В этом году летний фестиваль искусств «Точка доступа» проходит в онлайн-формате. После объявления пандемии команда за два месяца собрала новую программу, в которую вошли как созданные специально для фестиваля, так и адаптированные под показ в интернете спектакли.
Куратор основной программы фестиваля Алексей Платунов рассказал «Бумаге», как «Точка доступа» меняла формат, чем зритель онлайн-показа отличается от зрителя в зале и как интернет делает театр демократичнее.
Чтобы каждую неделю получать рекомендации примечательных концертов, спектаклей и выставок, на которые стоит обратить внимание, подписывайтесь на культурную рассылку «Бумаги».
«Бумага» — информационный партнер VI международного летнего фестиваля искусств «Точка доступа»
Алексей Платунов
Куратор основной программы
Как менялась программа фестиваля «Точка доступа»
— Программа «Точки доступа» в онлайне, конечно, категорически отличается от той, что должна была быть изначально. И в составе имен, и в контенте. По сути, за два месяца мы ее полностью переработали. Это было тяжело и психологически, и организационно: были договоренности с театрами и людьми — их пришлось отменять. Другое дело, что когда на одной чаше весов полная отмена фестиваля, а на другой — перевод его в другое измерение, — проще, конечно, отменить, но интереснее найти другой формат.
В конце марта стало понятно: офлайн-события не то что могут не произойти — физически невозможно готовить фестиваль за месяц «до», не понимая, будет офлайн или нет. И мы принимали решение [о переходе в онлайн], во многом исходя из чисто организационных вещей, но вместе с тем и осознавали какую-то свою миссию: нам кажется, это шанс обратить свой взор к онлайн-практикам, раз уж мы все оказались в такой ситуации.
Наш бюджет сильно ограничен в сравнении с прошлым годом, но и расходов на бронирование гостиниц, площадок, покупку билетов [для иностранных участников] и прочего попросту нет. На средства для проведения фестиваля в онлайне в офлайне его провести было бы невозможно.
Фестиваль в основном существует на средства нескольких грантов. Например, Фонда президентских грантов, спасибо им большое, пошли нам навстречу — пришлось переделывать изначальную заявку. С другой стороны, у нас есть поддержка Prohelvetia, Гете-института. Оказалось, что в сложившейся ситуации эти институции реагируют достаточно мобильно: там, где с офлайном можно было договариваться очень долго, в ситуации онлайна процессы проходят быстрее.
Если наши революционные усилия [по созданию онлайн-фестиваля] не будут оценены по достоинству, в будущем мы закроем это направление или повернем в другое русло. Но я очень надеюсь, что этот опыт может сработать. Мне кажется, работу с онлайн-форматами надо продолжать.
Возможно, если бы мы были чуть более подготовленными, то качество продукта было бы выше. А может, наоборот, хорошо, что пошла взрывная волна. То, что большое количество людей, которые до этого даже не задумывались о таком, начали со всех сторон пробовать онлайн, и начали получаться совершенно неожиданные форматы — это уже плюс. Мы дали людям толчок думать, исследовать в этом направлении.
Чем интересна программа этого года
— В этом году мы делали программу практически на ощупь. В прошлых изданиях фестиваля спектакли в большей степени адаптировались на отечественную почву — то есть был понятен контент. У «Точки доступа» был и опыт собственного продакшена — фестиваль часто рисковал, работал в ситуации «кота в мешке». В этом году такие «коты» — это большая часть программы: проекты «Черновик», «Брак», «Все письма — это письма о любви», «Not To Scale». Примерно половину проектов, которые мы заявляем, мы смотрим только сейчас, на генеральных прогонах, изменить практически ничего невозможно. Но мы к этому риску готовы.
Есть и проекты, которые мы адаптировали на разных этапах. Например, проект «CLOUDME» мы зацепили из спонтанной программы, проект «Спектакль в коробочке» уже существовал в офлайне, и мы перевели его в онлайн. Мой любимый из этого списка спектакль — «Сall Cutta at home» — вообще третье издание проекта. В 2005 году он существовал как спектакль-бродилка с телефоном в руках, потом трансформировался в проект «Сall Cutta in the box» и стал спектаклем фестивального формата, а сейчас он переходит в онлайн-формат. В этом смысле мы более-менее понимаем контент спектакля, но и он тоже меняется.
Важно понимать, что практически во всех этих опытах фестиваль является или инициатором, или непосредственным сопродюсером. Мы переходим в ситуацию репертуарного театра, когда мы и финансовыми, и творческими ресурсами вкладываемся в создание продукта — и с замиранием сердца смотрим, получилось или нет. Мне кажется, эта модель более современна, чем фестивали-смотры. Это более живая история, когда фестиваль одновременно еще и производитель продукта.
Говорить о будущем спектаклей, [в которых фестиваль выступил сопродюсером], пока рано. Переговоры ведутся, но эта информация конфиденциальна. Где-то мы не можем обладать такими правами, а там, где можем, надеюсь, продолжим сотрудничество.
Как театры переходят в онлайн
— Театру иногда полезны встряски, выходы в другое пространство, освоение другого языка. Причем для русского театра это довольно обычная история: встряска новой драмой или повсеместным документализмом (волна, которую всколыхнул «Театр.doc») — это тоже была инъекция нового языка, появление новых важных героев. Это сократило разрыв с аудиторией. Я во многом связываю театральный бум 2010-х с обретением и нового языка, и нового героя.
Сейчас вырабатываются новые языковые, этические нормы, ставятся новые вопросы, которых нет в мире офлайна, и игнорировать это уже невозможно. В 2000-х интернет еще не был так тесно завязан на всё наше существование, но сегодня, когда ведутся разговоры о введении цифровых паспортов, мы привязаны к «Госуслугам», общение в мессенджерах стало неотъемлемой частью нашей жизни, нужно обращаться к этому языку, а не отгораживаться от него заборами.
Театр обладает объединяющей силой. В онлайне, например, такая штука, как таргетирование мне кажется очень опасной, потому что она нас разделяет, разграничивает, разводит по разным углам. Кто-то говорит, что мир будущего и должен быть таким, когда у каждого своя делянка, существуют разные комьюнити. Но, на мой взгляд, консервирование внутри себя приводит к энтропии. Должны быть некие коммуникаторы, которые будут переводчиками между этими комьюнити и будут их объединять. Театр — в любой своей ипостаси — это как раз плавильный котел, где эти комьюнити могут соединяться. Только через взаимное оплодотворение возможно появление новой жизни.
Существование в онлайне для театра — [одновременно] и большой минус, и большой плюс, потому что можно найти абсолютно неожиданную аудиторию. Мы много говорим про big data, а ведь это работает таким образом, что становится возможным найти абсолютно неожиданные закономерности из большого массива. Такие, к которым невозможно прийти путем логических умозаключений. В этом смысле ситуация выхода театра в онлайн может привлечь совершенно неожиданную аудиторию. Ту, которую не настроить ручками, таргетингом. Нужно уметь находить свою аудиторию и использовать таргетинг не как репрессивную меру или меру по выделению своего сегмента, а как у Диогена — «Ищу человека», когда он ходил с факелом и искал человека в темноте.
Как в онлайне меняется театральный зритель
— Я не буду противопоставлять нашу программу выходам театров в интернет с трансляциями записей спектаклей — это просто другое. В этом смысле хорошо и то, и это — пусть цветут сто цветов. Но наша задача — в создании нового спроса на новый вид продукта. До Стива Джобса не было спроса на совмещение в одном устройстве телефона, компьютера и фотоаппарата. Здесь мы чувствуем себя, в каком-то смысле, по-настоящему экспериментаторами: эксперимент не гарантированно даст положительный результат, но и отрицательный результат тоже является частью эксперимента.
С переходом в онлайн мы выяснили кое-что, например, про такую простую вещь, как время начала спектакля. Его не нужно привязывать к стандартному 19:00 или 19:30. Надо понимать, что зритель, возможно, смотрит спектакль после работы, ему нужно поужинать, позаниматься какими-то своими делами и потом уже, в девять вечера, вместо того чтобы идти к телевизору, он может прийти на спектакль.
Или другой вопрос — сколько зритель готов потратить на билет? У нас есть система единого фестивального билета — за 1000 рублей вы можете посмотреть вообще всю программу, если будете быстро регистрироваться на события. Может быть, мы и осторожничаем, но таким образом мы пытаемся убрать элитность. Посещение онлайн-спектакля — абсолютно демократичная штука, здесь не может быть ситуации, когда [ради похода] ты наряжаешься в свои лучшие бриллианты.
Мы также видим, насколько возрастает потребность в коммуникации. Конечно, это связано и с карантинными ограничениями, но в онлайн-спектакле гораздо тяжелее проходит опыт, если зритель понимает, что он никак не вовлечен. Присутствие зрителя и выход за «четвертую стену» гораздо больше необходимы в онлайне, чем в ситуации физического присутствия.
Система перевода и привязка к прежним форматам тоже важна, чтобы зрителя не сразу кидать в воду с криками: «Вот оно, будущее! Наступило! Карабкайся как хочешь, здесь совсем другие законы». Нет, зрителю надо помогать перестраиваться.
Еще, зрителю важно, когда говорят о нем. В спонтанной программе было большое количество опытов, связанных с работой со зрителем: его зеркалили, снимали его цифровой портрет, разговаривали с ним о нем же. Такого взаимодействия у нас в основной программе будет не так много, но будет.
Как интернет делает театр демократичнее
— Театр в онлайне — это вопрос не только про финансовую доступность. Я мог бы сказать, что [в интернете] контент должен быть более демократичным для понимания, но это не так. Наоборот, в онлайн-спектаклях гораздо проще находить аудиторию, которая готова разговаривать на том или другом языке.
Мы ни в коем случае не можем относиться к зрителю свысока, просто потому, что горизонтальность — она в самом формате. Во-первых, если в театральной архитектуре есть некая сцена, которая возвышается над зрителем, то здесь и художник, и зритель находятся примерно в одном и том же положении.
Во-вторых, зритель часто настолько является сотворцом спектакля, что мы просто не можем включать ситуацию «я — оратор, я вещаю, а вы сидите и слушайте», потому что большая часть контента производится именно во взаимодействии со зрителем. И здесь демократизм не просто в смысле доступности, здесь прямая демократия: зрительская власть как «кратос», от зрительского поведения зависит очень многое, гораздо больше, чем в конвенциональном театре.
Посмотреть программу фестиваля и приобрести билеты можно на сайте «Точки доступа»
За помощь в подготовке интервью «Бумага» благодарит Екатерину Тюрину
