«То, что я русская, не делает меня плохим человеком». Петербурженка — о работе в пункте помощи украинским беженцам в Тбилиси

Петербурженка Света Маслова в марте переехала в Тбилиси, где начала работать в волонтерском проекте, который помогает украинским беженцам, Volunteers Tbilisi.

Сейчас она координатор пункта гуманитарной помощи. В интервью «Бумаге» Света рассказала, почему решила стать волонтеркой, чего боялась в общении с беженцами из Украины и как эта работа помогла ей преодолеть депрессию.

— Чем занимается организация Volunteers Tbilisi?

— Всего в Тбилиси сейчас несколько пунктов помощи беженцам из Украины. Мы один из них: Гришашвили, 20. Его основала Маша Белкина из России. У ее родителей есть хостел в центре Тбилиси, и с первых дней [войны] они решили, что там будет пункт выдачи гуманитарной помощи. Сейчас в нем работает много ребят из России, Украины, Белоруссии. Все помогают вместе.

Здесь есть и другие проекты, «Помогаем уехать» (историю этого проекта читайте здесь — прим. «Бумаги»), пункт на Палиашвили, 60. Мы на связи друг с другом. К примеру, в нашем пункте очень много лекарств, а в каком-то мало и мы координируемся между собой.

Наш пункт работает ежедневно с 15 до 19. Для получения помощи при себе нужно иметь украинский паспорт и заграничный. Если документов нет, нам нужна дата въезда: мы помогаем всем, кто приехал в 2022 году.

Пункт предоставляет средства гигиены, лекарства и еду. У нас стандартный набор: тушенка, крупы, овощи, чай, кофе, сахар, бритвенные станки, шампунь, подгузники. Просим добровольцев также приносить что-то для детей, для творчества.

Гришашвили, 20 полностью работает за счет донатов и помощи людей, которые приносят продукты, средства гигиены. Однажды к нам с пакетами пришел солист группы «Нервы».

— Как вы попали в эту организацию?

— Я увидела пост про Volunteers Tbilisi еще в Петербурге — знакомая выкладывала в истории. Тогда я подумала, что очень бы хотела волонтерить.

До этого примерно два года я была в очень плохом ментальном состоянии. У меня была депрессия. До 24 февраля всё только начало немного налаживаться: я начала принимать препараты, потихоньку вылезать из постели. А тут на меня как будто вылили ушат холодной воды. Эта новость меня как будто добила — ножом в спину.

Мой парень историк, он сказал так: «Пожалуйста, давай вспомним начало XX века и сразу решим для себя, что мы уезжаем». Я была согласна. В марте мы переехали в Тбилиси.

И я решила, что пойду волонтерить. Я не могла по-другому поступить. Наверное, я чувствовала вину и стыд. За то, что не выходила на митинги, за то, что была не то что аполитична, но в политику начала понемногу вникать только года два назад, когда познакомилась со своим молодым человеком, который разбирается в ней. Мне хотелось хотя бы что-то сделать, чтобы внести свой вклад и помочь.

— Приехав в Грузию, вы сразу пошли работать волонтером?

— После приезда у меня был период адаптации. Я выдохнула, поняла, что более-менее в безопасности и впала в состояние, когда спала по 18–20 часов в день. А потом увидела клич в телеграме о том, что нужны волонтеры в пункт гуманитарной помощи на Гришашвили 20, и откликнулась.

Меня позвали постажироваться на часик в удобный день, посмотреть на пункт, понять, нравится или нет, тяжело или нет. Мне всё понравилось. Я сказала, что могу приходить хоть семь раз в неделю, так как сейчас не работаю.

Через несколько недель волонтерства мне предложили стать координатором. Координатор находится в пункте 5–6 раз в неделю и руководит работой других волонтеров. Этим я сейчас и занимаюсь. Работаю по-прежнему бесплатно, как волонтер — мы живем на доходы моего молодого человека.

— Сколько людей работают в Volunteers Tbilisi и как организованы процессы?

— У нас очень большая команда: есть ребята, которые занимаются закупками, есть ребята, которые занимаются медиа, СМИ и коммуникациями, есть горячая линия, есть команда руководителей. Например, на закупки ездит пять человек по расписанию. В кол-центре — 15 девочек, они работают 24/7, отвечают на звонки.

В пункте гуманитарной помощи на Гришашвили, 20 работает по два, три человека в день. Всего 11 волонтеров, а будет 17. Сейчас я набираю новых людей, буду их стажировать, чтобы выходило по три волонтера в день плюс я. Потому помощи нужно больше. Сегодня мне должны привезти дезодоранты, кремы для рук. Мы такое не покупаем, так как дорого, у нас по идее только товары первой необходимости, но людям это очень приятно получить. И если есть добровольцы, которые это закупят, мы выдаем.

— А кто обычно приходит за помощью?

— Много женщин, детей, семей, бабушек, дедушек. Кто-то целыми семьями приходит, кто-то один. Много людей из Мариуполя.

За прошлую неделю только за гуманитарной помощью пришло около 600 человек. Это примерно по 80 человек в день, но бывает так, что в один день мы принимаем 130 человек, в другой — 40. Плюс на горячей линии постоянно занимаемся расселением, сейчас у нас уже есть четыре дома, где живут беженцы.

— В каком состоянии находятся эти люди?

— Состояние у всех разное. Одни очень активные: рассказывают, где живут, что делают, куда ездят, делятся с нами тем, что они стараются жить и выбраться из всего этого. А кто-то — очень подавлен и плачет. Бабушки обычно очень эмоциональны. Просят валерьянку, рассказывают, как под бомбежками спать не могли. Разные настроения, но все они очень благодарны — и Грузии за помощь, и волонтерам.

— А как беженцы из Украины относятся к тому, что вы русская?

— У меня был страх, что я говорю по-русски и не умею говорить по-украински. Мне казалось, что, скорее всего, из-за этого людям будет дискомфортно. У нас есть несколько ребят-волонтеров, которые говорят по-украински, и я вижу, что с ними беженцам комфортнее. Наверное, это шло из-за того, что мне было стыдно, что я русская. Я боялась, что люди не захотят помощи от русской. Но этого не случилось.

Недавно я разговаривала с девушкой, если не ошибаюсь, из Херсона. Она приходит регулярно, потому что у нас можно приходить за помощью раз в неделю. Она спросила, откуда я. И, когда я ответила, она даже как-то сочувствующе на меня посмотрела и сказала, что понимает, что в России многие люди подвержены пропаганде и верят в то, что говорят по телевизору. В Грузии показывают российские телеканалы, и она видела там сюжеты о том, как Украина сама себя бомбит.

Сейчас я начинаю разговор на украинском: «Доброго дня, ви за допомогаю?» А потом перехожу на русский. Все нормально реагируют. Кто-то продолжает разговор на украинском, я их понимаю и отвечаю на русском или переспрашиваю, если непонятно.

— Что близкие и друзья думают о вашей работе в пункте помощи?

— Мой молодой человек очень рад. Так как у меня почти два года была депрессия и я почти никуда не выходила и не работала — были попытки, но неудачно, — он очень рад за меня сейчас. Как говорят, когда тебе плохо, попытайся помочь другому. Это действительно работает.

Мама гордится мной — боится, правда, за меня, но гордится.

— Чему вас научило волонтерство?

— До этого я не волонтерила нигде и никогда. Волонтерство научило тому, что среди всего происходящего вокруг говна очень много хороших людей. Я не разочаровалась в человечестве.

А еще поняла, что нормально делать ошибки. Так как я координатор пункта, для меня это всё в новинку: лидерство, сбор команды. Я много ошибаюсь, а так как я еще нарцисс-перфекционист, то внушаю себе, что делать ошибки — это нормально, и стараюсь к этому относиться поспокойнее.