Сотрудники ФСБ признали, что били электрошокером Виктора Филинкова — одного из задержанных по «делу антифашистов». Сам Филинков до этого заявил, что его пытали, чтобы получить признательные показания.
О пытках заявлял и петербуржец Илья Капустин, проходящий по делу свидетелем. О случившемся он подробно рассказал СМИ. В середине февраля Илья, опасаясь преследования, покинул Россию и попросил политического убежища в Финляндии. «Бумага» поговорила с Капустиным о жизни до пыток, финских лагерях для политических беженцев и «деле антифашистов».
— Во всех новостях вы фигурируете как промышленный альпинист. Могли бы вы подробнее рассказать о своей жизни до этой истории?
— Родился в городе Северодвинске, десять лет назад переехал в Петербург учиться на инженера, но вуз не окончил и начал работать. Занимался много чем, а года четыре назад ушел в промышленный альпинизм. Мне понравилось, что у этой работы свободный график и ты сам решаешь, с кем и на каких условиях тебе работать.
Я работал не на фирму, а в составе разных бригад, в которых люди обычно приглашают друг друга поработать вместе в случае, если находится что-то подходящее. Занимался практически всем, что связано с работой на высоте: и мойкой окон, и монтажом, и очисткой крыш от снега — можно долго перечислять.
— А к политике вы раньше имели какое-то отношение?
— Ни в каких организациях никогда не состоял, но можно сказать, что придерживаюсь левых взглядов. Также убежден, что необходимо поощрять людей как можно плотнее участвовать в экономических и политических процессах, которые их окружают. Мои идеалы — это участие, равенство возможностей, взаимопомощь.
— В каких-то политических акциях вы принимали участие?
— Сейчас уже не могу сказать, что я активист, но раньше, например, раздавал еду бездомным, участвовал в экозащитных инициативах и инициативах против уплотнительной застройки. Выходил и на отдельные протестные акции, в том числе против режима.
— Вас не задерживали на таких акциях? Вы вообще попадали в поле зрения МВД, ФСБ или других органов?
— Серьезно мной никогда не интересовались. Когда-то давно было несколько задержаний и административных протоколов по всяким надуманным предлогам вроде перехода дороги в неположенном месте. Но ничего серьезного.
— Среди ваших знакомых есть антифашисты?
— Я точно не знаю, как эти люди себя позиционируют, но, наверно, можно сказать, что да, есть несколько знакомых с такими взглядами.
— Вы разделяете их взгляды?
— Конечно, я против фашизма и любого другого вида дискриминации.
— А вы участвовали с ними в каких-то акциях?
— Нет. Это просто знакомые.
— Под пытками вас спрашивали именно об этих знакомых?
— Да, но мне особо нечего было про них рассказать. Просто сказал, что знакомы.
— А с кем-то из фигурантов «дела антифашистов» вы знакомы?
— Нет, не знаком. Возможно, фигуранты рассказали фээсбэшникам о всех тех людях, кого они знают, а эти люди оказались, кроме всего прочего, моими знакомыми. И таким образом дело дошло до меня.
— Не было мысли под пытками оговорить кого-то из знакомых или себя?
— Нет, такого не было. Меня не настолько долго пытали, чтобы я захотел оговорить кого-нибудь или себя. Но, если бы фээсбэшники захотели, чтобы я оговорил кого-нибудь, не знаю, сколько смог бы выдержать.
— Как вы думаете, почему вас отпустили в итоге, а не стали пытать дальше или не арестовали?
— Это вопрос, на который я не знаю ответа. Не знаю, почему меня отпустили ровно так же, как не знаю, почему сначала схватили. Я жил своей обычной жизнью, ни в чем не был замешан, ничего противозаконного не планировал — наоборот, был полон позитивных идей, а потом это случилось. Фээсбэшники весьма непредсказуемые люди, не знаю, чем они руководствуются — видимо, планом раскрываемости, но тоже не всегда.
— Как вам показалось, они хотели добиться от вас признания или того, чтобы вы рассказали о знакомых?
— Второе. В целом думаю, что меня взяли наудачу.
— После того как вас отпустили, были еще какие-то проявления со стороны спецслужб? Слежка или что-то еще?
— Я старался сделать так, чтобы даже если бы они захотели, им трудно было бы меня найти. Например, не пользовался телефоном. Открытого прессинга не было, и из России мне никто уехать не мешал. Но уже после того, как я уехал, у мужа сестры взломали страницу «ВКонтакте», на которой он достаточно много публиковал информацию, связанную со мной и другими случаями пыток, и разместили на ней видео с «Домом-2». Видимо, для того, чтобы дать понять, что они следят и могут в любой момент устроить провокацию.
— Как вы покинули Россию? Как это технически происходило?
— Это было обычное получение визы в Финляндию. Мне ее дали, я просто сел на автобус и уехал.
— Почему Финляндия?
— Сделать визу в Финляндию было проще всего. Я уже несколько раз получал финскую визу — соответственно, было больше шансов, что не будет проблем с получением новой. Плюс сюда достаточно удобно, не бронируя билет, приехать из Петербурга.
— Вы уехали один?
— Да, уехал и сейчас нахожусь здесь один. Друзья и родственники остались в России. Мы на связи, периодически общаемся.
— Как они отреагировали на ваш отъезд?
— С пониманием. Никто не отговаривал. Все понимают, что даже если ты ни в чем не виноват, если тобой заинтересовались спецслужбы, то велика вероятность, что рано или поздно наступят какие-то неприятные последствия.
— Вы когда-нибудь до этого думали переехать из России?
— Нет, до этого мне никогда не хотелось навсегда уехать в другую страну. Мне нравилось там жить, и у меня было много планов на жизнь в России.
— Где вы живете сейчас?
— В общежитии для соискателей политического убежища. Условия вполне сносные, нас кормят и дают небольшое пособие. Здесь достаточно много русскоязычных, с которыми я общаюсь. Они здесь и по политическим, и по другим причинам.
— Каким?
— Причины совершенно разные, есть свидетели Иеговы, есть люди, уехавшие из России по ЛГБТ-мотивам.
— Вам уже назвали какие-то сроки, в которые рассмотрят ваше заявление?
— Собеседований в миграционной службе пока не было, но обычно вся процедура рассмотрения прошения занимает от полугода до двух лет.
— Всё это время вы проживете в этом общежитии?
— После последнего собеседования всех переводят в разные лагеря-общежития, раскиданные по Финляндии. Если первый лагерь находится в центральной части страны, то потом могут отправить и совсем в какую-то глушь. Уже там можно ждать окончательного решения, но можно и отказаться от жизни в лагере.
— Если вам всё же дадут убежище, вы обязаны жить в Финляндии? Или можно уехать в другую страну ЕС?
— Насколько я знаю, должен буду появляться в Финляндии не реже одного раза в год, а жить могу и в другой стране. Но пока не планирую покидать Финляндию.
— Вы уже больше месяца там, какие впечатления?
— Пока основное впечатление в том, что здесь государство гораздо более социально ориентированное. Людям действительно помогают, платят достойные пенсии и пособия, бездомных обеспечивают квартирами.
Насколько я узнал, здесь хорошее бесплатное образование и медицина. И нет ощущения, что люди здесь выживают вопреки обстоятельствам, как в России. Конечно, благополучие западных стран в той или иной степени основывается на выкачивании ресурсов со стран периферии, но нельзя не отметить, что эти ресурсы они используют более-менее на благо всего общества.
— У вас есть какие-то планы, чем будете заниматься в Финляндии?
— Сейчас я планирую изучить языки — английский и после этого финский. Читаю историю Финляндии. Через три месяца после даты моего приезда мне разрешат устроиться на работу. Надеюсь, что буду снова заниматься промышленным альпинизмом. Возможно, пойду учиться на какую-то творческую специальность — что-то связанное со скульптурой, возможно. Я раньше занимался лепкой, но только в качестве хобби.
— Как думаете, что бы вас ждало, если бы вы остались в России?
— Скорее всего, ничего плохого, но есть небольшая вероятность того, что меня захотели бы сделать обвиняемым по делу. Просто чтобы отомстить мне за то, что я открыто всё рассказал СМИ и подал заявление в Следственный комитет на привлечение сотрудников, которые меня пытали. Или если фээсбэшникам не хватало бы обвиняемых, они могли бы заставить кого-нибудь, кто под их властью, под пытками оклеветать меня. Не знаю, сложно понять, что в голове у фээсбэшников.
— А что вы в целом думаете о «деле антифашистов»?
— Думаю, что власти для того, чтобы оставаться у руля, необходимо поддерживать определенный уровень страха в обществе. Как перед тем, что вокруг полно террористов (которых в случае отсутствия необходимо придумать и под этим предлогом продолжать закручивать гайки), так и тем, что любой несогласный с политикой власти отныне может быть назван террористом. И это огромный вызов для общества.
Еще это дело отражает полнейший непрофессионализм в среде сотрудников спецслужб, которым проще пытать людей, выбивая показания, вместо того, чтобы искать настоящих преступников. Надеюсь, ребят отпустят.
— Вы готовы вернуться в Россию при каких-то условиях?
— Если бы я заметил, что в стране меняется политический климат, то подумал бы о возвращении. Если бы людей перестали пытать, если бы отпустили политических заключенных, если бы работники правоохранительных органов несли ответственность за то, что они делают.
Но пока тенденции таковы, что всё, скорее, идет в обратную сторону. Если раньше новости о пытках приходили только с Кавказа, то потом всё это распространилось на Крым, а затем и на остальную Россию.
— Какие еще изменения в стране были бы важны для вас при принятии решения о возвращении?
— Расскажу, как я вижу ситуацию в России. Небольшая группа напрямую связанных с властью людей распилила между собой всю экономику и определяет, как жить всем остальным. И решает, разумеется, в свою пользу, а не в интересах всего общества. Вместе с тем эти олигархи оказались способны только на то, чтобы дербанить между собой оставшееся после Союза добро, даже не пытаясь создать что-то новое. Поэтому при сохранении статуса-кво неизбежна деградация, ведь советский задел скоро истощится, да и углеводороды скоро потеряют свою значимость.
В данных условиях лично я считаю крайне желательным вернуть под общественный контроль стратегические области экономики, что высвободит огромное количество ресурсов, которые можно пустить на социалку и развивать местное самоуправление. При этом максимально контролируя власть, что уменьшило бы злоупотребления, настолько широко распространенные сейчас. Такое развитие событий безусловно подтолкнуло бы меня к возвращению в Россию.
— Если говорить о возможных путях таких изменений в политике России: вы голосовали на выборах президента?
— Нет, я не мог голосовать, так как сдал финской полиции свой паспорт.
— А если бы могли, то за кого проголосовали бы?
— Да и если бы мог, не пошел бы голосовать. Мне не близок ни один из кандидатов.
— Хорошо, а что вы думаете об итогах выборов?
— Российская избирательная система такова, что до выборов изначально допускают весьма ограниченное число кандидатов. Поэтому неудивительно, что Путин набрал такой большой процент, ведь ему особо не с кем было состязаться.
— А если бы допустили того же Навального, от этого что-то изменилось бы?
— Не знаю, я лично не стал бы голосовать за него. Если рассматривать его экономическую программу, то Навальный такой же либерал-популист, как и Путин. Не вижу между ними особой разницы. В целом считаю, что экономический либерализм — это не тот путь, который даст России больше свободы.
