«Все очень загорелись после кампании». Что команда антивоенного кандидата Надеждина будет делать после отказа в регистрации

Борис Надеждин 12 февраля заявил, что будет через Верховный суд добиваться допуска в качестве кандидата на президентские выборы. Ранее ЦИК отказал ему в регистрации.

В петербургском штабе Надеждина в январе работали десятки людей — для многих из них это была первая политическая кампания. И, несмотря на пока что неудачный ее итог, часть сотрудников, вероятно, будет дальше участвовать в политической жизни города.

Глава петербургского штаба Дарья Хейкинен в беседе с «Бумагой» заявила, что будет баллотироваться в городское Заксобрание. Мы поговорили с Хейкинен о том, почему она довольна результатами кампании и куда направится возникшая в результате энергия.

Почему Дарья Хейкинен стала главой петербургского штаба Надеждина

— В ноябре ты была одной из первых, кто публично рассказал об участии в предвыборной кампании Бориса Надеждина. Почему ты решила стать главой штаба в Петербурге?

— Мне показалось, что это хорошая идея, чтобы занять себя. Но главное — это очень крутой и уникальный опыт, и в ближайшие лет шесть, к сожалению, никто такой возможности не предоставит. Поэтому я одна из первых присоединилась, написала об этом публично. И своим решением я очень довольна.

— Почему Надеждин, а не Екатерина Дунцова?

— Во-первых, когда меня позвали работать в штаб Надеждина, про Дунцову еще не было ничего известно. Во-вторых, у Дунцовой была задача гораздо сложнее: зарегистрировать инициативную группу и собрать 300 тысяч подписей [как самовыдвиженке]. 300 тысяч — это в три раза больше, чем 100 тысяч [подписей, которые были необходимы Надеждину как кандидату от непарламентской партии «Гражданская инициатива»]. И [собрать их] было бы сильно сложнее.

Еще тогда [в ноябре] было понятно, что у Дунцовой гораздо меньше шансов на регистрацию из-за специфики кандидата. Поэтому я в любом случае скорее пошла бы к Борису Борисовичу.

— Как только Надеждин объявил о своих намерениях участвовать в выборах, сразу начали обсуждать, что он — спойлер и вообще не самый приятный либеральный кандидат. Были ли у тебя сомнения по этому поводу, когда ты решала возглавить петербургский штаб?

— Я не разделяю позицию, что Надеждин — неидеальный кандидат, что он единственный наш выбор, меньше из всех зол.

Надеждин — нормальный кандидат. Даже если у нас были бы нормальные, честные выборы, я с большой вероятностью за него бы проголосовала, потому что разделяю его идеи и взгляды. И меня устраивает то, как он их преподносит.

Тем более мне не кажется большой проблемой на момент 2024 года то, что у него не супер-идеальный политический бэкграунд: с участием в праймериз «Единой России» и всем остальным.

Конечно, перед тем, как стать главой штаба, у меня были сомнения. Но я изучила абсолютно всю доступную информацию о Надеждине и посмотрела, что он сам говорит, — и только после этого приняла решение, что я хочу работать с ним. Для меня это был принципиальный вопрос. Если я сомневаюсь во взглядах человека, я с ним публично никак не взаимодействую и уж тем более не становлюсь главой штаба.

Как прошла кампания в Петербурге и как штаб отреагировал на решение ЦИКа о недопуске

— Как бы ты охарактеризовала итоги кампании Надеждина в Петербурге?

— Было ярко. Мы собрали всего 17 тысяч подписей, из них 5 тысяч — это Петербург, всё остальное — это регионы. Это очень много. Только по Питеру нам удалось собрать в два раза больше, чем планировалось.

Я точно довольна подписной кампанией и в Петербурге, и в других регионах. Мне кажется, это было очень здорово. Причем не с точки зрения крутой политической кампании, а именно с точки зрения объединения. Для меня самое ценное — это люди, которые в кампании участвовали.

Очень много было петербуржцев. Когда мы перестали принимать подписи из Петербурга и Москвы, потому что их было слишком много, мы приходили в очереди и говорили: «Уходите, пожалуйста, домой. Мы не принимаем подпись из Петербурга». Но нам отвечали: «Мы же здесь не за подпись. Мы по другим причинам».

— Какие разговоры были в очередях?

— Я никогда не видела, чтобы люди стояли в –15 градусов на улице в часовой очереди и были счастливы. Это было странно и очень контрастировало с тем, что происходит вокруг. Люди знакомились между собой. В Москве они играли на гитаре. Мы тоже старались какую-то движуху делать, чай разливать и выносить вкусняшки.

Было чувство, что здесь находятся люди одинаковых взглядов и ценностей, которые нельзя озвучивать вслух, но при этом все всё понимают.

— В первые недели в вашем штабе было мало человек. Вы ожидали, что подписная кампания обернется настолько ярким и массовым событием?

— Нам было понятно, что политическая кампания раскручивается постепенно, по нарастающей. Вначале всегда хуже, чем в конце — это обычная история. Но таких очередей, мне кажется, не ожидал никто. И никто не мог их спрогнозировать. Это было очень неожиданно.

Конечно, это случилось во многом именно благодаря поддержке ЛОМов (лидеров общественного мнения — прим. «Бумаги»). Когда вышел ролик Максима Каца, мы спрашивали людей: «Как вы узнали о кампании?» И они уже отвечали: «По ролику Максима Каца». Видео на тот момент вышло буквально 10 минут назад. Это было очень показательно.

— Какая в штабе была реакция на решение ЦИКа о недопуске Надеждина?

— Процедура проверки в федеральном штабе была действительно очень тщательная, в два этапа, поэтому я думаю, что в ЦИК могло попасть только минимальное количество брака. Это несколько процентов, но в пределах допустимых.

Конечно, нам было очевидно, что ЦИК не допустит Надеждина. Хотя всё равно какая-то минимальная надежда присутствовала. Но никто не ждал, что выйдет [глава Центризбиркома Элла] Памфилова и скажет: «Борис Борисович, у вас идеальные 105 тысяч подписей, ни одной ошибки. Проходите, пожалуйста, дальше». Ни у меня, ни у кого-либо не было иллюзий, что это честные выборы, потому что другие выборы в России были нечестными. С чего вдруг эти станут?

Мы предполагали, что не допустят именно по какой-нибудь фигне. Почерковедческая экспертиза — это вообще классика по недопуску. Почерковеды — это очень странные, непонятные люди, которые бракуют подписи направо и налево просто потому, что они им не понравились. Это самые ненавистные люди на избирательных кампаниях, потому что они ничем, как правило, свои решения не обосновывают, а их экспертиза — это очень сомнительная вещь.

Самое главное — мы знаем, что мы всё собрали. Мы заранее обучили сборщиков и объяснили им, как грамотно собирать подписи. Сборщики всё поняли, всё сделали правильно. А те подписи, что были неправильными, мы сразу вычеркивали.

Что будет делать петербургская команда Надеждина в марте и планирует ли участвовать в сентябрьских выборах

— В петербургском штабе Надеждина работала очень молодая команда, кто-то вообще без опыта участия в политических кампаниях. Это вызывало какие-либо трудности?

— Конечно. Это стало не очень легким моментом. Но мы довольно быстро адаптировались: и руководство, и сборщики ближе к экватору кампании работали как один слаженный механизм.

Но я думаю, сложности были бы в любом случае. Неважно, насколько мы молодые и неопытные. Огромная президентская кампания со сбором 100 тысяч (200 тысяч по итогу) подписей — это та вещь, которую никто [из либеральных кандидатов без серьезной поддержки Кремля] не делал. Но у нас всё получилось.

Вообще новые лица появляются в политических кампаниях всегда, но в этот раз, наверное, вышло по-особенному. До этого был застой: из-за 24 февраля у многих был совершенно оправданный депресняк. И сейчас, когда прошло относительно много времени, люди начали очухиваться, им захотелось что-то делать. От уныния все начали уставать. И мне кажется, с этим связаны и популярность кампании Надеждина, и появление большого числа новых лиц среди сборщиков и активистов в руководстве.

— Если суд вслед за ЦИКом откажет Надеждину, чем будет заниматься созданная в Петербурге команда?

— Что мы будем делать дальше по этой кампании, во многом зависит от решения федерального штаба.

Но в целом в Петербурге многие ребята хотят и дальше что-то делать в этом направлении, потому что впереди [в сентябре 2024 года] у нас муниципальные выборы, довыборы в Закс. Все очень загорелись после надеждинской кампании и хотят дальше участвовать в таких интересных вещах.

— Пойдешь ли ты или твои коллеги по штабу наблюдателями на президентские выборы?

— Я думаю, что очень многие будут регистрироваться наблюдателями. Я сама с радостью пойду, если будет такая возможность.  

Важно всё равно самому видеть, что выборы фальсифицируются, что далеко не все люди за Путина и что члены избирательной комиссии допускают огромное число ошибок. Я наблюдала на довыборах в апреле [2023 года]. Несмотря на то, что они были небольшими и камерными, это был очень интересный опыт.

Когда проходят выборы такого масштаба [как президентские], это еще интереснее и важнее. Я всех призываю наблюдать. Надо увидеть всё своими глазами и рассказать друзьям и знакомым в соцсетях о том, что это не просто пустые слова [оппозиции] о фальсификациях, а наша реальность, к сожалению.

— Есть ли единое мнение в штабе: идти на голосование в марте или бойкотировать выборы?

— В штабе сформировано единое мнение, что на выборы надо обязательно идти. За кого или как голосовать — это уже другой вопрос. Кто-то планирует за Харитонова, потому что он старый. Кто-то за Даванкова, потому что он кажется меньшим из всех остальных зол.

— Сейчас складывается впечатление, что общество готово участвовать в политике, а петербургский штаб Надеждина в Петербурге сплотил вокруг себя команду с уникальным опытом ведения кампании во время войны и набирающих обороты репрессий. Куда можно направить эту политическую энергию?

— Очень хочется верить, что из этого что-то вырастет и что оппозиционные ЛОМы сейчас не упустят эту возможность, не забьют на людей, которые стояли в очередях. У этой истории очень большой потенциал. И хочется, чтобы он был реализован в ближайшее время, в марте, когда вся страна в очередной раз увидит, как Путин рисует 146 %.

— Можешь выделить три варианта развития этой ситуации, которые могут, по твоему мнению, произойти?

— Самый классный и самый очевидный вариант, что к выборам все люди, которые стояли в очередях и которые были вовлечены в кампанию, пойдут на участки и проголосуют за любого кандидата против Путина. Возможно, в воскресенье в 12 утра все увидят, насколько много нас и насколько мало тех, кто за Путина. И из этого получится что-то путное.

Второй вариант — люди, которые начали интересоваться политикой, как минимум в ней останутся, продолжат наблюдать, станут постоянными зрителями оппозиционных каналов и будут рассказывать своим родственникам, как всё на самом деле происходит. И это тоже хороший вариант.

Третий вариант — ничего не произойдет. Этот потенциал затухнет так же быстро, как он и появился. Оппозиционным политикам и активистам сейчас придется приложить много усилий, чтобы этого не произошло.

Почему Дарья Хейкинен не собирается уезжать из России и планирует баллотироваться в депутаты Заксобрания

— Чего ты ждешь от итогов мартовских выборов 2024 года?

— Конечно, внутри всех нас есть какая-то надежда, что всё обойдется по-другому и победит условный Даванков, который будет в 100 раз лучше [Путина]. Мне очень нравятся эти мемы: даже если победит табуретка, то это всё равно будет гораздо лучше, чем Путин у власти.

Но такого не произойдет. Понятно, что победит Путин, нарисовав себе голоса. Хочется верить, что реакция людей будет более бурной и настойчивой, чем во все предыдущие разы.

— Ты упоминала, что часть людей будут участвовать в осенних петербургских довыборах в Заксобрание и в муниципалитеты. Будешь ли ты баллотироваться куда-либо в 2024 году?

— Обязательно. Я думаю над тем, чтобы попробовать себя на довыборах в Закс, потому что они будут проходить как раз в 18-м округе, где я живу и где я родилась.

Во время довыборов я не планирую сотрудничать с «Яблоком» или другими системными партиями, потому что не вижу в этом смысла. Если я буду участвовать, то как самовыдвиженец, собирать подписи. Но буду рада поддержке политических и несистемных организаций в Петербурге.

— А ты не ожидаешь, что политическая обстановка после выборов ухудшится?

— Конечно, это база. После выборов всегда происходит какая-то хрень, это правило российской политики.

Но я не считаю, что политические возможности будут нулевыми. Такого не бывает. Тот, кому нужна возможность, ее найдет.

— Ты не боишься преследования после должности главы петербургского штаба Надеждина?

— Когда по федеральному телевидению начали подкладывать фундамент под признание Надеждина «иноагентом» и под другие штуки, стало понятно: есть вероятность, что с задействованными в кампании людьми дальше не всё будет отлично.

Есть риск преследования, но это изначально было понятно. Это условие, на которое мы подписались, когда пришли работать в штаб.

— Почему ты остаешься в России?

— Я очень люблю Россию и не хочу уезжать. Наверное, есть какая-то черта, через которую я не смогу перейти. Но я пока не вижу обстоятельств, при которых я эмигрирую. Я очень люблю место, где я живу, и люблю людей, которые здесь живут. Мне не хочется всё это терять.