«Это та дверь, которая еще открыта». Как петербургские деятели культуры объединились вокруг музейного радио и чем оно помогает в трудные времена

Летом 2022 года сотрудники Музея Анны Ахматовой в Фонтанном доме запустили первое в Петербурге музейное интернет-радио. Вокруг него объединились известные в городе культурные деятели — писатель Яков Гордин, библиограф Никита Елисеев, уволенный в прошлом году из РНБ, драматург Соня Дымшиц и другие. Некоторые сотрудничают с музеем бесплатно.

Трансляция на сайте работает с утра до позднего вечера, часть программ — за год вышло около 40 передач об истории и культуре — записывают и выкладывают как подкасты.

У радио до сих пор небольшая аудитория. Авторы считают, что оно помогает интеллигентным горожанам «интеллектуально взбодриться», поставить нынешние события в широкий исторический контекст, узнать, как тяжелые времена переживали поэты и артисты прошлого.

«Бумага» поговорила с авторами «Радио Фонтанный Дом» о том, как они приспосабливаются к цензурным ограничениям, оттачивая эзопов язык, и как музейное радио стало для них отдушиной и безопасным пространством.

«Стоическая позиция Ахматовой нам помогает»

Анастасия Озерская

главный редактор музейного радио

— Первые разговоры о радио появились еще в то время, когда мы уходили на карантин во время ковида. Мы думали, как же нам общаться с посетителями. Обсуждая и пробуя разные варианты, придумали формат интернет-радио. И мне он очень понравился: с одной стороны, это такая современная тема подкастов, а с другой — немного старомодное очарование, ведь на сайте проекта действительно есть сетка вещания и программа передач.

В 2022 году мы получили поддержку от Президентского фонда культурных инициатив (на запуск радио выделили грант более 4 миллионов рублей — прим. «Бумаги»), благодаря которой закупили оборудование, оплатили работу звукорежиссеров. Проект запустился в июне прошлого года. Сейчас он финансируется за счет средств музея Анны Ахматовой, а также фонда друзей музея. Этого хватает для поддержания работы радио, но без гранта мы вряд ли смогли бы запуститься. Раньше мы даже не рассчитывали на монетизацию проекта, ну, а в будущем — посмотрим. Я не против рекламных интеграций, если они качественно сделаны.

Главные объединяющие темы наших программ — это XX век, история, искусство и культура в самом широком понимании. И, конечно, наш город. Например, есть подкаст «Дворцовые тайны» от историка Павла Котляра о дворцовой архитектуре Петербурга, а Валерий Шубинский для нас провел несколько аудиоэкскурсий по Ленинграду обэриутов. Можно включить подкаст и пойти гулять. Многие программы посвящены и самому Фонтанному дому.

Мне кажется, слушателям это радио может быть нужно для того, чтобы отвлечься без эскапизма, интеллектуально взбодриться. Может, это даже альтернатива думскроллингу. Разговаривая со специалистами в разных областях, мы ставим свои сложности в более широкий исторический контекст, анализируем факты и биографии людей, которые проживали тяжелые времена. Так, у нас есть цикл подкастов «Как быть писателем» — он посвящен социальным стратегиям писателей в разные десятилетия советской власти: об отношениях с этой властью, о том, как литераторы искали возможности для публикации или вообще уходили в совершенно другие области.

В силу того, что проект нишевый, отзывы у нас пока в основном положительные. Слушатели из других стран, например, пишут нам, что для них «Радио Фонтанный Дом» — это возможность сохранить связь с Петербургом.

С одной стороны, естественно, нам хочется вещать для большего количества людей, а с другой — продолжать откровенно говорить про XX век. Если раньше мне казалось, что мы пришли к консенсусу, что сталинизм — это плохо, что репрессии ничто не может оправдать, вывели какие-то, казалось бы, прописные истины, то сегодня при общении с посетителями иногда возникает ощущение, что всё это вновь ставится под вопрос. У нас как будто нет общей почвы под ногами. С другой стороны, именно сейчас важно умение уважать собеседника и спокойно доносить свою точку зрения, чем музей и занимался почти 35 лет. Стоическая позиция Ахматовой и других героев музея нам помогает.

Многие наши авторы согласились принять участие в проекте еще на первых стадиях разработки. То, что музей стал для них какой-то отдушиной, конечно, сыграло свою роль. В какой-то степени для них это та дверь, которая еще открыта.

Сейчас для меня радио — это почва под ногами. Я без него себя не очень хорошо представляю. Это то, что позволяет, упрямо, изо дня в день продолжать существование.

«Сейчас люди часто чувствуют себя одинокими»

Соня Дымшиц

драматург и режиссер, автор «Радио Фонтанный Дом»

— В прошлом году я предложила «Радио Фонтанный Дом» свой радиоспектакль «Пенфей», сделанный по моей же одноименной пьесе. Она довольно смешная: антрополог через включенное наблюдение изучает театральный кружок и становится участником тренингов, но многое, что зритель понимает, персонаж не ловит. В конце концов, мы догадываемся, что он попал в секту. Пьеса состоит из интервью, которые антрополог берет, и его голосовых сообщений — это мокьюментари. «Пенфей» Фонтанному дому не подошел по формату, зато мне предложили сделать курс подкастов о современной драматургии.

Программа называется «Глупые вопросы», сейчас мы готовим второй сезон. Никто ведь особенно не понимает, как выглядит современный драматург. Это абстрактный дикий зверь. Мы знаем Островского и Чехова, но в современности — кто это, зачем он нужен? В эпизодах мы исследуем какие-то самые базовые штуки — и это может стать тропинкой для слушателей, может помочь начать свое путешествие, исследование современного театра. Тем более человеку не из театральной среды может показаться, что театральный мир очень кастовый и закрытый, а мы даем возможность войти в это пространство, которое сейчас, почему-то, может оказаться нужным.

Хотя вообще театр штука бесполезная, он выполняет скорее декоративную функцию. В «Короле Лире» есть замечательный фрагмент о том, что человека от животного отличает потребность в роскоши: Лир в какой-то момент говорит одной из дочерей, не помню точную цитату: «Зачем ты носишь это красивое платье, оно же шелковое, он же не согревает?» В этом, в том числе, и была идея подкаста — говорить о каких-то абстрактных, «ненужных», «непрактичных» вещах. Например, как будет выглядеть театр через 10 лет — это же бессмысленный разговор, никто не знает ответа. Может, нам будет писать пьесы ChatGPT. Или Илон Маск поставит оперу на Луне.

Кроме того, для меня театр — это еще и про безопасность. Ты понимаешь: когда занавес поднимут в финале, Дездемона с остальными актерами выйдет на поклон. Гамлет в какой-то момент говорит Офелии, что в его голове больше ужасных мыслей, чем времени на их исполнение. Театр — это такой способ поразмышлять о страшных вещах у себя в голове, понимая, что мы в безопасности и с нами ничего не случится. В том числе, иногда, это помогает справится, «отжить» тревогу.

Еще важно понимать, что театр — это коллективное искусство. Рядом с вами в зрительном зале сидит, скорее всего, еще пара человек. И это позволяет почувствовать, что вы не одни, вы вместе проживаете эти эмоции. Это, конечно, не психотерапия, но островок, на котором можно немного выдохнуть.

Особенно, наверное, это стало актуально в последнее время. Сейчас люди часто чувствуют себя одинокими, разобщенными. Тем более, что много не только тем, но и просто слов, которые физически запрещены на уровне закона. Так что эзопов язык сейчас работает вовсю; это, как код: что-то как бы непонятно, но при этом понятно всё. Можно вспомнить, как пару лет назад запрещали спектакль «Чиполлино». И уже не важно, «Чиполлино» это или «Гамлет» — контекст, на фоне которого идет какой-то спектакль, нельзя ни проконтролировать, ни выключить. Время само наполняет театральную ткань тем или иным смыслом.

«Когда слушаешь умного человека — это терапевтично»

Галина Артеменко

петербургская журналистка, автор «Радио Фонтанный Дом»

— Я на ленинградском и петербургском радио проработала не один десяток лет. У меня есть большой опыт работы в прямом эфире, то есть сама сущность радио мне знакома. Я не боюсь разговора с собеседником, это для меня родная стихия, поэтому на музейном радио я как-то смогла это умение применить.

Сейчас я занимаюсь программой «Настоящий XX век», которую веду попеременно с Никитой Елисеевым — это большое интервью о времени, о себе, о судьбе с разными людьми Петербурга и не только. Плюс еще подкаст «Non Fiction», посвященный изданиям Европейского университета. Также будет «Профессиональный разговор» о работе музейщиков и представителей других культурных институций. На паузе сейчас программа с [искусствоведом] Николаем Кононихиным, посвященная Ленинградской школе литографии. Мы приглашаем тех людей, которые нам интересны и дороги. Я очень надеюсь, что появится отдельная программа с Мариной Дмитревской и «Петербургским театральным журналом».

Знаете, «Радио Фонтанный Дом» — это не «культурный ликбез», а разговор на равных. Наш слушатель — интеллигент, горожанин. Я редко говорю с теми, кого не знаю, поэтому получается беседа двух людей в предлагаемых обстоятельствах. Мы говорим о том, что мы чувствуем, что для нас важно, как мы живем. Естественно, мы говорим в тех реалиях, в которых существуем.

Поскольку сейчас мы находимся в зоне турбулентности, мы нередко обращаемся к прошлому. Во многих текстах, анализируя судьбы людей, мы видим, что наши герои так или иначе переживали жестокие времена перемен. Мы всегда это чувствовали остро, потому что судьбы тех, кому посвящен музей — Ахматовой и ее окружения — достаточно драматические. Исторический опыт проживания тяжелых периодов и сопротивления отчаянию (хотя Пунин говорил: «Не теряйте отчаяния»), опыт отношений «уехал/остался», опыт творчества очень востребованы. Обращение к тем, кому посвящена экспозиция мемориальной квартиры Фонтанного дома, очень важно для понимания того, как ты проживаешь происходящее вокруг.

Естественно, все гости моих программ имеют уникальный жизненный опыт. Это глубокие люди, совестливые, умеющие рефлексировать, любящие свою страну. Общение с ними дает силы тем, кто их слушает, потому что, когда ты слушаешь умного человека, который говорит интересные вещи, — это терапевтично в какой-то степени. Ведь сама суть музея в том, чтобы быть собеседником и тем местом, куда может прийти любой человек. Тут можно поговорить, попить кофе, погладить котов, просто посидеть в саду. Нам важно ощущение дружеского участия.

«Объяснять мне, чего -льзя, а чего нельзя — не надо»

Никита Елисеев

библиограф, публицист, автор «Радио Фонтанный Дом»

— Автором музейного радио я стал совершенно случайно. Мне предложили, и я не смог отказаться. Во-первых, от предложений таких институций, как Фонтанный Дом, не отказываются. Во-вторых, предложение это было после и на фоне истории с РНБ, моего, слава Богу, последнего конфликта с очередной дирекцией Публички. Готовился суд по поводу моего несправедливого, незаконного увольнения. (Суд завершился мировым соглашением.) Денег не было или их было мало. Кроме того, мне надо было показать и себе, и другим, что я и вне Публички кое-чего стою. Фонтанный Дом мне в этом помог.

Знаете, у меня есть друг. Когда его несправедливо выдавили из МГУ (если не ошибаюсь), я сильно расстроился, а он так сказал: «Всё нормально, Елисеич, мы как лягушки: одна кочка утонула, другая вынырнула. Мы без работы не останемся…» Я не ожидал, что после того, как покинул Публичную библиотеку, у меня будет столько работы.

[Зачем нужен культурный ликбез сейчас?] Нынешние события во многом предопределены бескультурностью нашей страны. Давным-давно я брал интервью у Александра Сокурова, спросил: «В чем вы видите главную проблему России?» Сокуров ответил сходу: «В бескультурье. Какое там бескультурье! Порой просто безграмотности. Понимаете, озлобленную, бедную, малограмотную массу можно поднять на что угодно. А поскольку все проблемы России обращены вовне, то я опасаюсь, что поднимут эту массу на войну». Цитирую по памяти, но за смысл ручаюсь. Кроме того, я не очень люблю слово «зачем». Важна не цель, а причина. Если есть запрос части аудитории на культурный ликбез, то почему бы его не удовлетворить?

Насчет цензуры. Вы вынуждаете меня вспомнить абсолютный шедевр советского масскульта: «Вот вопрос! Ну и вопрос! Да вы просто гробите меня этим вопросом!» («Место встречи изменить нельзя»). Ладно, попробую по-пластунски [ответить], авось. Как и у всякого советского человека (человека, сформированного советским строем) у меня очень сильна самоцензура. Объяснять мне, чего -льзя, а чего нельзя — не надо. Сам знаю. Впрочем, я полагаю, что у любого человека есть самоцензура. Просто у советских людей она гипертрофирована.

В нормальном обществе самоцензура называется политкорректностью. Я терпеть не могу, когда принимаются хвалить фильм или книгу: «Такие смелые … такие неполиткорректные…» Это всё равно, что расхваливать хама: «Такой смелый… матом кроет… заслушаешься». Терпеть не могу, когда говорят: «А он — честный! Он говорит то, что думает!» Да вы послушайте, что он думает. Если ты столкнулся со сложной, болезненной проблемой, то ты сначала подумай, потом уже говори. Если ты в теме, в материале — флаг в руки. Никто не упрекнет Тарантино в неполиткорректности, хотя в его фильмах словом «ниггер» швыряются как теннисным мячиком. В теме парень, в материале. А когда российский режиссер снимает лживую — пусть и сто раз талантливую — чушь про то, как какой-то русский губастый паренек лихо уничтожил чеченскую мафию, то вот тут, извините, встает вопрос о самоцензуре или политкорректности.

У замечательного русского поэта и американского филолога Льва Лосева есть очень интересная работа об эзоповом языке в советской литературе, в которой Лосев доказывает и показывает: при всех недостатках есть одно достоинство — запретительство изощряет стиль, а порой и углубляет мысль. Этому есть пример из истории русской литературы. Николай Первый зачеркнул финал «Бориса Годунова»: «Народ! Кричите же: Да здравствует царь Дмитрий Иоаннович!» — и пояснил: «На императорской сцене не должно кричать славу самозванцу». Пушкин подумал и создал самую великую театральную ремарку: «Народ безмолвствует…» И потом, то, о чем нельзя сказать, но что для тебя (и для других) есть, всё так или иначе прорвется. Или останется в подтексте, если текст хороший.

Я не читаю комментарии к своим передачам. Плох я с инфотехникой. Если пишут благодарности, то я благодарен пишущим. Терапевтический эффект у любого публичного человека возникает сам собой, если человек чувствует: получилось.