Семь петербургских домов с криминальной историей. В XIX–XX веках здесь похищали детей, жили бандиты и орудовал убийца

В каких петербургских домах в XIX–XX веках происходили громкие события, связанные с криминалом? В каких дореволюционных хостелах обманывали посетителей и где располагался притон-убежище легендарной банды? 

«Бумага» выбрала семь зданий из нашей тематической рассылки о петербургских домах и пересказывает их историю.

Чтобы каждую неделю получать такие письма, подписывайтесь на нашу рассылку. В сентябре мы как раз рассказываем о домах, связанных с преступлениями. В следующих выпусках — история депутата, ограбившего Строгановский дворец, и выпуск про ресторан, в котором налетчик Ленька Пантелеев праздновал свой побег.

В начале 1920-х в этом доме располагалась «малина» — притон-убежище банды Ивана Белова-Белки, одной из самых свирепых и опасных в Петрограде того времени. Главарь звался королем преступного мира, а его 50 уркаганов — членов шайки — держали в ужасе весь Петроград.

Выдавая себя за сотрудников ЧК, пришедших с обыском, бандиты вламывались в квартиры и расхищали имущество жильцов. В лучшем случае после такого визита ограбленные получали расписку: «…ивица в комнату… на Горохувую дом 2, к таварищу…» (на Гороховой, 2 тогда располагался штаб ЧК), в худшем — свидетелей убивали.

Ликвидацией банды занялся молодой следователь Иван Бодунов, ставший прототипом главного героя в фильме «Мой друг Иван Лапшин». Бодунов устроил штурм дома, где проходила сходка бандитов. В результате страшной перестрелки Белка, две его боевые подруги и с десяток бандитов погибли, остальные были отданы под суд и расстреляны в устрашение других головорезов.

На рубеже XIX–XX веков этот дом принадлежал купеческому семейству Каплунов, которые сдавали свои помещения под «Шоколадную и конфектную фабрику С. Васильева», мясную лавку Заблоцкого, аптеку Наймана, парикмахерский магазин Линецкого, казенную винную лавку и пивную. Кроме того, здесь располагались домашняя еврейская молельня, меблированные комнаты под громким именем «Версаль» и гостиница «Дунай» с буфетом и кухней.

В июле 1909 года столица была потрясена серией жестоких убийств. Все жертвы: брюнетки — ночные бабочки. В гостинице же «Дунай» было найдено тело одной из них — Екатерины Герус, которая под именем «крестьянки Ивановы» провела в номере ночь с неким «крестьянином Мишутиным» — мужчиной в черном пальто и широкой шляпе, больше похожем на художника или поэта, по свидетельству коридорного. Он покинул место преступления рано утром и не оставил никаких улик.

Преступника удалось поймать не сразу. Им оказался бывший моряк Николай Радкевич, недавно списанный с парохода «Мстислав Удалой». Сначала полиция нашла комнату, которую снимал «петербургский Джек-потрошитель» — на стене красовался грозный девиз «Смерть красавицам!» А в сентябре на месте преступления — над трупом очередной жертвы — пойман и сам Радкевич или, как он сам «подписывал» свои преступления, «Вадим-Кровяник». Два года медики решали, вменяем ли преступник, в итоге Радкевича приговорили к восьми годам каторги, но уголовное сообщество решило по-своему: серийный убийца был убит на тюремном этапе.

В 1833 году Александр Сергеевич Пушкин снял здесь дачу у известного немца-метрдотеля Миллера и провел чудесное и литературно плодотворное лето с женой Натальей Николаевной и дочкой Машей.

Тогда Черная речка была пасторальным пригородом Петербурга, и о криминальных делах среди рощ и дубрав смешно было подумать. Но проходит век, и в 1909 году на пустыре за новопостроенным домом Поршневой открывается первая в России школа полицейских собак. Образовывать русских псов решили по бельгийской модели, и специально для этого будущий основатель отечественной кинологии Василий Иванович Лебедев поехал в 1905 году в город Гент и посетил уникальное для того времени учреждение — специальную полицейскую псарню.

Лебедев набрал четырех собак и восемь человек обслуживающего персонала, лекции он читал сам. Через четыре месяца полицейские псы были готовы к службе. Уже первая четверка «студентов» школы могла похвастаться отличным выпускником — доберманом-пинчером по кличке Треф, который позже прославился поимкой преступников в Москве — ему приписывают раскрытие порядка 1500 преступлений.

В начале XX века в этом доме снимает жилье Ольга Рульковиус — профессиональный медиум и колдунья. В 1910 году на выходе из ее салона столкнулись две клиентки и случилась настоящая драка. Дело было так: немногим после полудня генеральская дочь Вера фон Вик выплеснула в купчиху Елену Рубахину флакон серной кислоты, а после набросилась на несчастную с кулаками.

Когда месть, называемая умным французским словом «витроль», свершилась, преступница села на извозчика и отправилась сдаваться в полицию. Выяснилось, что купчиха увела у рано осиротевшей девушки ее главную любовь — штабс-капитана Дмитрия Тумковского, служившего в том же Измайловском полку, что и ее покойный отец. Когда Вера узнала об измене, она попыталась покончить с собой. Девушка украла у любовника револьвер и выстрелила себе в грудь — неудачно, вместо сердца пуля пробила легкое.

Выздоровев, фон Вик стала преследовать Рубахину и Тумковского. Она закатывала паре публичные скандалы, следила за любовниками, даже доставляла доказательства адюльтера Рубахиной ее мужу-негоцианту. Штабс-капитан Тумковский обратился в полицию, требуя оградить его от преследований отвергнутой пассии. Фон Вик пригрозили высылкой из столицы, но всё было напрасно.

Тогда-то фон Вик и выследила купчиху у магического салона. Несмотря на ясность картины преступления, присяжные оправдали отвергнутую влюбленную. Однако через два года дело было пересмотрено, и она всё же отправилась на три года на каторгу. Выйдя на свободу, уже во время Первой мировой, Вера записалась в сестры милосердия.

В начале 1780-х на этом участке жил Александр Николаевич Радищев. Здесь он напечатал на ручном прессе свою запрещенную книгу «Путешествие из Петербурга в Москву». В 1790-м отсюда же отъехал экипаж, увозящий его в сибирскую ссылку, на которую был «милостиво» заменен Екатериной Великой первоначальный смертный приговор, вынесенный судом за скандальную книгу.

В 1910-х по этому адресу расследовалось очень странное дело. Мещанка Чуднова по бедности решила отдать на усыновление своего новорожденного сына Сережу — не кому-то, а княгине, которая обещала мальчику титул и миллионное состояние. Однако таинственная княгиня так и не заехала за документами на ребенка и не оставила никаких контактов. Тогда Чуднова выяснила адрес подозрительной аристократки — Марата (тогда Николаевская), 14 — и обратилась в полицию.

В квартире Янины Гайдебуровой (той самой княгини) обнаружился здоровый и невредимый Сережа, уже переименованный в Федю, а также Олег семи лет, Антон шести лет, четырехлетний Корнил и двухлетний Борис. Все дети были совершенно не похожи друг на друга и на предполагаемых родителей. Все они, по уверениям соседей, просто однажды появились в квартире.

Весь 1911 год полиция разбирала дело Гайдебуровых уже по двум статьям — мошенничество и похищение детей. Удержать под стражей удалось только мужа. Янина при первой возможности скрылась в неизвестном направлении. Зачем она собирала в квартире чужих мальчиков, так и осталось загадкой.

В 1874 году на этом участке строит дом еще молодой и не очень известный архитектор Павел Сюзор (автор Дома книги, Общества взаимного кредита и других видных построек конца XIX века). В 1878-м здесь — в той же парадной, что и младший брат — снимает квартиру композитор Петр Ильич Чайковский. А с 1894 по 1917 год здесь располагались меблированные комнаты Анны Леонтьевны Францкевич, которая прославились своими мошенническими схемами.

Номер в «мини-гостинице» сдавался посуточно, по цене 30 рублей в месяц. Однако когда клиенты хотели покинуть гостеприимный приют раньше срока, их всё равно заставляли платить полную сумму. Вот как об этом рассказывал в письме молодой ученый Павел Ардашев:

«Я, разумеется, заявил, что я желаю очистить его комнату и расплатиться посуточно, за три дня. На это я получил в ответ, что я подписал условие на месяц и, следовательно, должен уплатить за месяц, а там уж мое дело, хочу ли я оставаться или уезжать. Тут только я вспомнил, что в первый же день по приезде управляющий спросил мой паспорт и принес с собою квартирную книгу, в которую и попросил меня „вписать“ свое имя, что я и сделал без всяких рассуждений, вовсе не подозревая, что меня заставили не просто „вписать“ мое имя, а подписаться под условием, в котором действительно значилось, что я нанял комнату на месяц, как я и убедился собственными глазами в принесенной управляющим книге».

В 1828 году этот дом казался современникам небоскребом — в нем было аж пять этажей! Это была первая пятиэтажка во всем Петербурге, ведь вплоть до начала XIX столетия высота гражданских построек в городе была ограничена четырьмя этажами.

Заказчик дома — купец и финансист Иван Дмитриевич Зверков, запомнился не своим состоянием, а тем, что был втянут в уголовное дело, навеки вошедшее в историю русской юриспруденции. Зверков был, помимо прочего, известным ростовщиком. Как раз в 1828 году его репутации стало грозить постыдное пятно: некий иностранный негоциант предъявил властям вексель петербургского купца-банкрота Смирнова на 7 тысяч рублей, а в числе поручителей по долговой расписке был Иван Зверков.

Финансист утверждал, что его подпись на расписке подделали, но власть всё равно арестовала часть его имущества в счет долга. Разбирательство заняло около трех лет и стало, судя по сохранившимся свидетельствам, образцом бюрократического абсурда. Расследователи и надзорные ведомства перекладывали вину за волокиту друг на друга, займодатель требовал возмещения, а Зверков — восстановления прав на свои активы. В итоге Зверкова сочли-таки лицом, заслуживающим доверия, а подпись признали недействительной.