21 июля 2022

«Они меня сожрут». Как Александр Правдин из Сиверского придумал антивоенную уличную стенгазету — и теперь на него пишут доносы

В июне поселок Сиверский под Петербургом прославился — Рустем Адагамов опубликовал в соцсетях фото плаката «Ты не Петр I, ты Адольф II», висевшего в центральном сквере поселка. Такой уличный самиздат выходит в Сиверском уже пару лет.

«Бумага» рассказывает историю автора стенгазеты Александра Правдина, бывшего врача местной психбольницы, родившегося в ссылке и построившего в поселке удивительный дом, который теперь хотят снести.

В июне 2020 года в центре небольшого поселка Сиверский в Ленинградской области появился самодельный памятник — кусок железа с надписью «Спаси и сохрани». Железка была вставлена в клюв местной скульптуре — металлической вороне. Присмотревшись, можно было заметить, что железо — это макет российской Конституции.

С 25 июня по 1 июля 2020 года в России шло голосование по поправкам в Конституцию. Они разрешали Владимиру Путину баллотироваться еще на два президентских срока.

Сквер в центре Сиверского, июль 2022 года. Фото: Юрий Гольдштейн для «Бумаги»

Через несколько дней железную конституцию убрали. Но на ее месте появилась новая. А после демонтажа — еще одна и еще. Наконец, вместо «Спаси и сохрани» на железке появилась надпись «Нет». Ее уже не снимали.

Так ворона начала развлекать жителей актуальными высказываниями. Она поздравляла с победой «Зенит», ругалась: «Уроды, перестаньте мусорить!», называла себя Сергеем Фургалом. Весной 2022 года ворону забрали.

«Иностранный агент»

Летним вечером в сквере у вокзальной площади в Сиверском начинают собираться люди. Прохожие останавливаются и смотрят на мужчину спортивного сложения с седой бородкой, который мнется у большого камня — там раньше стояла фигурка вороны.

Мужчина одет в белые рваные джинсы и черную футболку, на спине написано: «Иностранный агент». Он, волнуясь, разворачивает и крепит на камне плакат. Его фотографируют. Мальчик лет восьми подбегает и читает вслух надпись: «Русские — вы нелюди».

Фото: Юрий Гольденштейн для «Бумаги»

Человек снимает плакат. К нему резко приближается другой пожилой мужчина: «Это что за херня такая? Ну-ка дай сюда!» Потом он требует у фотографа: «Давай “засвечивай” свою пленку!»

Автор плаката прячет его за спиной и отвечает: «Товарищ, не хулиганьте». Его оппонент зовет на подмогу собравшихся, чтобы забрать плакат, но никто из них не двигается с места. Тогда он сам пытается выдернуть предмет спора. Завязывается борьба. К мужчинам подбегает девочка-подросток — она выхватывает плакат и убегает с ним. Недовольный не может ее догнать, потому что хромает.

Через несколько минут девочка возвращается, протягивает автору плаката ключ от камеры хранения «Фикспрайса» и, глядя на третьего участника сцены, говорит: «Правда глаза колет, что поделаешь».

«С больными спорить нельзя»

«Есть много тех, кто зомбирован. Тех, кто просто нездоров», — говорит 73-летний автор плаката Александр Правдин. В Сиверском он живет почти полвека — с тех пор, как приехал сюда по распределению работать врачом-психиатром.

— Я-то не просто понимаю, я еще и предмет знаю, — комментирует он столкновения с агрессивными односельчанами. — Меня учили, что с больными спорить нельзя, потому что от этого ничего хорошего не будет. Я даже помню, когда я был молодым доктором, привезли белогорячечного больного. Было много милиции, много сопровождающих. А больной, очень возбужденный, им кричал: «Смотрите, черепахи ползут!» Я ему сказал: «Да, черепахи ползут», — он сразу успокоился.

Правдин переехал в Сиверский с женой-преподавательницей из Ленинграда. Супруги родили ребенка, получили однокомнатную квартиру и, как описывает бывший врач, «остались здесь принудительно, улучшать породу».

Александр Правдин. Фото: Юрий Гольдштейн для «Бумаги»

Александр проработал в психиатрической клинике 20 лет, а в 90-е уволился, купил склад вместе с землей и устроил продуктовый магазин. Бизнес шел успешно, быстро появилась возможность переехать обратно в город. Но на этот раз он остался уже добровольно — решил, что хочет «сделать что-то в Сиверской».

Из этого желания возникло самое необычное сооружение поселка, его новая архитектурная доминанта. В начале нулевых Правдин снес склад, нанял архитектора по фамилии Макаров и построил четырехэтажный дом в голландском стиле. «Вот это крыльцо — видите? — я практически украл со здания голландского парламента. Конечно, и местные кузнецы свою руку приложили», — любуется автор проекта.

На пятачке перед голландским домом Александр устроил сквер со скамейками и скульптурами авторства местных жителей. Это голландская мельница, статуя с аистами, валун в виде головы с курительной трубкой, в шляпе-цилиндре. На ней — фигурка человечка с безумными глазами и с бутылкой водки. На пузе у человечка — гравировка: «Крым наш». А на самом цилиндре — железная табличка с замазанной надписью «Нет войне». Александр поясняет: ее установили еще в 2014 году, когда партия «Яблоко» высказалась против войны в Украине. Недавно на табличке нарисовали букву Z, которую Правдин стер.

Дальше в безумной сиверской скульптурной галерее — другой камень, на котором раньше была ворона, и третий — с короной.

Про последний Александр рассказывает, что притащил его из какого-то барского имения: «Поставил и подумал: „Камень-то царский, надо на него корону из толстого железа поставить“. Поставил я корону — и тут же пошел коронавирус». В народе его так и прозвали — «памятник коронавирусу».

Несколько лет в голландском доме продержался местный дом быта — Правдин сдавал помещения в аренду. Но в сентябре 2021-го суд решил снести здание.

Александр говорит, что это результат давней тяжбы с местными властями: они против активности бизнесмена, но до последнего времени не решались на открытый конфликт — голландский дом и сквер популярны у жителей. «Но сейчас, после того, что я стал писать, надежды никакой не осталось».

«Воды нет, но вы держитесь!»

Александр бодро шагает по поселку и здоровается почти с каждым встречным.

«Началось всё с „обнуления“. Я стал на вороне писать», — вспоминает Правдин историю первого высказывания в Сиверском сквере. Во время подготовки к референдуму по поправкам в Конституцию он нашел кузнецов, заказал им макет Конституции формата А4 и вставил в клюв вороне.

«Тогда гораздо больше людей меня поддерживало», — говорит автор. Но акция не понравилась властям: железную Конституцию несколько раз убирали, Александр просил изготовить новую и придумал приделать в клюв штырь, чтобы приварить к нему вставку намертво.

Тогда Александра забрали в полицию, где пригрозили штрафом в 120 тысяч за порочение государственных символов. После этого он решил действовать тоньше. На 14 Февраля вешал коллаж с Лукашенко и Путиным, на Пасху — «Христос Воскресе» с яйцами в сине-желтой раскраске. А сегодня там висит черно-белая фотография людей на улице с подписью «Начало». Нужны некоторые познания в истории, чтобы догадаться: это жители СССР слушают объявление о начале Великой Отечественной войны.

Хитрости успешно работали полтора года. В марте 2022-го, в одну из первых недель войны в Украине, ночью ворону просто сорвали с камня — вместе со штырем и очередной актуальной табличкой.

На этот раз полицейские выписали Александру предостережение: за антиобщественное поведение. «Обидно. Я не бухаю, как-то стараюсь помогать людям. Вот благоустроил сквер», — возмущается он.

Но и тогда Правдин продолжил вешать таблички с высказываниями и картинками прямо на камне. В мае 2022-го там висел плакат «Нет фашизму». В День Победы Александр прикрепил на камень табличку «Рашисты» — рассказывает, что его чуть не побили, за него вступились женщины, и он «остался живой».

Однажды в Сиверском отключили воду, и кто-то из местных жителей повесил на том же камне свой выпуск «стенгазеты»: «Воды нет, но вы держитесь!» Именно в этот день изготовителя самиздата решили снова забрать силовики. Они сорвали плакат про воду и вычислили автора: «Они приехали к нему, меня это спасло».

В день рождения первого императора России на камне появилось «Ты не Петр I, ты Адольф II», отсылающее к речи Путина о том, что Петр «возвращал» утраченные территории. «Судя по всему, на нашу долю тоже выпало возвращать и укреплять», — сказал Путин, — и получил остроумный ответ, который через фотографа Рустема Адагамова посмотрели в соцсетях больше 70 тысяч человек. Плакат чудом успели сфотографировать — он провисел едва ли больше часа.

Потом плакат на камне напоминал о путче августа 1991 года, когда члены ГКЧП пытались захватить власть в СССР, а по телевизору вместо новостей транслировали балет «Лебединое озеро».

В начале июля, через пару дней после первого разговора Правдина с «Бумагой», к нему, по его словам, приехали эфэсбэшники. «Приехали двое — копия Петров и Боширов. И не скажешь же им, что [они копия]. А у меня еще на футболке сзади написано „инагент“. Они так с улыбочкой подошли». Силовики представились, сказали почистить социальные сети и не писать ничего про армию и про власть.

После второго разговора с «Бумагой» те же сотрудники позвонили Александру и, по его словам, предостерегли от новых плакатов: сообщили, что на него написали донос за «оскорбление коренной национальности» и что это «последнее предупреждение».

— Доносят на меня теперь, доносят. Я это почувствовал на себе. А они [доносчики] мне говорят: «Вы же видите: если бы это был 37-й год, вас бы уже давно… Видите, как мы растем!» Я промолчал. Козлы.

На вопрос, зачем же тогда он вешает эти плакаты, Александр отвечает, что таким образом дает людям возможность выпустить пар: и военный, и антивоенный.

— Некоторые подходят ко мне и благодарят за это художество, потому что у них нет возможности выразиться, но они понимают ситуацию. А мне очень трудно визуально определить, кто из них [поддерживает или не поддерживает войну]… А когда они подходят и говорят: «Спасибо вам», — для меня это, конечно… Требуется какая-то поддержка, потому что задолбали совсем.

«Боюсь, что они его сожгут»

Перед входом в голландский дом, стоять которому осталось недолго, Александр показывает скамейки, покрашенные в цвета флагов: российского, таджикского, узбекского, армянского, украинского. Он говорит, что желто-голубую скамейку поначалу игнорировали. Но сейчас на ней сидит большая компания подростков. Из группы выныривает парень и здоровается с Александром. Правдин представляет его: «Местный футболист».

Подбегают еще двое. Александр заводит с ними смол ток:

— Надеюсь, что вас в армию не заберут, пушечным мясом не станете. Не хочешь быть пушечным мясом?

— Не хочу.

Отходя, Александр тихо произносит: «Им, конечно, некуда деться».

Сейчас здание выглядит заброшенным, на стенах — теги граффитистов. Когда Правдин с Макаровым начинали работу над ним, современных построек в округе не было. Александр рассказывает, что бабушки с непривычки, проходя мимо, крестились и возмущались: «Куда власть смотрит, это же на нас упадет!»

Владелец дома вспоминает: «Комиссия лазала по этажам, но глава [поселения] был творческий, говорил, что пока он глава — пускай строится. А когда он ушел в Москву, меня стали долбать по новой, но тогда здание „выстрелило“: летом приехал главный архитектор Ленинградской области. Он та-а-ак посмотрел. Потом начали фотографировать, открытки, магнитики делать».

Фото: Юрий Гольдштейн для «Бумаги»

Рядом Правдин чуть-чуть не достроил второе здание — хотел открыть там гостиницу. Теперь снести должны и это строение. С решения суда о сносе прошел почти год. Арендаторов выселили, Правдин лишился заработка. Но пока ничего не происходит. «Им вроде и снести его надо, но боятся, а вдруг какому-то дураку наверху не понравится, что снесли», — предполагает Александр.

Он проходит внутрь через боковой вход, комментируя: «Захожу в свое же здание как вор». Там — мастерская, где Правдин рисует плакаты.

Александр рассказывает, что поначалу печатал их, но потом в единственной в Сиверском типографии ему отказали — предполагает, что испугались.

— Тяжело здесь в деревне: чтобы какую-нибудь гадость напечатать, приходилось ездить в Гатчину. А там товарищ мне говорил, что, если я политический, значит, подготовился к политической борьбе, значит, должен платить больше. Его сотрудники хихикают. Но сейчас их там тоже похоже поприжали, последний раз пришел, они уже спрашивают, что буду печатать. Я говорю, ничего, два слова, но как-то оно так. К чему придем?

На этажах голландского дома — опустевшие коммерческие помещения, покинутая светлая фотостудия, на стенах старые календари. «Боюсь, знаете, что они его сожгут, тут такая агрессия относительно меня…» — сожалеет владелец.

Наверху — «галерея плакатов» Александра, разделенная на две комнаты. В одной стоит бильярдный стол, на котором лежат старые плакаты, а в другой они развешены по трем стенам. За какие-то работы, комментирует автор, ему стыдно, а некоторыми гордится, говорят, что они «выстрелили»: например «„Единая Россия“ — это партия оккупантов», сделанный еще до начала войны.

«Трудно вот этот эзоповский язык [придумывать]. Еще же необратимые старческие изменения. И что-то новое придумывать, чтобы тебя за это не посадили, — это так сложно», — признается Правдин.

— Меня и в советские времена таскали, мол, «Правдин, вы неправильно понимаете ситуацию в Польше». Это еще тогда, в конце 80-х. Второй раз я всё это переживаю, второй раз одно и то же. Когда Афганистан — меня с работы погнали, характеристику написали такую, что меня и в тюрьму бы не взяли, я был против войны.

«Смалодушничал и вернулся»

Александр не видел своего отца. Его забрали почти сразу после рождения сына: «Мне еще года не было, когда его посадили по указу вождя народа». Вячеслав Правдин, оставшись в живых на фронте, в конце 40-х отправился в лагеря — и там умер: «Заболел на рудниках».

Александр даже не знает, почему он сам родился в Сибири. «Трудно сказать, как мамин отец попал в Сибирь: то ли его сослали, то ли они, как коммунисты, хотели туда поехать. И ходил я там в школу с немцами, латышами — все ссыльные. Представляете, какой был интернационал. А когда „отец народов“ умер в 53-м году, всем разрешили выезжать оттуда, и мы выехали в Краснодарский край, а потом дальше».

Семья не знала и где именно умер Вячеслав. Выяснилось это, только когда сыну предложили выезд в капиталистическую страну и впервые тщательно проверили его в КГБ.

— Они мне нашли, где он [отец] был похоронен. Это такие китайские названия поселений на Дальнем Востоке, где эти рудники были. К сожалению, я так туда и не доехал.

Зато у Александра почти получилось выехать в другую сторону. В 1983 году Правдина выбрали для поездки на чемпионат мира по хоккею в ФРГ с сотней советских болельщиков — как сопровождающего врача.

— Прилетели мы туда на самолете, во Франкфурт-на-Майне. Я, когда вышел и увидел все эти BMW и эти дороги… Думал, останусь я там, в той Германии. Но она [жена] же здесь осталась с моим сыном. Подумал, что начнут ее пинать, и так я смалодушничал и вернулся в эту Сиверскую. Смотрю: пыль, дорог нет. И у меня, конечно, месяц была депрессия. Психиатр сам и впал в депрессию. Я в лес ходил. Ну, выходился в итоге.

Фото: Юрий Гольдштейн для «Бумаги»

Правдин остался работать в Дружносельской психиатрической больнице, где обстановка вообще не располагала к веселью. Он помнит, как перед Олимпиадой 1980-го туда свозили из Ленинграда людей неформальной наружности: длинноволосых и с серьгами — и не выпускали до конца соревнований.

В последние годы советской власти, рассказывает Александр, пациентов было нечем кормить, а вместо посуды были консервные банки. Пациентами Правдина были и диссиденты, и «кверулянты», и люди, которых судили за грабежи и убийства, но вместо тюрьмы они за взятки попадали в больницу, откуда через полгода выходили: «Сверху приходила экспертиза, что больной страдает шизофренией, но никакой шизофрении на самом деле нет».

Александр вспоминает и самую трагическую за время его работы историю:

— Лежал диссидент тех времен. К нему приставили наряд, который дежурил сутками вместе с медицинским персоналом. Но больные, они ж умные, дали диссиденту ложку, и он с помощью нее вскрыл замок, пробрался мимо спящего милиционера и ушел из отделения. Утром спохватились: «Где? Нету! Это же ЧП! Да еще такой больной сбежал». А потом… Он не смог сориентироваться в ситуации, повесился где-то на чердаке больницы. Меня поразила в то время солидарность больных, как они, видя, что к нему приставлен наряд, помогли ему.

«Я тут везде забанен»

— Такая страна. Ну сейчас стало еще хуже. А может, я ошибаюсь, — Правдин размышляет, а может, все-таки жалеет, что не уехал.

Жена Александра умерла семь лет назад. Сейчас он живет на пенсию и помощь сына: «Тяжело живу. Конечно тяжело. Но что поделаешь». Отношения с сыном сложились не очень теплые: «У него есть мнение, с которым я абсолютно не согласен. Я с ним спорить не могу, потому что от него финансово завишу. А он, так как помнит, что воспитание было жестким, побаивается».

Фото: Юрий Гольдштейн для «Бумаги»

Александр Правдин выходит из своего голландского дома. В проходе между ним и вторым зданием стоят двое юношей и беззастенчиво справляют нужду на кирпичную стену.

Александр все-таки решается вывесить на камне еще один плакат. Но перед этим звонит приезжавшим к нему сотрудникам органов и согласовывает надпись. На плакате написано: «Иоанн Предтеча». Накануне, после обстрела Белгорода и гибели пятерых человек, белгородский митрополит Иоанн призвал «перековать мечи на орала» — то есть как бы выступил предтечей мира.

Правдин говорит, что ничего не боится, и не строит никаких планов. Но при всей энергичности он выглядит подавленным — сорванные плакаты, угрозы и доносы его подкосили: «Я тут везде забанен в Сиверском. Везде забанен. Фигней, конечно, занимаюсь — они меня сожрут. И убить могут».

Получайте главные новости дня — и историю, дарящую надежду 🌊

Подпишитесь на вечернюю рассылку «Бумаги»

подписаться

Что еще почитать:

Бумага
Авторы: Бумага
Если вы нашли опечатку, пожалуйста, сообщите нам. Выделите текст с ошибкой и нажмите появившуюся кнопку.
Подписывайтесь, чтобы ничего не пропустить
Все тексты
Истории
Анастасия Кузнецова борется за права родителей петербургских школьников. Родной муниципалитет затравил ее после доноса и задержания в дни выборов
Семь лет назад Вадиму Полковникову диагностировали лимфому — и с тех пор он помогает людям с похожими заболеваниями. Как и зачем он это делает
Этот фонд создал в Петербурге школу онкологии и изменил подход в лечении рака. Вот как он благодаря вам выживает после ухода спонсоров
Скорее обнять детей или умереть. В колонии Ленобласти завербовали несколько десятков женщин. Что им обещали и почему еще не отправили на войну
Оренбургский платок с колючей проволокой. Как осужденный по делу «Сети» Виктор Филинков и его девушка добились компенсации от колонии и сыграли свадьбу
К сожалению, мы не поддерживаем Internet Explorer. Читайте наши материалы с помощью других браузеров, например, Chrome или Mozilla Firefox Mozilla Firefox или Chrome.