В июле жительница Новосибирска рассказала, что «влюбленный» бывший коллега облил ее мочой, а до этого писал письма с угрозами. В сети стали активно подписывать петицию двухлетней давности за введение в Уголовный кодекс статьи о преследовании.
Вам могут угрожать в соцсетях и реальной жизни, выслеживать у дома и работы, но привлечь преследователя к ответственности всё равно будет сложно, пока в России не появится закон, защищающий жертв сталкинга.
«Бумага» поговорила с тремя девушками, которые столкнулись с преследованиями, и попросила юристов рассказать, каким образом вести себя в подобных ситуациях и как защититься от преследователя — сталкера, если полиция отказывает в помощи.
Ульяна
— Пять лет назад я ехала на электричке к своему молодому человеку: мы договорились сходить в поход, он поехал на день раньше. Там ко мне подсел парень Андрей. Начался разговор из серии «прекрасная погода», «где учишься». Не могу сказать, что мы нашли общие темы и поняли, что родственные души. Он попросил мой номер телефона, и я почему-то дала — не думала, что он будет звонить.
Я сошла с электрички, и буквально через пять минут от него приходит эсэмэска, потом еще одна и еще. Я не ответила ни на одну, он просто продолжал их слать. Когда после похода снова включила телефон, от него было где-то 30 эсэмэсок и два пропущенных звонка.
Он писал какие-то вещи про свою жизнь типа «Доехал до Выборга, здесь солнце светит, видел чайку». Понимаю еще, если бы мне так писал какой-то близкий друг, и то это было бы странно. Я ничего не отвечала, а он продолжал писать и звонить. Один раз я не выдержала и спросила: зачем вы всё это пишете (мы общались с ним на «вы»)? Андрей сказал, что ему просто нравится со мной общаться.
Я тогда вела ЖЖ — он нашел блог, хотя я не давала ссылок. Под каждым постом оставлял иллюстрацию — одуванчики, которые были нарисованы у него на футболке в день, когда мы познакомились.
Он работал в ИТМО, я училась в СПбГУ на философском — корпуса были совсем рядом. И он стал отпрашиваться с работы в обеденный перерыв и рисовал одуванчики возле моего факультета. Долгое время я ни о чем не знала, потом он написал: «Возможно, мои одуванчики не попались вам по дороге, но я продолжаю их рисовать в память о вас».
Я сказала об Андрее своему тогдашнему молодому человеку, но он ответил что-то вроде: «Это просто воздыхатель, он же ничего такого не делает». Я подумала, что в целом да, это, наверное, мои проблемы. Он же и правда не угрожал, ничего в таком духе, просто рисовал одуванчики и писал по 20 эсэмэсок в день.
Потом Андрей стал приходить на мой факультет, узнал мое расписание и стал караулить возле аудитории, начинал рассказывать, какой фильм посмотрел. То есть общался так, будто мы давно дружим и вот решили встретиться. Я пару раз от него убегала.
Мне тогда было 19 лет, ему лет 25–26. Я была ужасной мямлей, не могла прямо послать человека, казалось, что это невежливо. Потом всё-таки его послала. Сначала он обиделся, а через два дня сказал, что я всё равно хороший человек и он хочет со мной общаться. Один раз сказал, что спрыгнет с крыши, если не начну с ним общаться. Я не начала, но с крыш никто так и не прыгал.
Он пообещал не навязываться, но сказал, что каждый день с 17 до 19 часов будет сидеть возле здания Двенадцати коллегий, [на случай] если захочу пообщаться. Я ходила по другой стороне, но видела, что он действительно там сидит. Дождь или снег — он всегда сидел там, это длилось месяца четыре. А потом Андрей узнал мой адрес и стал приходить уже к дому, разрисовывал асфальт рядом. Когда я рассказывала об этом маме и подругам, они говорили: «Ой, такой хороший мальчик, так тебя любит, посвящает рисунки».
Он пропал, а потом снова начал писать — уже с психопатическими нотками, срываясь на фразы вроде «Ты всё равно будешь моей». В какой-то момент я познакомилась с полицейским, он сказал, что у них много «глухарей» (дело, вероятность раскрытия которого очень мала — прим. «Бумаги» ) и они могут их повесить на Андрея, даже позвонил ему. Тогда Андрей пропал на полгода. Но снова вернулся.
Много писал и звонил осенью и весной. У меня все его номера были заблокированы — он просто покупал новые симки. Последний раз позвонил в марте, я случайно взяла трубку. Когда он узнал, что у меня есть ребенок и я замужем, перестал мне звонить. Надеюсь, что навсегда.
Однажды он сказал мне: «Почему мне так не везет с девушками? Ты уже не первая, кто так со мной говорит. Чем я тебя расстроил?». Подозреваю, что он начал мне реже писать, потому что нашел другую жертву.
Для меня эта ситуация была когнитивным диссонансом. Может, мне это и должно нравиться: мальчик проявляет знаки внимания. С другой стороны, мне противно: ощущение, будто кто-то мерзкими липкими руками трогает оголенную кожу. Долгое время я боялась выходить на улицу, а когда выходила, оглядывалась. И до сих пор, если вижу людей, похожих на него, сердце уходит в пятки и начинает колотить.
Комментирует Анна Ривина
директор центра «Насилию.Нет», кандидат юридических наук
— В России нет такого состава преступления, как преследование. И это, безусловно, показывает, что наше законодательство отстает и не признает проблему, очевидно существующую. Нужно понять, что сталкинг прежде всего страшен тем, что часто доходит до реальных преступлений. И здесь задача государства — предпринимать какие-то действия, направленные на защиту превентивно.
Единственная статья, которой мы можем пользоваться хоть как-то, — это «Угроза убийством или причинение тяжкого вреда здоровью». Но, к большому сожалению, наши полицейские, даже если вам 10 раз скажут, что хотят убить, не воспримут это всерьез, пока человек не пойдет на вас с топором.
Это происходит, потому что в нашей стране нет понимания, что женщина имеет право на отказ. Реакция друзей и родственников героини — классическая история. У нас нормализовано «брать измором». Женщины в таком культурном шаблоне сами не знают, где начинается нарушение границ. Если к вам домой придет мужчина, вскроет дверь и оставит букет роз, все будут говорить, какой он романтичный.
Сталкинг не про любовь, не про потребность в отношениях. Сталкинг — исключительно про власть, контроль и возмущение, что не удается «взять» того человека, которого захотелось.
В ситуациях сталкинга [жертве] нужно искать людей, с которыми можно говорить на одном языке. Можно выйти за круг друзей, рассказать о ситуации знакомым и приятелям, которые поймут и признают проблему. Стоит обращаться в профильные организации, помогающие женщинам в сложной ситуации, они есть и в Петербурге. (На сайте проекта «Насилию.нет» есть карта, где указаны центры помощи по всей России — прим. «Бумаги».) Не советовала бы обращаться в госорганизации: там проблему преследований не идентифицируют.
Люди, которые занимаются сталкингом, в массе своей трусливы. Поэтому нужно пойти в полицию, даже если там ничего не сделают. Когда вы передадите заявление в полицию, вы должны получить талон КУСП (книгу учета сообщений о происшествиях) — это то, что не дает возможность полицейским просто взять и в одну секунду засунуть ваше заявление в стол.
Нужно показать, что вы готовы не замалчивать проблему и разбираться с ней, тогда это может остановить действия сталкера. И, конечно, после того, как вы дали человеку понять, что вам это общение не интересно, но оно продолжается, фиксируйте всё ваше общение, записывайте на аудио и видео. Не ведитесь на манипуляции: часто преследователи угрожают покончить с собой, но это делается, чтобы выудить хоть каплю общения.
Конечно, существуют не только мужчины-сталкеры, но и женщины. Думаю, есть разница между мужским и женским сталкингом. У мужчин больше возможностей физически себя защитить и не так много вероятностей быть изнасилованным или сильно избитым женщиной. Тем не менее в обоих случаях психологическое насилие также ужасно и может привести к ужасным последствиям.
Кристина
— Это произошло полтора года назад. Я познакомилась с молодым человеком, где-то полгода мы встречались, а потом он меня избил.
Однажды я увидела, что ему приходят сообщения от девушки, с которой он общался и пытался встретиться, когда мы ссорились. Сообщение, которое я увидела, было не очень приятного характера, я восприняла его как измену. Пошла в комнату, где он спал, и попросила его собрать вещи и уйти. Он отказался, я пригрозила полицией, взяла телефон. Он швырнул телефон о стену, а потом, насколько помню, швырнул меня — была огромная гематома на всю руку и синяки от пальцев на шее.
Мы расстались, и он преследовал меня три месяца. Я общалась с его родителями, переезжала несколько раз, блокировала все номера, с которых звонил; но он продолжал мне писать «Сдохни!», звонил, приходил к моему дому, пытался найти меня, звонил друзьям. Слава богу, не звонил [моим] родителям, и они до сих пор не знают, что происходило. Боялась им рассказывать — опасалась, что они будут нервничать.
После расставания он говорил: «Зачем ты врешь? Я тебя не трогал». Он пытался меня убедить, что не избивал. В какие-то моменты я действительно начинала в это верить. Хотя была в травмпункте, где зафиксировали побои, а в квартире тогда находилась моя соседка, она всё это видела.
Я предупредила его, что у меня есть друзья, есть кому заступиться. Он ответил, что у него есть какие-то люди, которые всех изобьют. Писал мне во «ВКонтакте», я пересылала сообщения в техподдержку с просьбой заблокировать его, но он создавал новые страницы и писал с них. Техподдержка сказала, что ничего не может сделать, хотя мне поступали прямые угрозы, и он выкладывал мои снимки на моей рабочей странице. Там не было ничего особенного, фото из примерочной, где я фотографировалась в топе, но было очень неприятно, учитывая контекст.
Он приходил на квартиру, где я жила, когда мы встречались. Иногда ночью ломился, стучал в двери; когда переехала, приходил и туда. Один раз мы встретились на мероприятии, он пытался меня схватить, а потом преследовал до дома. Я попросила друзей проводить, потому что не знала, что он может сделать. Меня провожали четыре человека, но он всё равно шел за мной.
В тот период люди в окружении разделились на адекватных и неадекватных. Были те, кто говорил: «Ты же сама виновата», «Подумаешь, приходит. Ты переживаешь и притягиваешь больше проблем в свою жизнь». Люди думают, что такие ситуации случаются с проститутками, но это не так. У каждой девушки, с которой я разговаривала на протяжении полутора лет, есть такая история — насилия или домогательств.
Помню, после избиения я целый день сомневалась, стоит ли обращаться в полицию. Думала: «Вдруг я испорчу человеку жизнь?». Но в итоге полиция ничего не сделала. Первый вопрос, который мне задали: «Ну что, понравилось?». И это была не шутка. Дальше заявления ничего не ушло.
Во время преследования я уже не ходила в полицию. Мне хотелось всё забыть, поскорее от всего избавиться. Еще мне было его жалко, я думала: как же так, мы же полгода были вместе. Сейчас понимаю, что это было глупо, но я боялась, что если пойду в полицию, он еще больше разозлится.
Я уехала на несколько недель в Европу — думаю, это тоже помогло [разрешить ситуацию]. Сейчас он, слава богу, не появляется. Периодически, когда иду по улице и мне кажется, что это он, бросает в холодный пот.
Через несколько месяцев после того, как всё закончилось, я пошла к психологу. Только недавно поняла, насколько это было ужасно, как я тогда рассыпалась и разваливалась, и это чудо, что всё закончилось хорошо.
Комментирует Дарьяна Грязнова
юристка правозащитного объединения «Команда 29»
— В ситуации героини нужно учитывать, что в УК есть статья о причинении вреда здоровью и статья об умышленном уничтожении имущества. Например, девушка рассказывает, что молодой человек разбил ее телефон. Это как раз случай 167-й статьи УК (только сумма ущерба должна быть не менее 5 тысяч рублей). Есть классическая статья «Угроза жизни и причинение вреда здоровью». Интересно, что в 2017 году по этой статье осудили 24 тысячи человек. Это значительное количество.
Еще можно воспользоваться статьей за вымогательство. Конкретно в этом кейсе девушка с ним не столкнулась, но бывает, что преследователи действуют с корыстными целями. Это больше касается незнакомых людей, которые встретились, например, на сайте знакомств, переписывались, обменивались фотографиями, в том числе и интимными. И потом кто-то из пары начал угрожать: «Если ты мне не дашь денег, то я всё это опубликую».
Отдельная тема, о которой говорит девушка, — это сложность взаимодействия с полицией. Мы все знаем про систему «когда убьют, тогда и приходите». Поскольку вся ситуация сталкинга сама по себе очень травмирующая и у жертв, как правило, нет ресурсов самостоятельно взаимодействовать с полицией, я советую найти юриста или адвоката. Если нет возможности, можно обратиться в кризисный центр, сотрудники которого могут помочь с этой проблемой.
Стоит обратиться в кризисный центр и за психологической поддержкой. Девушка говорит, что не хотела обращаться в полицию, потому что боялась испортить жизнь человеку, и это распространенное заблуждение, когда жертву и сталкера связывают близкие отношения в прошлом и не хочется втягивать посторонних. В таких случаях жертвы надеются, что всё само разрешится. Но такие истории нужно максимально предавать огласке. Полиция в любом случае обязана провести проверку; и если дальше что-то произойдет, полицейские будут нести ответственность за бездействие.
Несколько общих рекомендаций. Если вас преследуют в жизни, смените привычный маршрут, то есть если бывший партнер знает, что в 9 часов вы идете на работу или в 10 гуляете с собакой, попробуйте выходить позже или раньше. Нужно просить друзей проводить вас и побыть с вами. У центра «Насилию.нет» есть приложение с тревожной кнопкой на экстренный случай. В Telegram есть функция «Показать свою локацию», которую тоже можно использовать в экстренных ситуациях.
Анна
автор петиции за введение в Уголовный кодекс статьи о преследовании
— Несколько лет назад я была замужем. У нас родился ребенок, но муж мне не помогал: я жила с ребенком и со своими родителями. Решила подать на развод, а как только подала документы, он начал угрожать.
Я всегда хотела учиться за границей и никогда этого не скрывала, родители меня поддерживали. Хотела уехать вместе с ребенком, но бывший муж шантажировал меня тем, что пойдет в консульство, пожалуется, и мне не дадут визу. Иногда он говорил: всё хорошо, отпускаю тебя, строй свою жизнь так, как хочешь. А на следующий день говорил: ты будешь жить в говне, я посажу твоих родителей в тюрьму, потому что они хотят, чтобы ты училась за границей.
Караулил меня возле дома и у двери, но про ребенка ничего не спрашивал. Поскольку это бывший муж, я сначала не пыталась полностью прервать контакт. Но потом он сказал, что взломал мою почту, затем выкрал личный дневник и даже читал его вслух моим родителям. Устраивал какие-то слежки, звонил, писал бессмысленные сообщения — всё это не прекращалось, история длится уже три года.
Сейчас я учусь в Германии. На прошлой неделе мне написал мужчина: «Меня попросили с тобой связаться и поговорить. Давай встретимся». Посыл такой, что мне хотели объяснить, как жить. Знаю, что его попросил мой бывший муж, который постоянно слал мне сообщения через знакомых, даже писал со страницы незнакомого мне человека, выспрашивал, что планирую делать и куда поеду.
Однажды бывший муж пришел в суд со своей новой девушкой, настаивал, что он отец ребенка и хочет, чтобы ребенок был с ним (об этом бывший муж Анны Акатовой рассказывал, например, в интервью «Лайфу» — прим. «Бумага»). Органам опеки старался показать, какой он хороший отец. Теперь по решению суда ребенок проживает со мной и моими родителями официально, а бывший муж навещает нашего ребенка. Я нахожусь за границей и не могу его туда вывезти, потому что бывший муж наложил запрет на выезд ребенка через УФМС.
В феврале 2017 года мой муж приехал к ребенку на день рождения. Не привез ему никаких подарков, но расспрашивал меня и угрожал посадить отца в тюрьму. У него такая позиция: если я хочу строить свою карьеру и учиться за границей, то я предатель родины, ребенка он мне из принципа не отдаст.
Во время развода и судебного процесса по поводу ребенка я настояла на психологической экспертизе, потому что считала, что бывший муж не совсем здоров: он фотографировал моего сына голым. Кроме того, у него были связи с несовершеннолетними.
Когда мы познакомились, мне только исполнилось 18, была совсем дурочкой. Разговаривала потом с этими девочками: одной было 15, другой 16 лет [на момент вступления в интимную связь]. Первую уговорила пойти в Следственный комитет. СК в итоге отказал в возбуждении уголовного дела, [потому что] не нашел доказательств вины.
Бывший муж утверждал, что у него есть друзья из ФСБ, он за нами следит, а в квартире у меня и моих родителей установлены жучки. Звонил отцу и говорил: «Я знаю, о чем вы разговариваете на кухне. Посажу вас за оппозиционную настроенность».
С сентября 2016-го по февраль 2017 года он не выходил на связь. Как-то приехал в детский сад с двумя мужчинами и просто забрал ребенка. Эти двое сказали, что они детективы. Именно они потом следили за мной и моей семьей. Мой отец их видел, они даже как-то довезли его до дома, рассказали, что их нанял мой бывший муж. Думаю, это просто охранники из клуба, где он работал.
Бывший муж никогда не угрожал мне физической расправой, но однажды пытался ворваться к нам домой, когда мои родители с сыном были на даче. Соседи рассказывали, что долго стучал в дверь и пытался подпалить замок. Еще помню, когда всё только началось, в 2015-м, я где-то была с друзьями, и мне пришла фотография меня со спины и подписью «Я за тобой слежу». Мне всё время было не по себе; постоянно видела его машину у своей работы, его — возле дома.
За всё это время раз пять обращалась в полицию. В 2015 году, когда он сказал, что взломал мою почту и украл документы, сразу написала заявление в полицию. Принимая заявление, мне сказали: «А что мы можем сделать? У вас семейные разборки, разбирайтесь сами».
Комментирует Сергей Ковальков
юрист Versus.legal
— В случае с преследованием можно попытаться взыскать с бывшего мужа компенсацию морального вреда. Да, в России она очень маленькая — до 10 тысяч рублей, но эта сумма могла бы принести моральное удовлетворение потерпевшей и немного усмирить нарушителя. Для этого необходимо подать иск в суд и представить доказательства преследований, регулярных звонков с угрозами, давления — всего того, что подтверждало бы страдания потерпевшей.
По поводу поджога замка ситуация несколько упрощается. Если стоимость установки нового замка или ремонта старого составляет более 5 тысяч рублей, есть шанс привлечь бывшего мужа к уголовной ответственности по статье 167 УК РФ (максимальное наказание — лишение свободы до 2 лет). Если меньше, то по статье 7.17 КоАП РФ (максимальное наказание — штраф до 500 рублей).
За взлом почты и аккаунта в социальных сетях предусмотрена уголовная ответственность по статье 272 УК РФ (максимальное наказание — лишение свободы до 2 лет). Кроме того, статья 138 УК РФ предусматривает ответственность за нарушение тайны переписки, телефонных переговоров, почтовых, телеграфных или иных сообщений граждан. То есть можно говорить о двух самостоятельных преступлениях.
Чтобы привлечь взломщика к уголовной ответственности, необходимо написать заявление в полицию, указав на совершение двух преступлений (взлом аккаунта и нарушение тайны переписки) и добавив просьбу о привлечении к расследованию сотрудников Управления «К» МВД России. Можно также собрать доказательства и приложить их к заявлению. К ним могут относиться собственные признания супруга (например, запись телефонного разговора), информация о взломе аккаунта, предоставленная администрацией почтового сервиса или социальной сетью (ее можно запросить).
Вероятнее всего, самая большая проблема в таких делах — отсутствие достаточного объема доказательств, подтверждающих неправомерные действия нарушителя. Поэтому главный совет — сохранять любые доказательства, подтверждающие моральное давление, а также негативные последствия, которые вы понесли (например, чек за замену замка, счет на лечение нервного расстройства).
После публикации текста в историю Анны было добавлено уточнение: бывший муж продолжает видеться с ребенком. Ранее в тексте говорилось, что они в последний раз встретились в феврале 2017 года.