Весной в Петербурге и Москве прошли первые концерты группы «ПНЕВМОСЛОН» — это новый проект анонимного петербургского музыканта Нейромонаха Феофана, где он с матами поет о воровстве и насилии в семье и снимает клипы с рэпером Пашей Техником.
Почему «ПНЕВМОСЛОН» делит аудиторию с Сергеем Шнуровым, отчего современные музыканты должны делать не песни, а мемы, на чем зарабатывают участники новой группы и что говорят о жизни в Купчине? «Бумага» поговорила с вокалистами группы Лордом Пневмослоном (он же Нейромонах Феофан) и Борисом Буткеевым (псевдоним взят из песни Высоцкого).
Как в жизни Нейромонаха Феофана появился Пневмослон?
Лорд Пневмослон: Нужно разделить двух разных Пневмослонов. Группа «ПНЕВМОСЛОН» появилась совсем недавно, но под псевдонимом Лорд Пневмослон я пишу песни уже давно — он появился еще до Нейромонаха Феофана.
Году в 2008–2009 я пытался что-то записывать и отправлял зарисовки на шоу Кремова и Хрусталева на Radio Record в рубрику «Фаршмак» — в ней ведущие ставили самую разную музыку. Каждый раз я подписывался новым именем, но потом они уже стали узнавать меня по голосу и называть только Лорд Пневмослон.
Это имя я не придумывал, а просто позаимствовал из рассказов [журналиста и писателя] Дани Шеповалова — был такой популярный персонаж в свое время.
Так получилось, что в один прекрасный момент я, как и многие молодые люди, решил удалить из «ВКонтакте» свою настоящую страницу. Это были времена, когда там можно было менять свое имя сколько угодно раз без всяких документов и подтверждений. Я стер все данные и просто поставил «Лорд Пневмослон». Сидел под ним во «ВКонтакте», слушал музыку и прочее. Так всё и осталось, потому что когда я захотел поменять имя обратно, уже нужно было возиться с документами. И я забил.
В какой жанр вписывается то, что делает ваша группа?
Борис Буткеев: Это смесь ска-панка и электроники. Так получилось, что нам с Лордом обоим нравится такая музыка.
ЛП: Я бы не стал как-то это называть. Если я скажу, что это ска-панк-группа, то что, я должен буду всю жизнь играть только ска-панк? Зачем?
Вообще изначально идея в другом. Я достаточно много ходил на концерты русских групп и каждый раз просто бесился от того, какой у них хреновый живой звук. Они играют, как 20 лет назад, и не учитывают, что акустика ушла далеко вперед. Сейчас можно в машине поставить такие колонки, что закачаешься, а они играют, будто все до сих пор слушают музыку только через древние наушники-капельки. Соответственно, я решил, что было бы круто сделать что-то с таким жирным-жирным звуком.
ББ: Наша идея в том, чтобы человек сел в машину, включил нашу музыку, и она с первого аккорда ********* [играла] так, чтобы капот трясся.
А по текстам? Вы одновременно поете про насилие в семье и воровство и про «принцессу в трусах с AliExpress», «машем ***** [пенисами] в алкогольной яме» и «адовый адок на задок и на передок».
ЛП: У меня не было общей концепции. Нельзя сказать, что мы поем о какой-то одной теме. У каждой песни своя история создания. Всё происходит очень просто — я замечаю что-то в себе или других людях, над чем можно посмеяться, и пою про это.
Например, песня «Если б мог, то ****** [украл]». Ее я написал, когда заметил, что многие люди, которые вроде бы очень хорошие и против всяческого воровства, сами начинают воровать и пилить деньги, как только у них появляется такая возможность.
Когда я работал в строительной фирме (Лорд Пневмослон с 13 до 18 лет каждое лето работал на стройке, потом был коммерческим директором строительной фирмы — прим. «Бумаги»), вокруг меня было много подобных людей. Думаю, что и в других сферах тоже много такого — люди хотят если не украсть, то получить на халяву. Многие меня поймут.
Подобные истории и со всеми остальными песнями. Вообще тексты группы и в принципе «ПНЕВМОСЛОН» очень отличаются от Феофана. Если там есть миф про древнерусский drum’n’bass и погружение в какую-то искусственно созданную реальность, то тут всё иначе. Ты послушал, узнал в песне себя или других людей, посмеялся и пошел дальше.
ББ: У нас нет никакой миссии и высшей цели, мы не хотим кому-то навязать свою позицию или загрузить чем-то. Лорд просто звонит мне и говорит: «А давай сделаем песню про говно?». А я отвечаю: «Хм, интересная мысль. Почему бы действительно не сделать песню про говно».
Это просто маленькие жизненные истории, над которыми можно посмеяться. Например, у нас есть новая песня «Работники культуры», в которой поется про деятелей искусства, которые на сцене все такие профессионалы и любят друг друга, а за кулисами бухают, принимают препараты и ***** [сильно бьют] друг друга.
А есть еще более интеллигентная песня, называется «Жухлый». Она просто про человека, который *******[плохой человек] и ***** [полный] ****** [дурак].
Почему в песнях так много мата?
ЛП: А его много? Я так не считаю. Мне кажется, он везде на своем месте. Ну как, например, можно заменить слово ***** [полный провал] без потери смысла и емкости? Или ***** [украл]. Если заменить на просто «украл» будет уже совсем не то.
ББ: *** [мужской половой орган] и ****** [женский половой орган] в песне не главное. Главное — посыл и смысл. А доносить его можно любым языком. Кто-то поет на китайском, кто-то на английском, а мы — на русском с матом.
Феофан говорил в интервью Дудю, что жена много помогала с этим проектом и даже первое время танцевала на сцене в костюме медведя. С «ПНЕВМОСЛОНом» она помогает? Ее не смущают песни?
ЛП: Конечно. Она мой первый слушатель. Причем она не просто говорит, что всё хорошо, но может и покритиковать, и подсказать. В целом ей нравится, что я делаю, и она много помогает. И с песнями, и с каким-то финансовым учетом, и с разработкой концепций для шоу и концертов. У нас всё хорошо.
Со стороны кажется, что есть добрый и милый Феофан, а есть злой и матерящийся Лорд Пневмослон. Кто из них похож на тебя в обычной жизни?
ЛП: Сложно об этом говорить и даже сравнивать. Феофан — это полностью выдуманная история, а «ПНЕВМОСЛОНу» никакой миф вокруг вообще не требуется. Мы просто поем песни.
Конечно, в проектах есть какой-то процент от меня. Мы чем-то похожи, но не стопроцентно.
Когда только появился Лорд Пневмослон и еще не было Феофана, ты пытался куда-то пристроить свои песни? Начать выступать?
ЛП: Нет, конечно. Более того, я никогда и никуда не пытался пристроить свою музыку. Я не хотел и не мечтал о больших площадках. Я не хочу стать охеревшей рок-звездой. Будь моя воля, я бы выступал два раза в год и всё.
Почему тогда вы собрали группу и начали давать концерты при условии, что у тебя уже есть Феофан?
ЛП: Мы просто в какой-то момент поговорили с Борисом, которому давно нравился этот мой проект, и решили попробовать с ним что-то сделать.
ББ: За пределами «ПНЕВМОСЛОНа» я занимаюсь организацией концертов. От выступлений в маленьких клубах до стадионных туров. С Лордом мы познакомились через проект Нейромонах Феофан. Постепенно начали работать вместе, а потом просто решили, что из его Лорда Пневмослона может вырасти хороший проект. Это же здорово, когда хобби становится чем-то большим, каким-то серьезным, профессиональным делом.
Сразу договорились, что будем делать его вместе: я раньше играл в нескольких небольших панк-группах. В итоге в 2017 году для пробы записали и выпустили две песни. Посмотрели, как на них будут реагировать люди. Вроде всем понравилось, и мы решили записать полноценный альбом — в 2018 году он вышел. Сейчас пишем новые песни для второй части альбома. Все записи мы делаем на свои деньги.
Для меня главная мотивация заниматься группой — это возможность заработать. Это коммерческий проект. Это не хобби. Хотя, конечно, мне нравится музыка и выступления, сцена — это огромный выплеск адреналина. Грубо говоря, это работа, которая приносит удовольствие.
ЛП: Отчасти, конечно, это делается ради заработка. Нам не по 23 года (обоим музыкантам больше 30 лет — прим. «Бумаги») и мы не можем играть просто для себя. Конечно, мы хотим зарабатывать, но это не значит, что нам не нравится группа.
Я вообще не понимаю, почему в России такое представление, что музыкантам не нужно платить и только нищие артисты — тру. Мне кажется, это какой-то пережиток Советского Союза.
Музыка — это тяжелая работа, которая должна оплачиваться. Если этого не будет, всё придет к состоянию вялотекущего хобби.
— Почему в группе ты снова поешь в маске?
ЛП: По тем же причинам, что и у Феофана. Я же не пою в этом проекте о себе.
ББ: Все остальные участники (на концертах в группе играют шесть человек— прим. «Бумаги») тоже с лицезаменителями. Либо в масках, либо в гриме. Так логичнее, чем если бы в маске был только Лорд.
Зачем вы раскрыли, что это проект Феофана?
ЛП: А зачем скрывать? Все, кто хотел, узнали бы об этом. Тем более всегда, когда я выкладывал какие-то песни Лорда Пневмослона, мне писали: «А это ты Феофан?». По голосу это элементарно вычисляется.
ББ: Вообще нам пофигу, раскроют нас или нет. Это просто сценический образ и стиль.
Но хочу подчеркнуть, что мы не используем Феофана в раскрутке «ПНЕВМОСЛОНа». Никогда не будет никакого сотрудничества, никаких фитов и рекламы. Это два отдельных проекта, которые и дальше будут жить отдельно. У них даже аудитории очень разные. На Феофана, среди прочих, ходят дети. На нас — нет.
Ваш альбом «Контрэволюция. Часть 1» — это старые песни Лорда Пневмослона? Или всё написано специально для нового проекта?
ЛП: Это песни, которые я потихоньку писал года с 2014-го параллельно с Феофаном.
ББ: Новые песни будут на втором альбоме, который мы хотим выпустить к концу лета. Весь первый состоит из переработанных старых песен Лорда. Когда-то это было просто зарисовкой, а теперь это полноценные песни с хорошим звуком. Мы очень долго работали над звучанием, месяцев восемь. В итоге пришли к тому, чтобы в звуке были духовые — пять дудок, барабаны и электроника.
В начале мая у вас были первые концерты. Как они прошли?
ББ: У нас было два концерта в Москве и Петербурге, которые мы сами организовали. Очень боялись, что наши ожидания по сборам не оправдаются, но в итоге обе площадки были заполнены больше, чем на две трети. В Петербурге было где-то около 1000 человек, в Москве — 1700–1800.
Мы очень много потратили на таргетированную рекламу. Закупали во «ВКонтакте», в «Яндекс.Директе». Первые концерты не окупились, но на данном этапе для группы это нормально. Тем более сами концерты нам понравились — был настоящий панк. Даже хоровод был, как у Феофана.
ЛП: Всё очень отличалось от концертов Нейромонаха. Вроде бы и там, и там такая музыка, чтобы попрыгать и покричать, но всё по-разному. Когда люди приходят на Феофана, мы их погружаем в виртуальную реальность, в выдуманный миф. А на «ПНЕВМОСЛОНе» мы наоборот поем о том, о чем, может быть, не принято говорить в обычной жизни. Люди подпевают, с надрывом кричат слова песен, и в итоге получается такой терапевтический эффект.
В идеале я хотел бы, чтобы поход на концерт нашей группы был по эффекту похож на прием у хорошего психотерапевта. Чтобы людям становилось легче, ведь у каждого есть свои неврозы и свой уровень тревожности. Как минимум, мне становится лучше, когда я слушаю наши песни. Надеюсь, кому-нибудь тоже.
Что за люди пришли на концерты?
ББ: Частично те, кто слушают Феофана, но большинство — новые слушатели. Вообще сложно сказать. Обычный концерт, обычные люди. Наша аудитория — это молодые люди 25+, которые бухают на концертах. Отличная аудитория.
С кем вы конкурируете за нее? С какими группами она пересекается?
ББ: C «Ленинградом», конечно. Это глупо отрицать.
ЛП: Возможно, с аудиторией того старого «Ленинграда», до «Лабутенов». Может быть, «ПНЕВМОСЛОН» и появился, потому что стало чего-то не хватать, когда тот «Ленинград» исчез.
Но я бы не сказал, что мы с кем-то конкурируем. Не бывает же такого, что люди слушают «Ленинград» и всё. Они могут слушать и «Ленинград», и нас.
В соцсетях вас и по музыке сравнивают с «Ленинградом». Как вы к этому относитесь?
ББ: Мне кажется, таких сравнений быть не должно. Да, у нас тоже дудки. Да, у нас тоже мат. Но по такому принципу можно говорить, что все группы, которые используют духовые, скопировали это с «Ленинграда».
Мы хотим экспериментировать. На новом альбоме звук будет очень сильно отличаться от того, что было — там будет и pump, и dubstep, и всё, что угодно.
«Ленинград» собирает стадионы. У вас такая же цель?
ББ: Конечно, хотелось бы собирать столько же. У меня как раз задача сделать «ПНЕВМОСЛОН» стадионной группой. Если всё пойдет, как идет, весной 2019 года мы соберем в Петербурге клуб на 3,5 тысячи, а в Москве на 6,5 тысяч.
ЛП: Мы хотим сделать акцент именно на большие площадки, на столицы. Мы бы уже сейчас могли поехать в тур по России, и люди на нас пришли бы, но мы не хотим так часто выступать. Лучше на больших площадках, но редко.
Как вы собираетесь добиться этих стадионов?
ББ: Мы всё анализируем. Смотрим, какие песни зашли, а какие нет. Отслеживаем лайки и репосты. Без этого никуда. Мы же не можем делать только то, что нравится нам, и больше не обращать ни на кого внимания. Если ты начинаешь какой-то бизнес, ты же не будешь делать только то, что тебе нравится. Если я буду проводить только те концерты, которые мне нравятся, я разорюсь через год.
Сейчас популярно мнение, что молодые музыканты наоборот выстреливают без всякого ресурса и анализа. Только на соцсетях и YouTube. Это так?
ББ: Это миф. Ничего не происходит случайно. Чаще всего всё происходит по одному сценарию: берется какая-нибудь западная знаменитость в популярном на Западе жанре, например, в клауд-рэпе, и просто копируется.
Затем нужен огромный ресурс, в том числе денежный, чтобы этого артиста раскрутить. Чтобы о нем писали паблики и СМИ. Иначе артист будет никому не нужен. Без денег и связей, к сожалению, вряд ли что-то получится.
Вам не кажется, что музыканты сейчас ради популярности делают не песни, а мемы? Даже Киркоров со своим «Цвет настроения — синий».
ББ: Отчасти это так. Очень круто и полезно, когда какой-нибудь паблик «Борщ» начинает раскладывать твои тексты на мемы. Другой вопрос, что делать песни-мемы по заказу не получится. Никто не сидит и не думает: а сделаю-ка я песню из десяти мемов.
Вы говорите о стадионах. На маленьких площадках вообще не будете выступать?
ББ: Только если на корпоративах. Нас уже звали крупные IT-компании.
Вы уже выступали на стадионе, правда, не сольно, а во время матча «Зенита» на фанатской трибуне. Расскажите, как так вышло?
ЛП: Я с детства смотрю футбол. И, естественно, болею за «Зенит», потому что в Петербурге больше болеть особо не за кого. Я и на «Петровский» ходил, был на «Вираже».
Мне всегда нравилось, как поют болельщики, как они поддерживают команду, как шизят, какие перформансы устраивают. И у меня была мечта сделать перформанс на «Вираже».
ББ: Так получилось, что я давно в околофутбольных кругах. Ходил на «Вираж», со многими оттуда знаком. Пару месяцев назад заводящий «Виража» послушал нашу песню «Насилие в семье» и предложил нам вместе переделать ее в «Питер, шизи на „Вираже“». Под тот же бит, просто со словами о «Зените» и фанатах. Мы, конечно, согласились.
ЛП: Выложили песню. Она понравилась фанатам и нам предложили сделать перформанс на матче со «СКА-Хабаровск» 13 мая. Пришли на «Вираж» и вместе с фанатами дважды спели песню, на трибуне растянули баннер «Шизи на Вираже». Было круто. Можно сказать, неожиданно исполнил свою детскую мечту.
Уже после окончания сезона фанаты вручили нам абонементы на следующий сезон. Буду ходить.
Вы оба долго жили в Купчине, про которое сложилось много легенд. Как там живется на самом деле?
ЛП: Раньше в Купчино было хуже. Когда я учился в школе, этажом выше в моем подъезде продавали героин, этажом ниже — траву. Однажды я возвращался домой и увидел в подъезде огромную лужу крови. Ничего, обошел.
Потом судьба у всех сложилась по-разному. Тогда ведь не было компьютеров и интернета, мы вне школы были предоставлены сами себе. В итоге каждый находил себе занятие сам. И не всегда хорошее. Меня, наверно, спасло то, что я в футбол играл. А так, конечно, мог бы связаться с наркотиками и прочим. Кто-то из тех, с кем я общался, умер от героина, кто-то сел, но многие живут нормально.
Сейчас Купчино очень изменилось и стало очень разным. С одной стороны — это очень зеленый район с поликлиниками и школами. С этим там лучше, чем в каком-нибудь Мурино. С другой — есть общага, где живут бывшие зэки в золотых цепях, а на улицах иногда дерутся.
В целом ты можешь приехать в Купчино и в один день тебе будут на улице Бродского читать, а на следующий в том же месте жестко покрошат лицо.
ББ: Не знаю, я прожил там почти 12 лет и никогда ничего такого не было. Никто на меня, например, ни разу не напал на улице, хотя я постоянно возвращался после репетиций по ночам. Купчино — нормальный район. Отморозки есть везде, можно и в центре перо под ребро получить.
Есть популярная точка зрения, что музыкантам, чтобы чего-то добиться, нужно переезжать в Москву. Почему вы остались в Петербурге?
ЛП: Такая точка зрения не миф. Там музыканту удобнее: в Москве все телеканалы, радио и прочее. Ты можешь с утра заехать дать интервью, а потом поехать на студию и писать песни.
Но я не хочу в Москву, мне там не нравится. Там все очень суетятся, всё очень шумно и непонятно. Мне нравится Петербург. Я считаю, что он гораздо красивее. Погода, конечно, так себе, но у нашего города есть лицо, и оно мне нравится. В Москву же надо переезжать, если только хочешь стать звездой и зарабатывать какие-то гигантские деньги. А мне и так хорошо.
ББ: В Москве много народу. Да и в Петербурге сами люди добрее. В Москву можно ехать на заработки, а в Петербурге — жить.
Какие у вас любимые места в городе?
ЛП: Не могу сказать, что у меня есть какое-то одно место, куда я прихожу и наслаждаюсь. Мне много где нравится. Очень нравятся парки в Пушкине. Центр, конечно же. Еще арт-центр «Пушкинская, 10».
ББ: Мне нравятся «Этажи». Там много творческих людей, с которыми интересно общаться.
Борис уже рассказал, что вне «ПНЕВМОСЛОНа» занимается организацией концертов. Что помимо группы и Феофана делает Лорд?
ЛП: Если брать музыку, то у меня есть задумка еще как минимум трех проектов. Еще я сам собираю устройства для световых шоу. Меня всегда бесило, когда идет концерт, люди в зале колбасятся, группа играет, а это всё освещают два жалких прожектора. Это очень странно и бедно выглядит, но я понимаю, почему так происходит: профессиональное оборудование стоит больших денег. Сейчас я делаю устройства, которыми смогут пользоваться и любители.
Еще немного занимаюсь рекламой. Я много с ней работал, в том числе, когда был коммерческим директором строительной фирмы. Сейчас помогаю людям с концепциями, слоганами и прочим. У нас ведь в России не принято о маркетинге думать. Все производственники и думают, как продавать продукт, только когда его выпустят.
Программирую (Лорд Пневмослон по образованию программист — прим. «Бумаги»), естественно. Сейчас только для себя, но недавно вместе с товарищем делал систему финансового учета. Мы писали ее на PhP и сами пользовались до недавнего времени.
Как ты отдыхаешь?
ЛП: Я для себя не разделяю время на отдых и работу. Вот сегодня я, например, пишу новые треки для Феофана, завтра придумываю что-то для группы, послезавтра — мастерю устройства. Что из этого хобби, а что работа?
Я так устроен, что мозг постоянно работает. Даже, когда работал в строительной фирме, пытался заниматься каким-то самообразованием.
Чтобы именно отдохнуть, выбираю что-то такое, что позволит мне погрузиться и больше ни о чем не думать. Футбол смотрю, например, ну и сериалы, конечно. Не скажу, что у меня есть какой-то любимый, но, естественно, смотрел всё самое популярное. И «Игру престолов», и «Во все тяжкие», и «Карточный домик».
Ты говорил, что Феофану, возможно, осталось всего год-два жизни. Сейчас рассказываешь о еще нескольких проектах. Плюс есть «ПНЕВМОСЛОН». Это всё должно заменить Феофана?
ЛП: Да нет. Я не продумываю так далеко. У меня очень простая концепция — если проект нравится мне и еще кому-то и приносит какой-то доход, значит он должен существовать. Поэтому, возможно, Феофану остался год, а возможно нет. Пока он будет нужен, он будет существовать.
