные меры направлены только на граждан, которые являются родственниками по Семейному кодексу. Пострадавшим, живущим без официальной регистрации брака, придется решать свои проблемы самостоятельно. Но Беляков подчеркивает, что это «дискуссионный момент», и, возможно, условие в законопроекте изменят. В отличие от инициативы Давтян, в его проекте нет профилактических мер или реабилитационных механизмов для жертв. В любом случае Дума пока не начала рассматривать ни один из документов.
Профилактика насилия в семье, по законопроекту Давтян и Паршина, — создание кризисных центров для женщин, где с потерпевшими будут работать психологи и юристы. Жертвам необходимо прийти в себя, поверить, что ситуацию можно изменить. Психологи помогают поднять самооценку жертвы, а юристы в свою очередь — судиться с бытовыми тиранами. Адвокаты также предлагают создать кризисные квартиры для тех, кто оказался в совсем безвыходной ситуации: туда можно прийти с ребенком, переночевать или остаться под присмотром специалистов на более длительный срок.
Подобные кризисные центры действуют и сейчас. Однако на 14 тысяч женщин приходится всего 400 кроватей в организациях, предоставляющих временное убежище. Если Госдума примет закон «О профилактике семейно-бытового насилия», то количество этих учреждений должно увеличиться в несколько раз.
В России по-прежнему придерживаются принципа «не выносить сор из избы» и стараются просто не замечать и не поднимать тему домашней тирании
Кроме того, сейчас НКО действуют почти вслепую, работая только с желающими получить помощь. У центров нет возможности четко регламентировать процесс реабилитации, но в случае принятия закона они встанут в один ряд с государственными учреждениями социальной помощи. Некоммерческие организации получат доступ к информации органов власти, смогут обжаловать их незаконные действия или бездействие в случае домашнего насилия. Вдобавок у НКО появится возможность получать региональное финансирование не через гранты, а благодаря прямым контрактам с региональными властями. Агрессоров будут направлять в центры для реабилитации и контролировать то, как они посещают восстановительные программы.
Закон обяжет власти вплоть до Правительства РФ вести постоянный мониторинг и сбор статистики. По словам Давтян, сейчас такой обязанности нет, это и привело к тому, что никто не может назвать даже точное количество пострадавших.
«Брак зарегистрировали, а пожениться забыли»
Пока большинство реабилитационных центров функционирует за счет грантов и региональных субсидий. «Мужчины XXI века» в их числе. Часть средств уходит на командировки по городам России для ознакомления местных социальных центров с методикой консультирования, часть — на создание методических материалов, фильма и пособия по работе с теми, кто потенциально склонен к домашнему насилию.
Второй этап, как объясняет Исьемин, заключается в том, чтобы сфокусировать внимание на ответственности: человек должен признать не столько свою вину, сколько то, что он просто совершил определенные действия. Затем необходимо, чтобы человек начал понимать взаимосвязь между разными фрагментами своей жизни и обстоятельствами, на фоне которых происходит насилие. Это называется фокусированием на бытовом контексте — попыткой проанализировать прошедшие и нынешние жизненные ситуации. Оно помогает отследить их роль в проявлениях агрессии.
После этого специалисты объясняют насильнику последствия его поступка. Большинство тиранов, по словам Исьемина, последствия недооценивают. Последняя ступень — поиск альтернативы насилию, попытка понять, что необходимо сделать, чтобы исключить агрессивные действия из образа жизни.
Часто насилие в семье связано с алкоголизмом или наркоманией. Тогда специалисты центра сначала пытаются отправить агрессора на лечение зависимости или выстроить параллельную реабилитацию.
— В ситуации насилия есть три основные фигуры: субъект насилия, объект насилия и свидетель. Женские кризисные центры сосредоточены на объекте, а мы на субъектах. В этой позиции, особенно если речь идет о физическом насилии, чаще находятся мужчины, потому мы на них и сосредоточены. Сейчас у нас как раз этап, когда мы стараемся работать вместе. Мы смотрим, как перекликаются методики, можно ли совместно вести реабилитацию. Чаще всего происходит так: женщина обращается в кризисный центр, получает поддержку, чувствует себя уверенней и доносит до своей половины, что в такой ситуации нужно что-то предпринять. Иногда человек звонит и говорит: «Мне жена сказала обратиться, правда, я не совсем понимаю зачем, но я хочу сохранить отношения».
Исьемин вспоминает одного из подопечных центра. Разозлившись, он сломал своей сожительнице руку, а после просил психолога ее вернуть. «В нем было столько боли, что большую часть консультаций он просто плакал. Я ему про домашнее насилие, а он: „Помогите ее вернуть“. Но нужно стать другим человеком, чтобы она перестала тебя бояться, это путь к возвращению. И это не быстрый путь».
«Мне жена сказала обратиться, правда, я не совсем понимаю зачем, но я хочу сохранить отношения»
В. ходил на терапию еще несколько месяцев: для О. и В. его исправление стало общим делом. Вместе с психологом он учился управлять своими эмоциями и пристрастиями, уважать и верить в себя. Последний раз Александр Никулин, психолог В., видел его несколько месяцев назад. К тому моменту В. уже не пил, успокоился, с женой больше не ссорился, а дома старался не бывать «от греха подальше».
— Это общая беда, — подытоживает Никулин. — Такое случается, когда люди не узнают друг друга, не вступают в близкие отношения. Брак зарегистрировали, а пожениться забыли. О. и В. двадцать лет назад ехали в автобусе. На О. накричала бабка, что, мол, О. молодая, залететь легко, а ей место в автобусе уступать. А муж за нее не заступился. И даже спустя двадцать лет для О. это едва ли не самое главное событие их совместной жизни, по лекалу которого они продолжали существовать в браке. Ситуация, когда от В. не стоит ждать защиты, стала нормальной. А он даже не помнит про этот случай. Это закономерность: когда нет внутренней связи, внешняя рано или поздно развалится.
