«При молчании происходит всё самое страшное». Петербургская художница Елена Осипова — о нападениях во время антивоенных акций и реакции окружающих

Петербургской художнице Елене Осиповой 76 лет. Последние 20 из них она выходит на протестные акции с плакатами — каждый она рисует сама. За то, что Осипова не боится открыто высказываться о происходящем в России и мире, в апреле ей присвоили почетное гражданство Милана.

Последние месяцы художницу преследуют «титушки»: неизвестные поджидают ее у парадной в дни протестов, вырывают плакаты, а во время пикетов окружают, чтобы помешать прохожим видеть надписи на ее работах.

«Бумага» поговорила с Еленой Осиповой о преследованиях, отношении полицейских и реакции окружающих.

Елена Осипова

художница

— 9 мая вы вышли из дома с антивоенными плакатами, и на вас напали прямо у парадной. Как это произошло?

— Ко мне домой пришел журналист, который должен был снимать со мной интервью. Он доложил, что во дворе стоят два парня. Я подумала: ничего, ко мне иногда приходили хорошие люди, чтобы меня оберегать, — они писали в комментариях, что хотят сопровождать меня. Но журналист начал утверждать, что это совсем другие. Парни были в высоких черных масках с пестрыми вставками, были видны только их глаза.

Мы вышли из дома, журналист пошел выносить мусор, и я на минуту осталась одна во дворе. В этот момент на меня напал парень: он быстро пробежал мимо, выхватил у меня плакаты, которые я держала под мышкой, и понесся дальше.

Я подумала: может, стоит вызвать полицию, чтобы этого парня нашли. Но потом мне стало не до этого — я поняла, что не успеваю на акцию. У меня был сильный стресс, меня просто трясло, потому что я всегда выхожу в качестве зрителя на эти шествия — у меня вся семья связана с блокадой и с войной. Для этого у меня сделана специальная композиция на палочке. И я в любом случае имею право участвовать и выразить свое отношение.

— А что было на плакатах, которые у вас вырвали?

— Учитывая то, что это мероприятие поминальное, а «Бессмертный полк» для кого-то может быть вполне благородным шествием, 9 мая я не стала брать с собой острые плакаты. Я взяла общечеловеческие.

Один был посвящен Украине. Там на фоне земного шара большая голова кричащей девочки. С одной стороны написано: «Сохраните Землю детям». А с другой — «Не делайте бомбы».

Второй плакат был абсолютно нежный — его очень трудно повторить. Там на фоне нежно-голубого земного шара была нарисована голова младенца, он одновременно напоминает ангела и инопланетянина. И обращается к людям: «Какой мир вы оставите детям?»

Плакаты забрали. Мне очень жалко.

— Что происходило дальше?

— Мне было важно видеть, в каком состоянии 9 Мая находятся люди, как реагируют. И я все-таки решила вернуться домой, чтобы найти другой плакат. Их много, можно было, в общем-то, любой взять. Я выбрала тот, что полегче, и положила его в полиэтиленовый мешок. На нем было написано: «Путин — это война» и «Мы не хотим в рай Путина».

Я вышла с пакетом и встала на углу дороги, чтобы взять такси — потому что очень плохо хожу и не могу уже далеко идти. И тут мне решила помочь одна женщина. Она заказала такси, а потом, когда я села, оказалось, что и она сзади. Она утверждала: нет-нет, не подумайте, я просто хотела погулять, с вами пройти.

Я подозреваю, что она не случайно возле меня оказалась. Сначала она говорила, что восхищается тем, что я делаю, и что она недалеко живет. Может, ее появление на самом деле случайность, возможно, я стала слишком подозрительной. Но почему она мне сразу не сказала, что поедет вместе со мной?

Я просила [таксиста] подвезти поближе [к шествию] — к Невскому проспекту или к Исаакиевской площади. И вот таксист вез-вез, такими путями, что мы уже и мимо меня проехали, и по мосту, и на Петроградской стороне оказались. Он говорил, что якобы иначе было не проехать.

Мимо нас по мосту уже шли обратно люди с плакатами своих родственников. На некоторых была буква Z, кто-то нес георгиевские ленточки.

Потом мы опять застряли в пробке. Я уже не выдержала и, когда начали подъезжать ближе к Дворцовой, попросила выпустить меня немедленно. Через ближайший переулок я вышла к району Дворцовой. Там было очень много полиции и деться было уже некуда. Люди выходили с Дворцовой через металлоискатели. И я решила прямо там развернуть плакат.

Какое-то время я постояла. Люди проходили мимо меня и поздравляли с праздником. А я говорила: «Какой же праздник? Сегодня просто тризна по России». Или какое-то другое слово я сказала. Это и раньше нельзя было праздником называть, потому что это день памяти о погибших родственниках.

Потом ко мне подошли полицейские. Слава богу, один из них был маленького роста, через него [плакат] было лучше видно. Я старалась, чтобы люди обратили внимание, что на нем написано.

Потом подошел другой полицейский. Они вполне уважительно со мной общались — сказали, что нужно пройти в машину. Я сначала немного сопротивлялась, чтобы постоять еще. Потом меня посадили в хороший невысокий автомобиль и меня повезли к дому, как это обычно бывает в последнее время.

— Вы выходите на протестные акции в Петербурге уже много лет. Как обычно к вам относятся полицейские?

— Конечно, не все, но часть полицейских сейчас хорошо относится, бережно. Бывали случаи, когда [неизвестные] рвали мои плакаты — и иногда полицейские, если приезжали вовремя, плакаты спасали.

Они меня давно знают — я же с 2002 года побывала в разных отделениях полиции и ночевала там иногда. Хотя за последний год такого не было, насколько помню.

Когда-то видела где-то далеко одно отделение, где стояли автоматы кофе, мягкие стулья — можно было положить на них ноги и подремать. Остальные же отделения, даже в центре, в плохом состоянии. Там нет даже нормальных туалетов — вместо них дырки в полу, вонища жуткая. Они [полицейские] сами жалуются, что у них такие условия работы.

— Как вам кажется, почему полицейские перестали задерживать вас за акции?

— Думаю, меня не задерживают, потому что понимают: мое здоровье уже не позволяет там [в отделах полиции] находиться. Я могу в любой момент… Если что-нибудь со мной случится, им это не нужно.

К тому же меня в свое время назначили «совестью Петербурга» — без моего ведома, хотя я действительно никогда совестью своей не поступалась. В полиции давно знают, что я никакой не экстремист. И видимо, какое-то чисто человеческое уважение у них вызывает то, что я рисую сама. Но всякие, конечно, попадаются.

Да и потом, все полицейские тоже люди. Думаю, они разбираются в политике и приветствуют антивоенные плакаты, потому что совсем не хотят терять свою работу и идти куда-то воевать. Кто-то из них и раньше, уже даже после Болотной, [мне] проговаривался: если вас будет много, тогда и мы будем вас поддерживать. Но оппозиция всё таяла и таяла в последние годы. Ну и потом, как они мне объясняли, у них изменили закон «О полиции»: сначала полицейские должны были народ от преступников защищать, а теперь это звучит так, что наоборот — они должны защищать власть от народа.

— Вы рассказывали, что встречали подозрительных девушек у парадной 8 марта. Как они себя вели и что говорили?

— Они меня просто поджидали, когда я выходила из дома. Там женщины такие, не совсем ухоженные — видно, что они из области.

Они обманным путем начали знакомиться со мной. Рассказывали, что они собираются быть экскурсоводами. Спрашивали, что и как, с кем я живу. Я им даже лишнего наговорила.

Я обычно на [одном и том же] автобусе езжу [в центр] с плакатами, и до меня потом дошло, что они, видимо, это уже знали и меня караулили. Они сели в автобус со мной.

На Невском к ним присоединились другие люди, и их получилось около десяти человек. Они тоже были в штатском. И я не могла уже никуда от них деться — они начали окружать меня и вырывать плакаты. Один был мужского пола, на вид лет 30, у него силы было побольше. У него уже невозможно было вырвать плакат, он вцеплялся в него со всей силы.

На плакате была Мадонна с младенцем на фоне дерева из оружий и надпись: «Ваше равнодушие сегодня погубит ваших детей завтра». В общем, [неизвестные] «разбомбили» плакат здорово. Он у меня остался, его можно подклеить, конечно.

Я тогда была рада, что подъехала полиция. Но уже радоваться было поздно. Приехали бы пораньше, и плакаты остались бы. Я просила полицию, чтобы они записали, кто он [нападавший] такой, я могла бы на него в суд подать. Но они этого, конечно, не сделали. Потом я увидела, как «титушки» оказались в полицейской машине. Стала понятна связь с ними этих людей — видимо, они прикормлены и выполняют какую-то роль.

— Вы слышали оскорбления от людей, которые на вас напали?

— Нет. Я думаю, их задача была в том, чтобы отнять у меня плакат и не дать показать его людям.

— С февраля 2022 года были другие случаи, когда у вас отбирали плакаты? Как это происходило?

— Иногда бывало, что я уже стою с плакатом, а [неизвестные] подходили близко и окружали, чтобы не дать увидеть содержание другим людям. Но люди всё равно пытаются подглядеть. Раньше шли и не реагировали, а с февраля, наоборот, стараются посмотреть на плакаты.

Потом был день, когда у меня в руках был плакат с красными тюльпанами. Мне принесла тюльпаны журналистка из Голландии. Такое впечатление, что она привезла цветы прямо из Голландии — это были свежие, красные огромные тюльпаны. Их ставишь в воду, и они почему-то умирали не стоя, а как-то пластично падали вниз.

Это напомнило мне гибель молодых людей и навело на тему плаката. Когда началась война и уже гибли люди, их даже не забирали с улиц. Я написала тюльпаны так хорошо, мне даже жалко, они были молодого красного цвета. А внизу на плакате — слова Вертинского: «Отпустили их в вечный покой», «Он послал их на смерть». То есть это такая посмертная получилась работа.

Этот плакат мне тоже порвал [неизвестный], остатки забрала полиция. Потом мне обещали, что его вернут, просили не беспокоиться, но этого так и не произошло. Я больше этого плаката не видела.

— Как вам кажется, для чего вас преследуют? Кто может быть в этом заинтересован?

— Ну как, это администрация города. Сейчас всякое протестное явление преследуется.

Хотя прохожие не проявляли ко мне негатива. Когда я стояла с двумя плакатами на Невском у «Дома книги», только один человек начал со мной спорить. Большинство остальных были согласны. Либо большой палец поднимали вверх, либо как-то иначе выражали свою поддержку. Кто-то даже детей одевает в голубой беретик и оранжевую куртку.

Особенно много было поддержки, когда у меня был плакат с птицей и надписью, что Россия — это не Путин. На 1 Мая я принесла плакат с большим земным шаром, одна его часть, как у украинского флага, — желтая, остальное всё — голубое. И на нем были нарисованы две женщины разных национальностей с детьми на руках. Во рту у младенцев были соски со знаками пацифизма. И было написано, что 1 Мая — это международная солидарность, и фраза: «Нет войне». Люди тоже очень хорошо воспринимали этот плакат.

Я простояла больше часа, наверное, но потом появился провокатор, и сразу съехалось много полицейских. Тогда со мной еще были корреспонденты «Новой газеты». Полицейские меня как-то отделили, пересадили в другую машину. Потом меня отвезли домой, а с корреспондентами продолжили разбираться. Их отвезли в отделение и там какое-то время продержали.

— До войны вы не встречали этих «провокаторов» и тех, кто вас преследует?

— И раньше бывали какие-то отдельные случаи, когда меня могли «подпасти». Но не так активно. А тут «титушек» просто много — и трудно от них отделаться.

— К вам поступали какие-то угрозы с начала войны?

— Нет. Может быть, это из-за того, что у меня начали брать интервью корреспонденты из разных стран. Их очень волнует, что происходит, как с Украиной такое случилось, почему 24 февраля всё это началось.

Они очень боятся за свои страны, поэтому я не отказывала. Иногда давала по три интервью в день и дошла уже до состояния полного измождения.

— Вы говорили, что несколько раз обращались к полицейским из-за нападений. Есть какой-то результат?

— Мне сейчас не до того, чтобы ходить куда-то и требовать плакаты, [больше] некому этим заниматься. Главное, что фотографии есть.

— Что вы намерены делать дальше? Вы не боитесь, что нападения могут стать более агрессивными?

— Всякое может быть. Но я планирую дальше выходить на акции, если будет физическая возможность. Хотя неизвестно, сколько времени.

Хорошо, что последние два плаката [к 9 Мая] я сняла на мобильный телефон. Мне помогли в этот же день опубликовать их во «ВКонтакте» — это главное.

— Если это главное, то почему для вас важно выходить на акции лично?

— Это ликбез для людей, которые сами не понимают, что происходит. Я, вообще-то, преподаватель. С тех пор как закончила [художественное] училище, я преподавала всю жизнь. Наверное, во мне проявляется еще это.

Ну и потом, я же с 2002 года [после теракта во время мюзикла «Норд-Ост»] перестала молчать. Это моя главная мысль: при молчании происходит всё самое худшее и самое страшное.

Фото на обложке: Андрей Бок