12 ноября 2014

Куратор параллельной программы — об итогах Manifesta 10 и перспективах Петербурга

Неделю назад в Петербурге завершилась десятая международная европейская биеннале современного искусства Manifesta. Как масштабная выставка отразилась на жизни горожан и есть ли у Петербурга шанс превратиться из отсталого с точки зрения современного искусства города в просвещенный — рассказывает куратор параллельной программы биеннале Николай Молок.
Николай Молок. Фото: Егор Цветков / «Бумага»
— «Манифеста» всегда появляется в городах, которые неразвиты с точки зрения современного искусства. Если она приходит в Италию, то не в Рим или Венецию, а в Тироль в Северной Италии. Если приходит в Испанию, то не в Мадрид и даже не в Бильбао, где уже есть музей современного искусства, а в Сан-Себастьян — прекрасный город, в котором до биеннале не было даже представления о том, что такое современное искусство. Если «Манифеста» приходит в Германию, то не в Берлин, а во Франкфурт, важный экономический центр, но не культурный. Он похож на Петербург: там есть замечательные музеи, но инфраструктура современного искусства там очень малоразвита. Именно поэтому в России биеннале провели в Петербурге. В Москве есть «Винзавод», «Гараж», «Арт-плей», «Стрелка» и много других галерей, а также журналов и газет. А в Петербурге — только Эрмитаж и Русский музей, с точки зрения современного искусства площадок здесь гораздо меньше.
Первый кадетский корпус после демонтажа экспозиции параллельной программы биеннале
Из Art Newspaper Russia я почерпнул некоторые данные, не знаю, насколько они справедливы: основную площадку «Манифесты», то есть Главный штаб, за четыре месяца работы посетили 60 тысяч человек. Сравниваем: на Венецианскую биеннале за шесть месяцев работы пришли 500 тысяч человек, на Documenta в Касселе за три месяца побывали, по-моему, 800 тысяч человек, на Московской биеннале за полтора месяца — 100 тысяч человек. Я не знаю статистики «Манифесты» в других городах, но есть подозрение, что в Петербурге показатель не очень выдающийся.
С другой стороны, первую Московскую биеннале, например, посетили 40 тысяч человек. Так что это вопрос развития и привыкания жителей города к современному искусству. В Питере никогда не было таких крупных событий, так же как и в Москве до I Московской биеннале ничего подобного не происходило. «Манифеста» дала мощный толчок не только для художников, но и для зрителей. В Москве динамика налицо, и если в Петербурге сейчас появятся крупные художественные события, не связанные с биеннале, которая сюда, вероятно, больше никогда не приедет, то и здесь число зрителей увеличится. И, соответственно, эти зрители уже будут подготовлены: им не нужно будет объяснять, почему это искусство.
Когда мы только начинали работать над параллельной программой, то пытались спрогнозировать, сколько приблизительно людей может прийти в Кадетский корпус, — но в итоге даже не смогли предположить. Петербург совсем другой по сравнению с Москвой, классический город, жителям которого, как мне кажется, намного сложнее свыкнуться с современным искусством. Art Newspaper написала, что к нам пришли 25 тысяч человек. Это очень много, примерно как на матче «Зенита».
В Петербурге есть замечательный автор и куратор Аркадий Ипполитов, который работает в Эрмитаже. В 1997 году он написал статью о Венецианской биеннале, которая начиналась с описания того, как он сидит в Венеции и пьет кофе. И вот приходит официант и говорит: там биеннале какая-то — да ну ее нафиг. И дальше вся статья была про то, что Венеции биеннале не нужна, она и так прекрасна. Аркадий абсолютно не прав: без биеннале Венеция просто умерла бы, это то, что у нас называется градообразующим предприятием. Весь город живет за счет биеннале и ее обслуживания, так что тот официант был пижоном. Но пафос понятен: Венеция же один из самых красивых городов в мире с консервативными вкусами, где до сих пор катаются на гондолах. Так что Михаил Борисович Пиотровский совершенно правильно говорит: надо чаще делать крупные выставки современного искусства, чтобы люди привыкали.
В России, к сожалению, в конце 20-х годов по известным причинам произошел очень серьезный сбой. И когда весь мир заговорил на современном языке искусства и культуры, мы по-прежнему разговаривали на языке реализма. И теперь всех нас нужно обучать. У нас же до сих пор на полном серьезе обсуждается картина Казимира Малевича «Черный квадрат». Кто, поднимите руку, сам мог бы нарисовать такую картину? И все радостно поднимают руку. Пока такие вопросы не перестанут обсуждать, нужно делать просветительские выставки. Люди наконец-то должны привыкнуть к тому, что искусство — это не натюрморт в кухне. Не только современное, искусство вообще никогда этим не было.
У нас же до сих пор на полном серьезе обсуждается картина Казимира Малевича «Черный квадрат». Кто, поднимите руку, сам мог бы нарисовать такую картину?
Мы все забыли. Передвижники, например, были радикальными для своего времени художниками. Это потом они стали «официальными». А начиналось все резко и жестко. И как оказалось, они до сих пор актуальны (я имею в виду перовские антиклерикальные картины и скандалы со снятием картины Репина). То же самое с Караваджо: мы просто не понимаем, какая гигантская революция произошла в начале XVII века, когда он написал картину «Успение Марии», где она была изображена с натуралистично вздутым животом. Россия в силу исторических причин отстала, поэтому регулярные крупные резонансные события в области современного искусства, а не только маленькие галерейные субкультурные выставки — это единственный способ догнать остальной мир.
Конечно, «Манифеста» дала большой стимул культурной жизни города. И теперь все зависит от местного художественного сообщества. Я очень надеюсь, что начатое «Манифестой» будет иметь продолжение. В Москве, к примеру, есть люди, которые занимаются продвижением и институализацией современного искусства. Есть, к примеру, Иосиф Бакштейн и Ольга Свиблова. А вот не будет Бакштейна и Свибловой — что тогда? Питерские звезды, к сожалению, живут своей жизнью: Александр Давидович Боровский в Русском музее, например, — они все ориентированы скорее на себя, они не создают институции. Директор «Манифесты» Хедвиг Фейн не может переехать в Петербург и делать здесь регулярные выставки. Питер, как и любой город, должен сам создать такую фигуру, которая взяла бы на себя инициативу. Вот есть, например, галерея «Люда», сейчас мое любимое место в Петербурге. Мне не очень нравятся выставки, которые они делают, но это другой вопрос; мне нравится сама атмосфера площадки, она напоминает мне Москву 90-х, настоящую движуху. Вот Петр Белый взял на себя инициативу, спасибо.
Директор «Манифесты» Хедвиг Фейн не может переехать в Петербург и делать здесь регулярные выставки. Питер, как и любой город, должен сам создать такую фигуру, которая взяла бы на себя инициативу
Петербургу сейчас очень нужен лидер или даже несколько лидеров. Но обязательно не живущие в своем маленьком кабинетном мирке (в хорошем смысле), а такие как, условно, Марат Гельман или тот же Иосиф Бакштейн. И это вовсе не обязательно должен быть искусствовед. Таким человеком может стать менеджер или коллекционер, даже чиновник. Например, большое внимание биеннале уделял бывший вице-губернатор Василий Кичеджи. Петербургские художники, как я вижу, готовы работать, хоть сегодня, хоть сейчас. Теперь, после «Манифесты», нужно немного подождать и успокоиться, может, такой человек совершенно неожиданно всплывет. Если все будет в порядке.
Если вы нашли опечатку, пожалуйста, сообщите нам. Выделите текст с ошибкой и нажмите появившуюся кнопку.
Подписывайтесь, чтобы ничего не пропустить
Все тексты
К сожалению, мы не поддерживаем Internet Explorer. Читайте наши материалы с помощью других браузеров, например, Chrome или Mozilla Firefox Mozilla Firefox или Chrome.