Социолог Михаил Соколов из Европейского университета провел исследование и выяснил, какие книги берут в библиотеках петербуржцы разных профессий. В интервью «Бумаге» ученый рассказал, каких авторов читают врачи, юристы и рабочие, как профессия и пол влияют на литературные предпочтения и почему с возрастом читательский вкус становится хуже.
Почему посетители библиотек не отличаются от тех, кто скачивает книги в интернете
Посетители библиотек являются довольно правдоподобным слепком остального населения. Нет ощущения, что это какие-то кардинально другие люди. Судя по опросам, нельзя сказать, что люди много ходят в библиотеки, потому что у них нет денег, а как только у них появляются деньги, они начинают покупать книги в магазине. Как ни странно, доходы скорее положительно влияют на возможность похода в библиотеку.
Если сравнить предпочтения читателей библиотек со списками самых популярных книг в книжных или интернет-магазинах, то можно увидеть, что они почти не отличаются. Самый издаваемый автор — Донцова. Самое большое количество скачиваний книг опять же у Донцовой. И, наконец, чьи книги чаще всего берут в библиотеке? Снова Донцова.
Это не дает нам ответа на загадку: если посетители библиотеки так похожи на всех остальных, то в чем же разница? Почему некоторые ходят в районные библиотеки, а некоторые говорят, что в жизни там не были, хотя вроде как эти люди похожи по возрасту, образованию, доходам и по роду деятельности. Мы не знаем, в чем разница, но это очень интересно. Само собой, интересно будет также посмотреть, насколько петербуржцы отличаются от жителей других городов, но это можно будет сделать, когда той же библиотечной системой станут пользоваться за пределами Петербурга — мы надеемся, что в ближайшие годы.
В чем уникальность исследования и как собирали данные о читаемых книгах
Для исследования мы использовали данные единой электронной системы, в которую сводится информация о книгах, взятых во всех публичных библиотеках Петербурга. Мы брали данные за 2014 год. В рамках исследования мы проанализировали порядка 800 тысяч записей о художественной литературе, взятой примерно 80 тысячами читателями.
Информация не совсем полная, поскольку в том году библиотеки только подключались к системе, но и она обеспечила объем данных, который позволил анализировать предпочтения не только больших демографических или социальных групп — люди старшего возраста или с высшим образованием — но и отдельных профессий. Такого еще никто не делал в мировой социологии культуры: большинство исследований опираются на данные опросов, но опросы охватывают тысячи человек, а чтобы получить данные даже о самых крупных профессиональных группах, нужны десятки тысяч. Таких исследований не было, и результаты оказались неожиданными, в том числе для наших зарубежных коллег.
Мы разделили читателей на 30 групп в соответствии с их занятием. Скажем, есть группы «бухгалтер», «строитель», «медсестра», «ученый». Кодировка профессий проводилась по универсальному классификатору профессий ISCO, который используется по всему миру.
Авторов книг мы также разделили на группы на основании того, как часто они брались друг с другом одним и тем же человеком (использовался метод из социально-сетевого анализа — алгоритма обнаружения сообществ Ньюмана). Эти группы получали название по имени самого популярного автора из относящихся к нему — так мы получили «Донцову», «Акунина», «Пушкина», «Маркеса» и других. Далее мы анализировали, каковы социальные характеристики читателей этих авторов.
Кто чаще читает Ремарка и Маркеса и почему культурный снобизм не исчез
Одной из задач исследования было понять, существует ли в современной России хороший вкус как социальное явление — есть ли в обществе группы, которые определяют себя через вкус, который они считают хорошим, и через противопоставление своих вкусов вкусу других групп, который они считают плохим. То есть задача исследования состояла в том, чтобы понять, существует ли в обществе культурный снобизм как группообразующий признак, и если есть, то какие именно группы его демонстрируют.
На уровне расхожих представлений в России уже столетия существует интеллигенция, которая определяет себя через образование, занятие некоторыми профессиями (со времен Чехова классическими интеллигентами считаются врачи), а также через «культурность» — хорошие манеры, хороший вкус, в особенности в том, что касается искусства. Нашей задачей было понять, правда ли мы можем найти подтверждения того, что все эти социальные характеристики -образование, «интеллигентские» профессии — соответствуют каким-то характерным предпочтениям в литературе.
Задача исследования состояла в том, чтобы понять, существует ли в обществе культурный снобизм
Многие ученые, кстати, думают, что традиционный культурный снобизм исчез. Существует популярная теория о том, что в современном мире вкусы столь индивидуализированы, что не служат для обозначения каких-то социальных границ. Но, как показывает наше исследование, мы еще очень далеки от такого состояния.
Вкусы явно связаны с полом, возрастом и особенно с образованием и профессией. Вероятность того, что Александра Бушкова (автор остросюжетных детективов и фэнтези — прим. «Бумаги») возьмет строитель или охранник, в 25 раз больше, чем в случае с редактором или журналистом.
Среди читателей библиотек вообще больше людей с высшим образованием (три с высшим к одному со средним специальным), однако среди 200 самых популярных авторов мы обнаружим как тех, кого люди с университетским дипломом и дипломом техникума будут брать примерно с равной частотой (Юлия Шилова), так и тех, которых люди без высшего не будут брать вообще (Фаулз).
Картина в общем соответствует представлению о том, что существует интеллигенция, представители которой имеют высшее образование и воротят нос от условной Шиловой. Однако, когда мы смотрим на то, каковы вкусы отдельных профессиональных групп, нас ждут сюрпризы.
В особенности изумляет положение двух групп, которые, теоретически, должны быть ядром интеллигенции — университетских преподавателей и врачей. Преподаватели будут брать Ремарка и Маркеса реже, чем официантки и индивидуальные предприниматели. Для врача в четыре раза более вероятно взять Донцову, чем для переводчика, а для переводчика – в два раза более вероятно взять обобщенного Пушкина. Обывательские представления о настоящей интеллигенции, состоящей из врачей, учителей и библиотекарей, оказываются чем-то далеким от реальности.
Почему с возрастом вкус портится и что читают пенсионеры
Есть отчетливая группа «классика», куда входят Пушкин и Достоевский. Хорошо видно, что эти книги читают те, кому от 18 до 30 лет. В этом возрасте люди наиболее активно инвестируют в свой культурный капитал. Потом интерес идет вниз, и люди начинают брать детскую литературу, поскольку, видимо, появляются дети. Когда дети вырастают, то Роулинг сменяется Акуниным.
Есть ощущение, что с возрастом люди перестают вкладываться в саморазвитие и начинают читать литературу попроще. У читателей 25 лет Достоевский более популярен, чем Акунин. У людей в 60 лет Акунин в полтора раза более популярен, чем Достоевский. Можно предположить, что они уже просто прочитали Достоевского, но смущает то, что они не читают авторов из того же авторского набора. Вместо этого мы видим переключение на современную русскую прозу в значительной мере развлекательного свойства. Эта картина, конечно, явно противоречит обывательскому представлению о том, что выросли поколения, лишенные культурности, а подлинная интеллигенция — это питерские старушки.
Есть ощущение, что с возрастом люди перестают вкладываться саморазвитие и начинают читать литературу попроще
Социологически такая динамика легко объяснима. Культурный капитал — это ресурс, он помогает производить позитивное впечатление, завязывать связи, искать брачных партнеров, создавать семьи. Когда людям 40–50, у них уже есть сложившийся круг знакомств, работа, и им куда менее важно производить на новых знакомых впечатление своей культурностью, если только они не профессиональные литераторы. Наличие коммуникативного ресурса, который позволит им все это сделать, становится менее важно, поэтому люди читают больше для развлечения.
Отмечу, что тот же спад фиксируется по всем остальным формам культурного потребления. Например, люди с возрастом перестают ходить в музеи. Если мы берем классическую музыку, спад происходит медленнее: до 60 лет все стабильно, но потом идет вниз.
При этом общая оценка значимости ресурса не сокращается со временем — высокая культура понимается как значимая, ценная вещь. Мы с моим коллегой, Михаилом Илле, написали статью, в которой анализировали динамику участия в культурной жизни в Петербурге в 1991-2011 годах. Так вот, посещение концертов классической музыки во времена жестокого экономического кризиса сократилось, но на уровне 10-20%, посещение кино упало в четыре раза. Причем все время основную часть аудитории составляли молодые люди.
Женщины везде более культурно активны, чем мужчины
В этом Россия отличается от тех западных стран, где проводились аналогичные исследования. Если взять Голландию, Британию, Финляндию или США, возрастной спад будет наступать гораздо позже. Вообще, среди слушателей оперы чаще всего будут встречаться представители возрастной группы 40–50-летних. В России же наиболее активны самые молодые взрослые. При этом, как мы смогли показать с помощью многомерного статистического анализа в другой статье, эта зависимость сохраняется, когда мы контролируем влияние доходов.
С другой стороны, в других отношениях петербуржцы не так уж отличны от жителей Лондона, Амстердама или Нью-Йорка. Например, женщины везде более культурно активны, чем мужчины.
Влияет ли пол на литературный вкус и кто читает Даниэлу Стил
Вкусы отличаются демографической композицией их носителей. Например, чем меньше в аудитории книги людей с высшим образованием, тем более она гендерно специфична — ее читают либо мужчины, либо женщины. Например, волна детективов вроде книг Андрея Кивинова будут захватывать в основном мужчин в возрасте около 50 лет, а люди помладше с теми же характеристиками будут читать фантастику. Подробнее об этом можно почитать в статье.
Почему этот может быть так? С плохим вкусом традиционно ассоциируется литература, которая носит в некотором смысле самоудовлетворительный характер — когда люди читают о жизни, которую они мечтали бы прожить сами. Герой такой литературы обычно похож на читателя, но его отличие в том, что ему чрезвычайно везет, он богат и красив.
Чем меньше в аудитории книги людей с высшим образованием, тем более она гендерно специфична
Возьмите Даниэлу Стил, героини которой обязательно родились в благородном семействе и при этом красавицы. Читатель вместе с героем переживает жизнь, полную захватывающих приключений. Если же книга мужская, то наверняка там будет мужчина-герой, бывший спецназовец, любимец женщин, и так далее. Чем больше книга похожа на удовлетворение чьих-то несбыточных мечтаний, тем худшим вкусом она считается.
Если мы берем литературу, которая не представляет собой средство для отработки социальных фантазий, гендерные и поколенческие различия стираются.
Фото на обложке: klimkin
