Для тех, кто не может определиться, что бы посмотреть вечером, «Бумага» выбрала три хороших фильма, за которыми не нужно идти в кинотеатр. Сегодня в программе: этнические погромы в Париже, фокусы Орсона Уэллса и сексуальное взросление юной француженки.
«Ненависть»
La haine, Матье Кассовиц, 1995
Что русскому Бирюлево, то французу — Сен-Дени. В блочных многоэтажках ближнего пригорода Парижа проживают четкие ребята, знающие толк в спортивных костюмах и предпочитающие дуть гашиш, вместо того чтобы искать работу; лица у них, как правило, не очень белые, хотя бывают всякие. Матье Кассовиц (сценарист и режиссер) работает в жанре политического высказывания, поэтому позволяет себе понятную осмотрительность в выборе главных героев: троица друзей, за которыми следует повествование, мультиэтнична и состоит из чернокожего, араба и еврея. На этом моменте зритель, которому знакомы социальные драмы с этническим уклоном, щедро финансируемые госструктурами Евросоюза, вздохнет и скажет фильму Кассовица решительное «нет» — и ошибется, потому что «Ненависть» более многомерна, чем обычно подобное кино.
«Ненависть» — фильм в жанре хип-хоп, построенный на жестком ритме и заряженный энергией насилия, захватывающего всех героев
Фильм начинается с того, что деклассированный молодой еврей в исполнении Венсана Касселя решает отомстить полиции за смерть своего приятеля. Гибель последнего, застреленного прямо в участке во время допроса, уже спровоцировала бунт в гетто, и Венсан (главные герои унаследовали имена от актеров) рвется стать его активным участником. В отличие от своих друзей — тихого Саида и рассудительного Юбера, Венс открыто агрессивен и любит поговорить о врожденной мерзости, присущей полиции как институту. На самом деле это, конечно, юношеская бравада: за показной примитивной злостью скрывается что-то еще. Венс тайком позирует перед зеркалом, подражая герою Де Ниро в «Таксисте», и видит странные сны, в которых танцует брейк в пустом спортзале; в середине фильма ему случается и еще одно видение, столь прекрасное в своей абсурдной необъяснимости, что лучше даже не раскрывать его до просмотра. Но в брутальном черно-белом мире всеобщей ненависти тонкие движения души могут дать только один результат — ненависть к кому-то другому: «Я не мог разглядеть лиц тех, кто стоял надо мной; они были одеты в униформу жестокости», как поет Боб Марли на открывающих титрах. Впрочем, в отличие от слегка расслабленного рэгги, «Ненависть» — фильм в жанре хип-хоп, построенный на жестком ритме и заряженный энергией насилия, захватывающего всех героев. Да, вообще-то, все сложнее, вообще-то, мир необязательно делить на черных и белых, но в какой-то момент это окажется неважно: когда все взрывается к чертям, какая разница, кто запустил детонатор.
«Ф как фальшивка»
F for Fake, Орсон Уэллс, 1973
Главный герой последнего фильма Орсона Уэллса — художник венгерского происхождения по имени Эльмир де Хори. Типичный для режиссера эксцентричный персонаж с темным прошлым, он в молодости учился искусству в Париже, но как живописец не преуспел: его работами никто не интересовался. Зато де Хори обнаружил в себе талант подражателя и начал с успехом подделывать работы современных художников и старых мастеров. Мы встречаем его много лет спустя: к этому времени де Хори уже достиг такого уровня мастерства, что может написать картину Матисса за один день и продать ее под видом подлинника в любой из лучших музеев мира (что он и делает для заработка). Пикассо не может отличить свою собственную работу от подделки де Хори. Но тот все еще страдает от того, что может лишь подражать другим. Художник живет почти в одиночестве на испанском острове, с ним только его любовник. Рядом крутится американский репортер, замышляющий биографию фальсификатора (при этом сам журналист занимается примерно тем же: недавно он выпустил фальшивые мемуары безумного миллионера Ховарда Хьюза). Появляется грузный кинорежиссер в широкополой черной шляпе, на досуге показывающий фокусы.
«Ф как фальшивка» — сеанс магии с одновременным ее разоблачением
Это, кстати, документальный фильм (на самом деле нет). Точнее, не совсем: чтобы утверждать хоть что-нибудь, надо для начала разобраться, что такое «на самом деле», а вот это сделать как раз и не получится. С ловкостью профессионального иллюзиониста Уэллс достает из своей черной шляпы все новые подробности этой неправдоподобной истории, смешивая правду и откровенное вранье. Поставив фильм на паузу, можно свериться с «Википедией» и узнать, что Эльмир де Хори, как ни удивительно, существовал; более того, в кадре на самом деле он. Но потом — следите за руками — история оборачивается таким образом, что поверить в нее уже никак невозможно, хотя бы потому, что Уэллс что-то додумал от себя. Иногда это небольшие подробности, иногда целые сюжетные линии, хаотично переплетенные с вполне правдивыми.
«Ф как фальшивка» — сеанс магии с одновременным ее разоблачением. Монтаж Уэллса настолько нарочит, что постоянно обращает на себя внимание (а еще мы видим кадры с самим режиссером в монтажной лаборатории), и тем самым обнажается прием: смонтируй документ с откровенным подлогом, и никто уже не сможет отличить правду от вымысла. Все может оказаться манипуляцией, и вопрос Пилата «Что есть истина?» снимается, потому что на него невозможно ответить, да и не нужно. Когда Пикассо принял подделку де Хори за собственную работу, великий испанец сказал, что не имеет значения, кто ее написал. Возможно, этот случай Уэллс тоже придумал — ну, собственно, и что: зато история красивая.
«За нашу любовь»
À nos amours, Морис Пиала, 1983
Пока «Жизнь Адель» собирает аншлаги в ограниченном прокате, самое время вспомнить «За нашу любовь» важного французского режиссера Мориса Пиала — фильм, в некотором смысле предшествующий картине Абделя Кешиша. Шестнадцатилетняя Садрин Боннэр играет Сюзанну — угловатую, но иррационально притягательную барышню в процессе сексуального взросления. На открывающих титрах мы видим ее, стоящую в белом платьице на носу катера: трое молодых мужчин смотрят на нее с вожделением; потом Сюзанна оборачивается в камеру с детской улыбкой: это первый и последний раз, когда она посмотрит на нас прямым взглядом с экрана. Потеряв девственность почти случайно с туповатым американским моряком, она не может остановиться: хроника ее хмурой юности развернется чередой любовников и вереницей семейных скандалов. Чужие простыни и стерильные стены родительского дома задают цветовую гамму — парадоксальную, ведь белый — цвет невинности. Но этот парадокс есть и в самой героине, чьи эротические похождения выглядят не распутством, но поиском себя настоящей; даже в постели с очередным мужчиной Сюзанна смотрит как будто внутрь себя.
Хроника сексуального раскрепощения на деле оказывается фильмом о семье
Подлинное блядство обнаруживают все, кроме нее. Сменяющие друг друга ухажеры мямлят и ноют, старший брат напивается и говорит пошлости, психотическая мать устраивает истерики. При этом самые высокочастотные диалоги сделаны как-то отрешенно; зато почти невыносимая кульминационная сцена заключается в том, что люди сидят за столом и беседуют на отстраненные темы вполголоса; после этого появляется отец Сюзанны в исполнении самого Пиала и своим вкрадчивым рассудительным голосом доводит напряжение до предела. Он-то и есть второй главный герой картины: хроника сексуального раскрепощения на деле оказывается фильмом о семье.
