Центральный речной яхт-клуб основали еще при Александре II — сегодня это единственное место в Петербурге, где бесплатно обучают парусному спорту. Для занятий не нужна и собственная лодка: спортсмены пользуются судами профсоюза, оплачивая их содержание и ремонт.
Яхт-клуб выселяют с Петровской косы из-за спора о праве пользоваться акваторией. Яхтсмены, многие из которых занимаются парусным спортом почти всю жизнь, борются за сохранение клуба. Они уверены: из-за его закрытия пострадает весь парусный спорт, который считается одной из фирменных черт Петербурга.
«Бумага» поговорила с четырьмя яхтсменами — в том числе с капитаном Тамарой Кудрявцевой, которая ходит под парусом больше 60 лет. Они рассказали, почему Петербургу нельзя лишаться яхт-клуба на Петровской косе.
Тамара Кудрявцева
«В яхт-клубе все связаны братством»
— Стаж у меня уже больше 60 лет. Где-то в 1959 году я работала на Кировском заводе в Стрельне, у него был яхт-клуб. Там я начала [заниматься парусным спортом], мне было 20 лет. Через год директор Стрельнинского яхт-клуба стал директором Речного яхт-клуба на Петровской косе, вместе с ним я и перебралась.
Я человек из военной семьи. Мы всё время переезжали с одного места на другое: были в Германии, проехали всю Прибалтику. От этого осталась любознательность — хотелось романтики. Как только появилась возможность, я сразу [в нее] окунулась. Яхта на воде производит неизгладимое впечатление, завораживает: такая она красивая.
И время такое было: увлечения ограничены. А парусный спорт затягивает. Конечно, не каждому человеку захочется, потому что трудностей много. Но это совершенно другой народ, там всегда можно рассчитывать на взаимопомощь; всегда было очень дружно.
Мы все связаны братством: общие разговоры, дела, тренировки, гонки. В наши дни люди отдаляются, поэтому очень важно сохранить костяк нашего Центрального речного яхт-клуба — это где-то тысяча человек. В этом коллективе не только старые, как я, но и молодежь. Через яхт-клуб прошла вся наша семья: мы с мужем, наши дети, наши внуки, друзья внуков. Это сплачивает.
С молодежью очень интересно. Она сейчас такая продвинутая, что хочется за ней тянуться. И в компьютер хочется влезть, и поговорить. У меня на яхте молодежь — я с ними дружу. Мы ходим друг к другу в гости, меня знают все родители. Я вместе с ними молодею.
Мы ходим на лодке «Яхонт» класса «Дракон» 1964 года. Бережем ее. От первоначальной лодки остался один только старый фальшкиль, всё остальное меняли. Два года назад провели капитальный ремонт, это обошлось в 500 тысяч, а в целом вложен уже не один миллион. Но что делать, охота пуще неволи.
В Речной яхт-клуб я хожу как в родной дом. Там всё знакомо, всё близко, всё понятно. Хотя сейчас, конечно, уже мало что понятно: клуб погибает, а его надо развивать. Там должен быть большой спортивный коллектив, а нас всех оттуда выгнали. Нельзя потерять клуб, город должен об этом думать. Это, по сути, единственный яхт-клуб, где сохранилось такое братство.
Никита Бриллиантов
«Если человека зацепил парусный спорт, его оттуда вынесут только вперед ногами»
— Мои мама с папой познакомились в яхт-клубе. Я с детства ходил на яхтах, а лет с 12 всерьез занялся парусным спортом. Какое-то время занимался академической греблей. После занятий я всегда приходил в яхт-клуб.
Парусный спорт — это образ жизни. Если человека он зацепил, то оттуда его вынесут только вперед ногами. Это физическая подготовка, интеллектуальная, техническая, нужно разбираться в метеорологии, навигации — все эти навыки необходимы, чтобы побеждать.
Когда выходишь на воду, понимаешь, что всё зависит только от тебя. Как ты подготовлен — такой результат и покажешь. Можно без последствий пройти шторм, можно споткнуться на ровном месте. Море ошибок не прощает. И у меня это вызывает только позитивные эмоции.
Сейчас я посвящаю яхте меньше времени, потому что женился, у меня появился малыш. До этого во время сезона навигации в среднем пять-шесть дней в неделю проводил на яхте: все выходные и три-четыре вечера будних дней.
У нас профсоюзная яхта класса Л-6. Когда-то она была очень современной, но с нынешними болидами конкуренцию ей держать трудно. Я называю яхты этого класса винтажной классикой. Но спортивные функции она при этом всё еще выполняет, на яхтах Л-6 даже проводится чемпионат России.
Если смотреть только материальные затраты, то за десять лет на содержание яхты мы потратили 4 миллиона рублей. Если учесть затраченные человеко-часы, то эту цифру можно смело умножать на два. И это не предел. Мы, например, покупаем паруса раз в четыре-пять лет, а чтобы быть всегда в топе, стоит покупать раз в два года. На нашу лодку комплект парусов стоит в районе 300 тысяч рублей. Как и с любым спортом: если тебе нравится, надо вкладывать деньги.
Мы также обучаем молодежь. Одна из наших основных задач — воспитывать последователей. Мы с любовью делимся навыками с теми людьми, которые хотят обучаться. У яхтсменов, которые ходят на профсоюзных лодках, всё это происходит абсолютно бесплатно.
Яхт-клуб — это второй дом. Я никогда даже не ставил себе цель купить дачу, потому что знал, что она мне не нужна: всё свободное время мы проводим здесь. Всех в яхт-клубе объединяет любовь к парусу. Это увлеченные люди, которые занимаются любимым делом и щедро делятся своими навыками с другими.
Как для рядового яхтсмена [ситуация с выселением с Петровской косы] для меня, конечно, очень болезненна. Спорят два хозяйствующих субъекта: владельцы клуба и город (подробнее о конфликте читайте здесь — прим. «Бумаги»). Я не оправдываю ни одну, ни другую сторону: они обе виноваты. А страдают простые люди.
Яхты не стоят в акватории с ноября по апрель. Чтобы как-то решить вопрос, заниматься этим надо было тогда. Почему-то наша власть не придумала ничего лучше, чем в разгар парусного сезона поставить всех раком и быстро демонтировать боны, не подумав, куда деться людям. Мы сформировали несколько запросов в соответствующие органы. Объединяемся и настаиваем на том, что парусные яхты должны вернуться в Петербургский речной яхт-клуб на Петровскую косу, 9.
Наш яхт-клуб основали в 1860 году как первый всесословный общедоступный яхт-клуб. Тут есть традиции. Мы расположены в уникальном месте: близко к центру, близко к метро — и можно сразу выйти в открытое море.
Олеся Копыльцова
«Вся твоя мирская жизнь подстраивается под парусную»
— Я занимаюсь парусом с 2006 года — с небольшим перерывом на декрет. Речной яхт-клуб — единственный в России, у которого есть собственная база лодок. Лодки принадлежат профсоюзу и даются командам в пользование. Мой муж, который до этого ходил на лодках, как-то попал в Речной яхт-клуб — на деревянное судно «Викинг» класса «Дракон» — и мы стали членами экипажа. В 2016-м купили собственного «Дракона», но при этом остаемся в клубе.
В 2008−2009 году я была очень загружена на работе, часа в 23 выходила из офиса, было много командировок. Единственной возможностью перезагрузиться были гонки на «Драконах» в выходные. Пять-шесть часов на воде — ветер, волны, брызги. Думаешь только о том, как бы сделать поворот, как хорошо выполнить маневр, как обойти соперника. Безумно устаешь, валишься с ног, но зато в понедельник ты полностью «обнуленный» и заряженный. Это давало мне ресурсы проработать следующую неделю.
На «Драконе» три паруса: грот, стаксель и спинакер. Спинакер выставляют вместо стакселя на полном курсе, когда ветер попутный, им управляет один человек, тянущий брасы. В какой-то момент на гонке, когда я несла спинакер и перестала чувствовать руки, они стали продолжением брасов. В этот момент ощущаешь себя кем-то, кто научился управлять стихиями — водой и ветром.
Когда я ушла в декрет, у меня была огромная тоска [по парусу]. Такая, что, когда ребенку исполнилось полтора года, я вышла сразу в гонку — забыв о травме колена. В один момент я так развернулась, что снова его повредила — и так впоследствии узнала, что жду второго ребенка. Для меня было трагедией надолго лишиться парусного спорта. Но как только стало понятно, что дети в состоянии остаться без меня на выходные, сразу стала снова заниматься. В сумме перерыв в гонках длился около пяти лет.
К сожалению, в нашем городе — как, наверное, и по всей России — представление о парусе искажено яхтами Абрамовича и прочими шаблонами. Для меня Речной яхт-клуб — это круто работающее общественное пространство, сообщество. Внутри него — люди из самых разных профессиональных областей, и все они взаимодействуют, празднуют там свои дни рождения. Вся твоя мирская жизнь подстраивается под парусную.
Эта связь между людьми работает, только если есть место для объединения. Как только вы разъехались, это исчезает. Представьте, если разобрать на части «Новую Голландию» — это будет не больше, чем отдельные рестораны и точки активности в разных частях города. Сейчас же ты туда приходишь и сразу видишь местную публику, понимаешь, твоя она или нет. То, что это находится в одном месте, создает отдельную субкультуру. Среди яхт-клубов Речной — единственная такая точка в Петербурге. Так что нашу субкультуру сейчас пытаются разрушить.
Это место изначально было задумано, чтобы в Петербурге развивался парусный спорт. И он может развиваться самостоятельно, без государственной поддержки. Она бы не помешала, но мы и сами знаем, что нам нужно. Важно лишь, что у нас есть точка сбора и, что бы там ни строили всякие апартаменты и гостиницы, остальное сделаем сами.
То, что сейчас происходит на Петровской косе, это удар под дых. Люди столько сил и денег вложили в этот яхт-клуб, в его флот. Я чувствую опустошение и не понимаю, почему яхтсмены оказались стороной конфликта между собственником и городом. И для тех, у кого клубные лодки, ситуация еще хуже, так как они уже вложили туда стоимость полноценного «Дракона». Что будет теперь с этими лодками — непонятно.
Сейчас всё наше сообщество объединяется. Мы составили петицию, обращаемся к губернатору и через приемную, чтобы он зафиксировал наш статус, пока стороны конфликта разбираются. Верните лодки и боны на место, дайте закончить сезон — и тогда разбирайтесь дальше и предлагайте конкретные решения.
У нас с мужем появилась возможность купить свою лодку только в 2016 году. А в клуб мы пришли в 2006-м. Но все эти десять лет — с поправкой на декрет — мы были в парусном спорте. И этот уникальный шанс нам дала клубная лодка. Это единственный более-менее бюджетный канал, чтобы попасть в парусный мир. Без него парусный спорт в Петербурге развалится.
Евгений Китаев
«В какой-то момент ты просто заболеваешь парусом и морем»
— Я занимаюсь яхтингом с 2015 года. Начал довольно поздно: в 2013-м увидел снимки своего друга-фотографа на финской яхте, стал узнавать, можно ли и мне вписаться в такую тему, — и записался волонтером на Петербургскую неделю классических яхт. Там меня прокатили на паруснике.
После я на пару лет отложил свое погружение в яхтинг, затем записался в яхтенный тур — путешествовал по Норвегии на парусной лодке. Меня зацепило, тогда я и решил заниматься этим плотнее.
Затем я выяснил, что в Речном яхт-клубе можно ходить на парусных лодках совершенно бесплатно. Это такое наследие Советского Союза — в хорошем смысле. Лодки там находятся в общественном пользовании, нужно лишь быть членом какого-либо профсоюза. Яхтсмены готовят лодки к сезону, содержат их из своего кармана — взамен свободно ими пользуются. За стоянку, например, платить не надо.
Так я и стал заниматься в Речном яхт-клубе: ходил под парусом, путешествовал, участвовал в соревнованиях. В 2016 году у меня был переход на частной яхте со Шпицбергена в Восточную Гренландию, из Восточной — в Южную, оттуда — на Азорские острова. 7 тысяч километров по открытой воде. Я бесплатно матросил, а взамен посмотрел кучу классных мест
Сначала я не осознавал важность этого занятия для себя. Мне нравились люди, эстетика. Но в какой-то момент ты просто заболеваешь парусом и морем. Я был матросом на разных профсоюзных лодках, какое-то время работал пресс-секретарем в Академии парусного спорта яхт-клуба Санкт-Петербурга. А в прошлом году снова вписался в экипаж на профсоюзную лодку — яхту класса «Дракон» под названием «Задор». Теперь мы регулярно гоняемся на ней, участвуем в каких-то парусных движухах.
Наша главная цель — гонки. Максимальная скорость, максимальная эффективность. Ты постоянно следишь, чтобы всё работало идеально. Про то, что осталось на берегу, вообще не думаешь. Это полная перезагрузка: ветер в лицо, брызги, просто посидеть на борту в открене (когда лодку кренит на борт, а член экипажа компенсирует крен, находясь на другом борту — прим. «Бумаги») и смотреть на закат — тоже что-то невообразимое. Жалко, что многие петербуржцы этого лишены, наш город с воды выглядит совершенно иначе.
Одна из причин, почему я занимаюсь в Речном яхт-клубе, помимо коллектива: я не супербогатый человек и не суперпрофессионал. На [собственных] парусных лодках на регулярной основе могут себе позволить гоняться и путешествовать все-таки состоятельные люди. А на общественной лодке ты вкладываешься своим трудом, покупаешь материалы, приводишь яхту в нормальное состояние, но не платишь за кран (в несезон яхты нужно поднимать на сушу для хранения и ремонта, поднимают лодки при помощи крана — прим. «Бумаги») и стоянку у воды — по итогу это выходит сравнительно доступно.
Эти яхты — общественная собственность. Плюс этого в том, что в экипаж может войти каждый. Минус — мы все-таки живем в капиталистическом государстве, и такая система себя в чем-то изжила. Конфликты, которые сейчас сотрясают Речной яхт-клуб, это как раз следствие того, что она, боюсь, уходит в прошлое.
Речной яхт-клуб — это самые разные люди, очень неоднородный коллектив. Есть потомственные яхтсмены; есть те, кто приходил сюда сразу после окончания войны и участвовал в его восстановлении; люди среднего возраста; инициативная молодежь, которая, увидев в Финском заливе парусную лодку, задумалась: «А как можно на ней оказаться?».
Времени на парус у меня уходит много — это же больше чем хобби, это образ жизни. Мы стараемся выходить на тренировки не реже двух раз в неделю, плюс на выходных, как правило, проходит какая-нибудь регата. Денег больше всего уходит на восстановление яхты. После капитального ремонта содержание лодки обходится уже не очень дорого. Но лодка деревянная, так что дорогие ремонты случаются регулярно.
Наш кэп за пять лет потратил около 500–600 тысяч и всё делал своими руками. Он превратил лодку из полной гнилушки в настоящую краснодеревную красавицу — хотя лодка ему не принадлежала и не принадлежит.
Ситуация [с выселением яхт-клуба с Петровской косы] очень мутная. Хочется верить, что удастся сохранить в общественном пользовании инфраструктуру и яхты. Особенно тревожно за большие парусные судна, которым сейчас 60−90 лет: вряд ли на них найдется частный покупатель, который сможет позволить себе их содержание, ремонт и стоянку. Было бы хорошо модернизировать яхт-клуб (сейчас здесь всё выглядит очень плачевно) и превратить эту территорию в общественное пространство, удобное и доступное для всех жителей города. Что-то вроде «Новой Голландии» с полноценной инфраструктурой для занятия парусным спортом.
Речной яхт-клуб нужен Петербургу. Мы претендуем на то, чтобы называться парусной и морской столицей, но в то же время реальные шаги [власти] направлены скорее на уничтожение существующей инфраструктуры, традиций и, что самое обидное, коллектива яхтсменов. Именно здесь базируется крупнейший в стране флот исторических яхт, но все-таки наша главная ценность — люди, побеждавшие моря и океаны, ветераны с богатейшим практическим опытом и знаниями, которыми они охотно делятся со всеми желающими. Если развалить яхт-клуб, распродать все яхты, что с ними будет? Куда уйдут их опыт и знания? Глупо всё разрушать и потом пытаться строить заново.
Подробную историю Речного яхт-клуба и конфликта вокруг территории на Петровской косе читайте здесь. А в этом тексте мы рассказали всё, что на данный момент известно о выселении яхтсменов с Петровской косы. О возможном будущем клуба также рассказал член совета капитанов Михаил Лепешкин.
Над материалом работали:
Автор текста — Владислав Чирин, фотограф — Егор Цветков, редактор — Александра Шаргородская, в работе также участвовали Татьяна Иванова и Евгения Захаркова.
