С 11 сентября в Петербурге идет «Бессрочный протест»: 20–30 его активных участников в центре Петербурга проводят одиночные пикеты и акции против действующей власти, раздают листовки и остаются на улицах на ночь. Параллельно аналогичные акции проходят в Москве и других городах.
Какие люди участвуют в протесте, зачем они это делают и на что готовы? «Бумага» поговорила с активистами протеста Александром Бабушкиным и Романом Самойловым.
«Бумага»: Вы были как-то связаны с политикой до «Бессрочного протеста»?
Александр Бабушкин: Раньше работал на себя, теперь я почти пенсионер и мое основное занятие — воспитание дочек. С политикой я напрямую связан не был: не было направлений или движений, которые бы мне нравились. В протестных акциях не участвовал, они были неэффективны. Просто наблюдал за происходящим.
Роман Самойлов: Раньше я жил в Ярославле, где оппозиционная деятельность не очень распространена, но я пытался участвовать в каких-то акциях. Год назад переехал в Питер на учебу в ИТМО, начал ходить на протестные митинги.
Б: Какие у вас политические взгляды?
АБ: Единственные мои политические взгляды — человек должен жить достойно и участвовать в управлении своей страной. Нужно создать систему, которая будет работать на благо человека. Нужно поднимать людей снизу и говорить: «Ребята, давайте жить достойно. Давайте не смотреть телевизор. Давайте переставать бояться и ссориться». Вот и всё.
РС: Я, пожалуй, отнесу себя к либералам. Мне кажется, в истории уже было достаточно примеров жизни при тоталитаризме и авторитаризме, и в XXI веке такое недопустимо. Мне хочется, чтобы в России была здоровая демократия.
АБ: Необходимо развитие, а мы стагнируем. По финансовым показателям у нас всё плохо, через год мы можем потерять страну из-за экономического положения. Невыплата зарплат может поднять спокойный слой населения, и начнется необратимый процесс. Сейчас — пока не поздно — нужно взяться за голову.
Б: Есть ли сейчас в России политик, которому вы симпатизируете?
АБ: Единственный политик, который может быть, — это народ Российской Федерации. Достойных активных представителей у нас сейчас нет, потому что нет общества.
РС: Какого-то одного политика, который мне нравится, сейчас нет. Нет лидера, за которым бы я пошел. Это и стало одной из причин, по которой появилось наше движение.
АБ: Нужна идея, а не конкретный политик.
Б: С чего начался ваш бессрочный протест?
РС: Был чат в телеграме, где состояли участники петербургского митинга 9 сентября или просто люди, недовольные ситуацией в России. Мы увидели, что в Москве началась бессрочная акция, и подумали, что можем в Петербурге сделать так же. Не было никакой указки сверху, просто люди захотели и самоорганизовались.
Б: Как устроен ваш протест?
РС: Изначально была идея запустить бессрочную акцию, как в Армении (в 2018 году в Армении произошла «Бархатная революция», за три недели сместившая власть, в ходе нее никто не погиб — прим. «Бумаги»). Но у нас изначально было немного людей, и мы отошли от этой идеи. Сейчас мы проводим акции, одиночные пикеты, по возможности остаемся на ночь.
Б: Сколько людей пришло в первый день?
РС: Мы собирались на «Пушкинской», но туда подъехали гражданские машины, в которых, предположительно, сидели сотрудники правоохранительных органов, а потом и большие машины ППС. Мы перенесли сбор на Петроградскую. Туда подъехало уже меньше людей — и всего один патруль. Он ездил туда-сюда, и мы постоянно перемещались из парка в парк. В конечном счете пришли к «Стерегущему» [в Александровском парке]. В ту ночь единовременно нас было до 16–18 человек, был период, когда мы сидели под дождем вчетвером-впятером.
АБ: Акция продолжилась до утра. Всю первую неделю мы старались делать так, чтобы на улицах всегда был кто-то из нас. Мы общались, знакомились, разговаривали с прохожими.
РС: Потом мы перешли к сериям одиночных пикетов, распространению листовок, общению с людьми на улицах. Но мы встречаемся каждый день, сидим до часа-двух ночи. В последнее время часто собираемся у Екатерининского сквера.
Б: Почему протест называется бессрочным, если вы не постоянно на улицах?
АБ: Бессрочный протест — это постоянное давление на органы управления. Это не значит, что люди постоянно на улицах, это значит, что люди постоянно работают. Кто-то за компьютером, кто-то на улицах, кто-то на работе пытается донести свои идеи.
Сборы до утра не очень эффективны: это Москва никогда не спит, а Петербург спит. Людей мало, мы сильно выделяемся и привлекаем внимание полиции.
РС: Одна из наших главных идей — децентрализация и отсутствие одного лидера. Мы обсуждаем и решаем всё вместе, каждый помогает, чем может. Мы видим бессрочный протест не так, что люди бросают семьи и работы и живут на улицах, нет. Просто когда у человека есть свободное время, он поддерживает протест, как ему будет удобно. Например, я занимаюсь этим примерно половину дня. Мне кажется, наш формат просто эффективнее, чем разбитый лагерь.
АБ: Плюс такие акции, наверно, требуют согласования.
Б: Вы не готовы протестовать без согласования?
АБ: Правоохранительные органы уже сейчас считают, что мы не в рамках закона, и гоняют нас. Если мы будем собираться до утра, то нас разгонят раз-другой, а потом на сутки посадят. Оно нам надо? Нет, конечно.
Б: Вы готовы только на полностью мирный протест?
РС: Да, мы просто пользуемся своим конституционным правом на мирные собрания. У нас нет агрессивных идей или агрессивных людей. Мы не собираемся «делать Майдан».
Б: Как вы привлекаете людей к протесту?
АБ: Листовки, стикеры, разговоры с прохожими.
РС: Видео на YouTube, страницы в ВК, распространение информации в других соцсетях. А на улице людей часто привлекают даже наши зеленые ленточки — символ нашего бессрочного протеста.
Б: Зеленые ленточки придумали участники бессрочного протеста в Москве, вы с ними как-то общаетесь?
РС: Да, с координаторами есть связь. Плюс у нас два человека только что приехали из Москвы: знакомились, обсуждали проведение одновременных флешмобов в Москве и Петербурге.
Б: Даже на это нужны деньги. Вы всё делаете на свои?
РС: Да, каждый помогает, чем может.
Б: Какие акции вы уже провели?
РС: Была акция против пропаганды со стороны СМИ, которую мы транслировали на YouTube. Стоял человек с плакатом «Нет пенсионному грабежу», к нему подходили три человека с лапшой быстрого приготовления — они символизировали «Первый канал», «Россию-1» и «НТВ» — и вешали человеку лапшу на уши, приговаривая цитаты вроде «Хочешь как на Украине?» В конце акции человек перевернул листовку, и там было написано: «Хочу работать до 65».
Были пикеты против полицейского беспредела, за свободу политзаключенных. Еще был интерактив с прохожими: один из нас стоял с плакатом «Я против повышения пенсионного возраста. Напиши, против чего ты». И люди подходили, исписали весь плакат.
Б: Пенсионная реформа — главная причина появления вашего протеста?
АБ: Нет. Такой протест просто назрел, люди поняли неэффективность разовых акций. А конкретно пенсионная реформа — это просто плевок в душу.
РС: Повышение пенсионного возраста — это реформа, которую не поддерживает большая часть россиян. Это наша возможность объединить людей.
Б: Сколько человек сейчас участвует в протесте сейчас?
РС: Трудно сказать, у нас нет отчетов или чего-то такого. Самых инициативных 20–30 человек, всего на акциях было человек 200. Например, к нам в Петербург на выходные приезжал парень из Карелии — хотел поддержать нас, позавчера так же приезжал человек из Кронштадта.
АБ: Но мы не знаем, сколько всего людей нам помогает.
Б: Кто участвует в протесте?
РС: Разные люди. Есть ученый-биолог, есть айтишники, есть работяги, есть студенты. Средний возраст — от 25 до 30 лет, но есть и старше.
Б: Какие цели протеста у таких разных людей?
АБ: Наша цель — объединить людей, чтобы они задумались и перестали бояться, изменить текущую преступную систему управления государством.
Б: Как она будет меняться?
АБ: Только мирный протест и законные методы. Люди должны проснуться и требовать, чтобы им дали управлять государством.
Б: Вы думаете, мирные методы сработают?
АБ: Конечно. Мы живем в XXI веке, скорость распространения информации моментальна. Если это разовьется, о нас узнают миллионы людей.
РС: Сейчас проблема как раз в том, что большинство людей боятся выходить на акции. Мы хотим показать, что это не страшно.
Б: Вы не готовы отвечать силой даже в случае насилия со стороны полиции?
АБ: Я не знаю, как и что будет. Но мы будем защищаться.
РС: Мы мирная акция, объединяющая сила. Мы не хотим как на Украине, мы хотим как в Армении — мирно и тихо. Если нас станет много, власть поймет, что ей некуда деваться.
Б: Вы не думаете, что как только вас станет какое-то более-менее серьезное количество — 500–1000 человек, вас просто задержат и арестуют?
РС: Уже сейчас на наши акции приходят посмотреть сотрудники Центра по борьбе с экстремизмом. Но в современных реалиях если ты идешь против системы, ты должен быть готов ко всему: административному, уголовному преследованию и так далее. Наша идея заключается в децентрализации: закроют или убьют нас, найдутся те, кто продолжат протест.
Б: Вы уверены, что найдутся? Или ваш протест существует до первых 15 суток ареста?
РС: У нас уже были задержания — задержано восемь человек. Всех отпустили без протоколов, но некоторым, по нашей информации, грозит суд. Они продолжают ходить на акции.
Б: Вы знакомы с делом «Нового величия», где обвинение против якобы протестного движения строится на действиях внедренного полицейского провокатора? Как вы защищаетесь от подобного?
РС: У нас были провокаторы и в чате, и на акциях. Но мы их либо переубеждали, либо говорили: «Спасибо, нам этого не нужно». Проблем не было.
Б: Вы не думаете, что с лидером протест был бы эффективнее?
РС: Один лидер — это неэффективно. Его закроют и всё, протест закончился. Нужно постоянное давление, нужно начинать с низов, например, местных выборов, и не бросать этим заниматься.
АБ: Ум хорошо, а два лучше, просто нужна хорошая современная координация. Ситуация показала, что нужны другие методы, а тот же Навальный делает одно и то же, топчется на месте.
Б: Ваша идея — получить поддержку миллионов людей, с которыми власть просто не сможет справиться. Это не утопия?
РС: Нет, я считаю, что наше дело правое, и большинство людей могут поддержать нас. Когда нас станет много, власть поймет, что силой ситуацию не изменить.
АБ: Сейчас проблема в том, что многие не знают правды и не хотят знать: им некогда, у всех ипотеки, дети и так далее.
Б: Когда вы можете добиться такой поддержки?
АБ: Думаю, что в России с экономической точки зрения очень скоро станет хуже, и уже в ближайший год ситуация должна измениться.
РС: Я пессимистичнее: не знаю, сколько для этого нужно, но когда новое поколение подрастет, что-то изменится. Если наша Россия доживет.
Б: Вы готовы к тому, что ваш протест растянется на 10–15 лет?
АБ: Конечно, это бессрочный протест.
Б: Вы планируете массовые акции? Шествия, митинги?
АБ: Пока нет, а дальше посмотрим. Нам всего две недели, не забывайте.
Б: Изменения, которых вы требуете, возможны при действующей власти или ее нужно сменить?
АБ: Сейчас страной руководят неэффективные управленцы. И люди, и система должны измениться. Иерархическая система управления государством в XXI веке неприемлема.
Б: Что вас лично больше всего не устраивает в сегодняшней России?
АБ: Сплошное вранье, хамство чиновников и страшное равнодушие людей. И причина этого — в системе. Это очевидно.
РС: Несменяемость власти, из которой всё и вытекает. Отсутствие свобод — как гражданских, так и других. Монополия государства во всех сферах.
Б: Вы верите, что при вашей жизни это изменится?
АБ: Обязательно. Я верю, что если мы попробуем раскачать людей на гражданскую активность, то всё может измениться.
РС: Скорее верю, иначе я бы не участвовал в этом всем. Конечно, можно свалить, но я всегда вспоминаю фразу Немцова: «Почему должны валить мы? Пусть валят они».
