«Я не должна бояться, что из-за того, что я с чем-то не согласна, меня могут побить». Три монолога протестовавших 31 января

В воскресенье в протестном шествии от Пионерской площади до Исаакиевской и обратно приняли участие до 14 тысяч человек. Корреспонденты «Бумаги», работавшие на акции, спросили нескольких протестующих, почему они вышли на улицу, несмотря на риск задержания и получения штрафов за участие в несогласованной акции.

Протестующий

шел по Гороховой к Садовой улице

— Я из маленького города, там полная разруха. Моя мама работала всю жизнь, но у нее очень маленькая пенсия, так что ей приходится и дальше работать. А у меня нет прав, кроме права иметь обязанности, права быть избитым и задержанным, когда я пытаюсь свои права, записанные в Конституции, отстоять.

Поэтому сегодня я вышел. Я вышел не только потому, что появилось какое-то расследование. Я за расследованиями слежу очень давно и на митинги хожу давно.

[Я вышел, испытывая] злость на одних, любовь к другим, любовь к России. Гордость за то, что я не один, за всех этих людей, которые так смело вышли, хотя им этого не разрешали. Люди знали, что будут разгоны, я знал, что будут разгоны. У меня есть учеба, работа, я знал, что всё может пойти плохо, но я всё равно вышел, потому что хватит это терпеть.

Я видел жесткие задержания, я сам бегал [от силовиков]. К счастью, я быстро бегаю. В какой-то момент мы понимали, что идти некуда, мы сцеплялись, и из этой сцепки нас никто не пытался вытащить. Это такая хорошая схема. Сейчас нас разбили на очень маленькие группы, поэтому мы долго подтягиваемся на новое место сбора.

Я видел, что некоторые люди кидали в ОМОН снежки, и я был среди тех, кто кричал: «Не кидайте, не бросайте». Общий разум митинга говорит людям: «Не надо, не надо творить жестокости, мы не должны опускаться до этого уровня, мы должны быть лучше, ведь мы за будущее, а не за прошлое». Насилием отвечать на насилие, я считаю, не нужно.

Когда нас сегодня на Звенигородской зажимали с двух сторон, мы пошли через двор. Чтобы в него войти, нужно было перелезть через забор. И мне было приятно, когда мне на руки наступали грязные ноги тех, кому мы помогали.

Протестующий

шел к Заксу

— Когда я стоял на пешеходном переходе между Невским и Литейным, полиция вдруг стала проверять у нас паспорта. Старое поколение [в толпе] поддержало нас, типа: «Они чего, настолько боятся?» Когда весь город перекрыт, всем неудобно, все от этого страдают, и из-за этого неудобства придется говорить о том, что было в этот день. Я думаю, хоть нам всем сегодня и сложно, перекрытие города — это ошибка власти, потому что еще больше людей узнают о происходящем.

Я вышел просто за всех. За Навального — да, но больше за себя и за свой голос. ОМОН действует очень четко, разделяет толпу на сектора. Мы все тут идем и спрашиваем: «Где, где, где?» Но когда мы рассредоточены, это интереснее, чем просто стоять на митинге. Приходится бегать, как партизан. На прошлых выходных почти ничего не происходило, а тут приходится напрягать мозги, решать головоломки.

Протестующая

уходила с Исаакиевской площади

— Я всю жизнь обдумывала идею эмиграции — до 28 лет. А в 28 лет у меня закралась мысль, что можно что-то изменить.

Есть несколько факторов, [из-за которых я вышла]. Первый фактор: меня шокировали аппетиты нашего президента и его приближенных. Я, видимо, до фильма Навального не осознавала масштабы коррупции. И второе: вне зависимости от моего отношения к Навальному лично, я считаю, что людей не должны судить по несуществующей статье в выдуманном суде. И есть третий фактор: когда я обдумывала, идти ли мне на «гуляние» 23 января, я поняла, что боюсь, а боюсь я того, что меня побьют. И я считаю, что это неправильно: я не должна бояться, что из-за того, что я с чем-то не согласна, меня могут побить. Поэтому я здесь.

На предыдущем митинге, мне показалось, людям было проще собраться на Невском. Сейчас нас всячески разделяют, разрезают, не дают людским ручейкам превратиться в море, но тем не менее мы делаем всё, что в наших силах. В прошлый раз я была не так напугана, как в этот. Сейчас то, что произошло у Закса, что нам пришлось отступать, меня напугало.

Фото на обложке: Юрий Гольденштейн