1 марта 2018

«Кажется, у нас со временем всё даже лучше стало!»: петербургские пары рассказывают, как прожили вместе по 60–70 лет

Можно ли прожить в браке больше полувека и не ссориться, что помогает сохранить чувства, несмотря на войну и бедность, и в чем секрет отношений пары, которая поженилась 71 год назад? «Бумага» узнала у петербуржцев, которые прожили вместе 59 лет, 66 лет и 71 год, как им это удалось

66 лет в браке: Юрий и Раиса Кайзер

«Как эта девушка скромна!»: о первой встрече

Раиса: Недавно у нас как раз была годовщина — 68 лет. И мы так вспоминали этот момент. Мне тогда еще не исполнилось 18, а он был на третьем курсе института.

Юрий: Три с половиной года у нас разница.

Раиса: Я тогда жила в коммуналке с еще двумя девушками. Мы пошли гулять. Был июнь, экзамены [в Политехе] сдали, все такие счастливые. И мы шли по Лесному проспекту, а сзади нас четыре молодых человека. Те девушки были поопытней, у них уже были парни, с которыми они встречались, а я вообще была дите, только из люльки, как говорят. И вдруг слышу, как какой-то молодой человек говорит: «Как эта девушка скромна!».

На следующий день мы встречались всей группой, хотели пойти в ЦПКиО, там должно было быть гулянье. Но в этот день умер секретарь Болгарской компартии, и все гулянья отменили. Мы встретились и пошли в кино. Он почему-то сел рядом со мной, взял мою руку. Я вообще онемела, сидела как парализованная, но руку почему-то не отнимала. А потом глупость была: мы с еще одной девушкой отстали [от группы] и поехали домой без них. После этого наши встречи прекратились.

Я жила на первом этаже, сижу уроки делаю. Смотрю, этот парень прошел мимо окна, через несколько дней опять прошел. И вот как-то шла в техникум, а он мне навстречу попался. Не знаю, специально или нет.

Юрий: Я не помню!

Раиса: Здравствуй, говорит, я тебя провожу до техникума. Ну проводи.

«Он меня так долго приучал, чтобы я не стеснялась»: об отношениях до брака

Раиса: В общем, стали мы с ним встречаться. Но я была очень скованной. Я тогда заикалась сильно и стеснялась. В техникуме на меня мальчишки тоже внимание обращали, а как узнают, что заикаюсь, так в сторонку сразу отходили. Не нужна такая.

Юрий: Так ты стала неполноценной себя чувствовать из-за заикания?

Раиса: Конечно! Я тогда никому не говорила, что встречаюсь с парнем. И как-то мы с подругой выходим, и ты как раз навстречу. И я так заторопилась, а раньше всегда очень медленно говорила, поэтому ты и клюнул! А потом мы шли из кино и ты спрашиваешь: «А чего это ты вдруг заикаться начала?». Я сказала: «А я всегда заикаюсь» и пошла. Ты закричал: «Ну подожди, ты что, разве это главное в женщине?».

В общем, он меня долго приучал, чтобы не стеснялась. И анекдоты рассказывал про нашего брата. Я сначала домой приходила и плакала ужасно, а потом как-то само собой пошло.

А уже когда прожили вместе лет десять, были в одной компании. Я что-то расхрабрилась, хотела анекдот какой-то рассказать и начала заикаться, а компания была не очень знакомой. И какой-то мужчина сказал: «Заикается еще тут!» и что-то такое. Ну я убежала, расплакалась, уткнулась в пальто в прихожей. А он подходит и говорит: «Ну слушай, глупая, если ты у меня даже немая была бы, я был бы еще счастливей, чем сейчас».

Юрий: Шутка такая!

Раиса: Года три-четыре назад я перестала заикаться. Бывает, проскакивает, когда волнуюсь. Мы с ним три года встречались. В смысле: просто дружили. Ну тогда не было, чтобы…

Юрий: В постель не тащили.

«Жили ужасно, я даже колготки несколько лет не могла купить»: о первых 16 годах совместной жизни

Раиса: А потом, когда он окончил институт, ему дали направление [на работу] в город Шавелевск. А я еще училась. Свадьба у нас была в феврале [до выпуска Юрия из Политеха]. И я поехала к нему. Адреса не знала, потому что общежитие ему не дали: сперва дали гостиницу, потом комнату в частном доме. И вот я приехала. А поезд пришел раньше. Но чтобы от станции в город попасть, надо через лес пройти.

Фото: Егор Цветков / «Бумага»

Юрий: Да не помню, я и сейчас бываю ошарашен [твоими поступками].

Раиса: Утром пошли на работу, а там на заводе два окна у проходной на заводе: женская очередь и мужская за хлебом стоят. Мы с ним простояли и ничего не купили. Не достали нам хлеба. В столовой на обед 200 граммом хлеба давали. Трудно мы жили. Нам дали комнату безо всяких удобств, туалет во дворе, воду на коромысле носили с водокачки; вода тогда была по талонам, помню.

Вот что значит любовь! Из Питера девочка поехала, как декабристка. И прожили мы там пять лет. Когда Юре все-таки разрешили уволиться, решили так: уеду одна — у нас уже тогда дочка родилась — и попробую устроиться [на работу в Ленинграде]. Ведь нас не так просто и обратно принимали, хотя и родились в Ленинграде. Мы с ним, кстати, в одном роддоме родились.

Я уехала, он остался с ребенком. Приезжаю в Питер — а меня не прописывают. Я говорю, родилась тут, вы меня туда отправили. А мне говорят: «У вас есть муж, поезжайте к мужу». А я говорю: «А я с ним развожусь». Там тетя сидела с погонами и начала меня учить: «Надо мужей выбирать! Не бросаться на каждого встречного! Я вам дам прописку на полгода, а вы за это время оформите развод и снова станете ленинградкой».

Отдельно мы прожили месяцев шесть-семь, наверное. Он приехал, нам дали комнату 15 квадратов без удобств в Рыбацком. Мы там прожили одиннадцать лет и вдвоем спали на раскладушке.

Юрий: А где наша дочка спала?

Раиса: На письменном столе в корыте. А потом в Рыбацком, когда родилась вторая дочь, у нас маленькая спала в кроватке, вторая на тахте. Еще бабушка была, потому что с детьми надо было сидеть, когда мы на работу уходили. Когда мы только приехали, жили с сестрой, мамой, папой. Шесть человек в 15-метровой комнате. Магазины далеко, колясок не было. Ребенка в ватное одеяло завернешь, сил никаких. Я как-то несла-несла дочь и в снег бросила. Не было сил. Но к счастью сосед ехал, отвез домой.

Фото: Егор Цветков / «Бумага»

Я всю жизнь работала, только три года не работала, когда у нас родилась вторая дочь. Она болезненная была, у нее было заражение крови, потом начали болеть уши. И Юра сказал: «Увольняйся, нам ребенок дороже». Жили ужасно, бедно, я даже колготки несколько лет не могла купить. Но всё было нормально! У нас с ним была такая традиция. Детей уложим спать и садимся пить чай с конфетами. Каждый вечер.

«Он пошел на пенсию, и у нас началась вторая жизнь»: о чувствах друг другу

Юрий: Я воспитывался в детском доме. Мать была в лагерях, война началась — нас эвакуировали. Потом нас отвезли в Кировскую область, под детский дом выделили старую школу. По дороге похватали и других детей. Там была чистая малина — преступность, у них там были свои понятия. Если человек убегал, ему еду в дорогу ребята собирали. Я в армию убегал, но меня не взяли на фронт.

Раиса: Как сохранился мой муж, я не знаю.

Юрий: Ребята меня снабдили котомкой с мясом, хлебом. Они, конечно, всё это украли. И я поехал к маме в Ухту. Пешком надо было до станции 50 километров [идти] в Киров. С мамой у нас была эмоциональная встреча, но отношения с ней не складывались.

Раиса: Вот как человек изменился? Живет 68 лет с одной женщиной. Закрой уши, о тебе сейчас буду говорить. Я, вообще, вытащила счастливый лотерейный билет: у меня очень хороший муж, отец хороший для детей.

Бывает, смотришь, к старости пары друг друга ненавидеть начинают. Он ее раздражает, она его раздражает. Мне кажется, у нас сейчас всё даже лучше стало!

Когда ему было 60 лет, он ушел на пенсию — и началась вторая жизнь. Времени много друг с другом проводим с утра до вечера. Уже привычки стали проявляться совершенно другие.

Юрий: То, какую жизнь ты живешь на работе, тоже очень много значит. Домой я приходил поздно, после каждой взбучки встречались, бывало, с другими директорами. Когда наказывали меня, я, наверное, срывался.

Фото: Егор Цветков / «Бумага»

Раиса: Нет, на меня ты никогда не срывался. Ну [семейная жизнь], конечно, от характера людей зависит. Может, другая и не выдержала всех этих бытовых тягот. Или он бы нашел женщину с квартирой вместо того, чтобы в Рыбацком ютиться в 15 квадратных метров. Но что-то удерживало нас вместе.

Юрий: У нас главные интересы совпадают: семья и порядочность.

Раиса: Доверяем друг другу. Вот что я сочинила, когда мужу исполнилось 80 лет:

Одна знакомая меня спросила:
«За что ты мужа любишь так, скажи?
Неужто ли во всей большой России
Достойные повывелись мужи?
И покрасивей есть, и поскромнее,
И по душе светлее и по уму.
А ты всё любишь с каждым днем сильнее
И без оглядки молишься ему.
Так чем же он зажег тебя навечно
Чем ублажать сумел твою любовь?
А кто-то врал, что чувство быстротечно,
Нет верности навечно,
В конце концов пройдет любовь.
А ты всё веришь и идешь любви навстречу и
Идешь ты через радость-то и по ножу.
Тогда не знала я, что ей ответить,
Но вот прошли года, и я скажу.
За что люблю? За то, что самый лучший.
Бывало в доме пряталась беда,
А он всё к солнцу вел меня уверенно
Через любые в жизни холода.
И не боясь гордыни прихотливой,
Ни злой молвы, ни яростных помех.
Меня он сделал самою счастливой
И самою красивою из всех.
И молодою, самой молодою!
Какую даль прошла я вместе с ним,
Добром дарил, поил живой водою.
И согревал сопутствием своим.
И я живу, доверясь этой силе,
Его душе доверясь и уму.
Вот почему во всей большой России
Молюсь ему и кланяюсь ему.

Словами не расскажешь, когда такие чувства испытываешь.

«Просто думать надо!»: о том, как прожить вместе 68 лет

Юрий: Если мы ссорились, просто разбегались в разные углы. Некоторое время прошло — и снова вместе.

Раиса: Мы не ругались никогда! У нас не было битья посуды и криков друг на друга, оскорблений. Мы просто замолкали на день. Дети-то есть, всё равно надо в школу отвести, хочешь, не хочешь, но с ним всё равно заговариваешь.

Фото: Егор Цветков / «Бумага»

У него очень хороший характер. Знаю его 69 лет и не слышала мат [от него]. Мне недаром все мои знакомые говорят: «Ты такая избалованная женщина!».

Был такой период, но тогда вся страна была такой: при Брежневе все пили. Был у нас такой период в жизни. То делегация [у Юры] на работе, то еще встреча какая-то.

Юрий: Да, было такое, директора предприятий знакомы между собой, встречались. Вплоть до того, что заработались и пойдем зайдем в «Асторию» коньячку выпьем. У нее была домашняя жизнь, а мне по работе в исполкоме, в горкоме, даже вплоть до ЦК приходилось отвечать и где-то меня ругали. Нервы сдавали.

Раиса: Но мы как-то преодолели это. Семья была в порядке, всегда он всё приносил домой. Заботился, строил дачу сам: тогда один выходной был, уезжал в субботу вечером, строил и вечером воскресенья приезжал.

Юрий: Вот видишь, надо было тебя прижать!

Раиса: Я тебя хвалю, но ты не зазнавайся. Он человек не жадный, не завистливый, никого не осуждает, кости никому не моет. Вот удивляюсь, как можно выйти из детского дома, столько видеть в жизни и сохранить такое. Как это назвать? Уважение?

Юрий: Просто думать надо! Думай головой, вот и всё.

Раиса: Насчет измен: было какое-то доверие. Я уезжала с детьми на три месяца отдыхать. Мама мне всегда говорила: «Ты что, с ума сошла? Мужика оставляешь на три месяца!». Но я всегда думала, если что-то случится, значит, так случится.

Юрий: У меня была сильная занятость, некогда было себя проявлять.

Раиса: Юрчонок! Ну это несерьезный ответ. Мужчина не найдет времени глупостями заняться? Да сколько угодно. Всегда есть секретарши молодые.

Юрий: А почему ты говоришь «мужчины»? В секретарши, ты сама знаешь, я всегда выбирал пожилых женщин. Они, во-первых, деловые. На работе у меня было правило: никаких молодых. Был там директор, раз — молодая секретарша и развод с женой. Такие вещи часто бывали.

59 лет в браке: Надежда и Михаил Чирины

«Раз он на меня внимание не обратил, мне такой не нужен»: как знакомились два раза

Михаил: Мы были студентами и встречали 7 ноября, тогда это был государственный праздник. Она была студенткой педагогического института, а я Корабелки. И вот у нее дома на улице Пестеля…

Надежда: У меня была большая комната на Пестеля — 30 метров, поэтому все встречи молодежи были у меня.

Михаил: И вот у нее в комнате собиралась компания. Одна из девочек позвала ребят из Корабелки. Но мы познакомились два раза.

Надежда: Да, мы познакомились два раза! Это была хорошая примета. В первый раз встретились и разошлись. А потом совершенно случайно через год снова встретились. Мы всегда делали так, чтобы мальчиков и девочек было поровну и никто один не сидел. И так получилось, что оказалась лишняя девочка. И вот мы позвонили знакомым в Корабелку и сказали: дайте нам одного мальчика. И вот этот мальчик пришел! Со второго раза мы были вместе.

Михаил: Через два года поженились.

Фото: Егор Цветков / «Бумага»

Надежда: В первый раз говорю своей подружке: «Слушай, мальчик в сером костюмчике. А что это за мальчик?». Он мне сразу понравился. А она говорит: «Ой, это Миша, он такой хороший». Но этот Мишенька ушел после того, как мы потанцевали. Подруга говорит: «Так он тебе нравится? Я вас познакомлю! Пойдем в кино!». Я говорю: «Нет, раз он на меня внимание не обратил, мне такой не нужен». А когда пришел второй раз, мы начали танцевать случайно, он спросил: «А ты сегодня будешь моей парой?». Я говорю: «Буду!».

Михаил: Первый раз как-то обратил внимание, но неглубоко. А потом мы еще два года просто встречались и общались. Не так, как сейчас, общаются. Жили относительно недалеко: я — на Пяти углах на Загородном, а она — на перекрестке Пестеля и Литейного. Так что, когда мы расставались, я шел домой пешком: трамваи уже не ходили.

Надежда: Так и не могу сказать, что прямо влюбилась, умерла и всё. Просто чувствовала, что это родной человек. Такое чувство родства даже не могу передать.

Михаил: Понял, что влюбился почти сразу после второго знакомства!

Надежда: Мы на второй встрече вместе сели случайно. И знаете, на колени кладешь салфеточку, чтобы платье не испачкать. Ну и не заметила, она у меня упала. И вот меня очень тронуло: он полез вниз, принес мне салфетку. Я это запомнила. Подумала тогда: «Какой хороший мальчик!».

«Мы всегда вместе. Даже в магазинах нас знали»: о доверии друг другу

Надежда: Больше всего ценю [в Михаиле] порядочность, честность, точность. Всё, что есть хорошее в нем, вот он весь тут сидит.

Михаил: [В Надежде ценю] чистоту во всех проявлениях: и снаружи, и внутри. И порядочность, и честность необыкновенную.

Надежда: Я иногда говорю: с нами неинтересно разговаривать. Мы никогда не ругались в жизни. Вот люди, которые прожили 50 лет, говорят: «Ну знаете, было всякое». А у нас ничего всякого-то не было. С ним не поругаешься. Никуда не разъезжались — мы всегда вместе. Даже в магазинах нас знали. Он придет в магазин, а ему говорят: «Ваша жена уже тут была и селедку купила».

Фото: Егор Цветков / «Бумага»

Михаил: Но самое главное, у нас абсолютно полное доверие во всем.

Надежда: Я его отправляла в Дом отдыха в отпуск, а мне на работе говорили: «Ты что, его отпустила в Дом отдыха? Одного?». Миша очень хорошо поет, у него слух замечательный. И любит всех, кто поет. И если какая-то женщина запоет, он летит на крыльях к ней.

И вот он поехал в Дом отдыха, и там какая-то цыганка хорошо пела! И летал к ней. А она подумала: всё. На два дня раньше уехал, не знал, как от нее отвязаться. Она думала, что он к ней интерес имеет. А у него даже в уме не было — у него Надя есть. Просто попеть с ней хотел.

Мы даже не ревновали друг друга никогда. Хотя я флирт очень любила, между прочим. И даже просила его: «Даже не обращай на это внимание».

«Он просто выходил меня»: о сложном периоде в жизни

Михаил: У нас два сына. Первый родился ровно через год после нашей свадьбы.

Интересный момент: родился второй, и мы снимали дачу, ему еще года не было. На работе я построил для него манеж. И мы с ней пошли на даче в магазин. Младшего поставили в манеж, старший остался рядом. Пока шли, начался сильный дождь. Манеж открытый на улице, старшему младшего не вынуть оттуда, мы скорее побежали обратно. Старший стоял над манежем, снял с себя пиджак и накрыл малыша, и так стоял.

Еще Надя преподавала в школе, и мама одного из учеников предложила подарить щенка ротвейлера. А я большой любитель собак, бегал на собачьи выставки. И я поехал за щенком, мне вынесли малявочку, за шиворот ее положил — и понес домой. Такая собака была отличная. 14 лет прожила у нас.

Фото: Егор Цветков / «Бумага»

Надежда: Да, она заболела. Трагедия была ужасная.

А сейчас у нас столько забот друг о друге, столько болезней. У меня была онкология. Страшное дело, мне было 56 лет.

Михаил: А я в это время не работал.

Надежда: Нет, ты потерял работу, потому что сидел денно и нощно, не выходя из больницы. Один раз тебя отпустили, чтобы ты хоть чуть-чуть поспал, потому что надо было за капельницей смотреть. Это был очень тяжелый момент нашей жизни, очень.

Просто выходил меня, можно так считать. Ну и врачи, конечно, безусловно. Но он не выходил из больницы вообще. Ну и потом у него была тяжелая операция на сердце с шунтированием.

Михаил: Я вот всё еще работаю: в организации рядом с Военмехом конструктором по кранам.

Надежда: Я вела начальную школу, мой стаж 34 года. И не ушла бы никогда с работы, если бы не моя болезнь. Я с удовольствием работала, дети меня любили, а я их.

Михаил: Ее мама и моя тоже педагоги. Одна историк, другая преподает немецкий язык. Обеих зовут Фаня. А мой отец был хирургом.

Мы [с женой] уже жили здесь, в этом доме [на проспекте Энгельса]. И вдруг в ящике лежит письмо. На нем куча печатей из военкоматов. Оказывается, от женщины, которая работала на войне санитаркой, вытаскивала раненых с поля боя. Она угодила сама под мину, была сильно ранена нога. Тогда собрались врачи, посмотрели ее. Сказали: ногу не спасти, будем ампутировать. И только доктор Чирин сказал: «Девочка молодая, попробуем ногу спасти». Она осталась с ногой. И вот через столько лет через военкоматы искала отца, но его уже не было в живых.

Фото: Егор Цветков / «Бумага»

«Он мне написал письмо в стихах»: о заботе и внимании

Надежда: Мы сейчас только друг о друге заботимся, и он не спускает с меня глаз. Всю жизнь писал стихи! Такие стихи хорошие пишет, прямо прелесть!

Однажды я по комсомольской путевке поехала целину поднимать. Мы работали в одной деревне, потом нас перевели в другую. А до этого мне очень смешной сон приснился: как будто стою в лесу и яйца в дерево бросаю: попадаю — и оно разбивается.

А у нас там была повитуха баба Шура, я рассказала свой сон. Она мне сказала, что милый приедет. Я говорю: «Нет, ты что, он в Ленинграде, не может быть». Она говорит: «Ну тогда весточку получишь, но эта весточка придет непросто. Она придет с большими трудностями».

И действительно: письмо пришло в ту деревню, где мы жили сначала, и оттуда уже принесли. А весточка была очень важная. Он мне написал письмо в стихах. А по вертикали буквы складывались в «Надя, я люблю тебя». А дальше стихотворение, вот что я запомнила.

Негой манит твой взгляд,
Ало губки горят,
Для меня нет другой
Я любуюсь тобой.

Я готов без конца
Любоваться тобой
Юной грезой моей
Бесконечно родной.
Людям страстно любить право
Юность дала.

Только так можно жить
Если жить, так любя
Бездной счастья томим
Я люблю и любим.

А если бы я не получила это письмо?!

«Бывает, разозлишься, но никогда нельзя оскорблять»: как прожить вместе 59 лет

Надежда: Мы смотрим в одну сторону, даже в политике. Мы всегда с ним одно, общие взгляды, интересы.

Михаил: Это внутреннее единство держит.

Надежда: Хотя в жизни у нас было очень многое. У меня была очень больная мать, с ней было очень тяжело, она была агрессивной. Может, кто-то другой меня бы и бросил, хотя бы из-за нее одной.

Не надо никогда оскорблять друг друга. Бывает, разозлишься, но никогда нельзя оскорблять. Чтобы я когда-нибудь мужу сказала даже самое безобидное ругательство «дурак»! По молодости мы жили не одни, мама и тетя, какие-то [противоречия] бывали, допустим. А мы сразу уходили и выясняли отношения.

Допустим, я обиделась на него, объясняла, говорила, почему он неправильно поступил, почему он обидел. Вот так спокойно, не ругаясь. Он всё понимал, но никогда не говорил «Прости». Руку мою сожмет, мол, да, понял тебя, ты права. Я даже своей внучке говорю: никогда не надо обзывать друг друга, потому что осадок остается.

Михаил: Самое главное, доверие друг к другу и умение прощать.

71 год в браке: Кира Прохорова и Александр Игнатенков

«Саша! Сашуля с дисперсией в глазах!»: о первом знакомстве

Кира: Моя судьба очень сложная. Родители развелись, с трех лет я осталась с бабушкой и папой. А мама снова вышла замуж, и у нее родился ребенок. Когда была в 7-м классе, отец попал под поезд и погиб. Вернулась к маме в Смоленск: сестра на три года моложе, очень ревнует, а я вообще к ней не привыкла. Там пошла в школу, в 8-й класс.

Александр: Так мы и встретились. В 8-м классе к нам пришла девочка 1 сентября 1938 года. Такая стройненькая с черными прямыми волосами. Она такая была, знаете, мальчишки на нее всегда внимание обращали. Быстро вошла в коллектив.

Кира: Теперь рассказываю, как мы познакомились более близко. У нас на физике была тема «Дисперсия света». Нам сказали: вы можете сейчас неплотно прикрыть глаза, посмотреть на свет и увидеть радугу. И вдруг голос его: «Вижу, вижу». А никто не видит. Я смотрю, а у него такие огромные ресницы. У мальчишки! И я сказала…

Фото: Егор Цветков / «Бумага»

Александр: Ты не сказала, написала в тетради. Помнишь?

Кира: А что я написала? Он так смутился!

Александр: Тетрадь, которую смотрит даже учительница. И вот она написала: «Саша! Сашуля с дисперсией в глазах!». Я был ошарашен. Ну а потом как-то забыл, но отношения у нас с ней были хорошие. 19 июня у нас был выпускной вечер, а 22 июня война началась.

«То, что мы с ней поженились, — это все-таки судьба»: об эвакуации и общении во время войны

Кира: Он пошел в Смоленское артиллерийское училище. Когда мы закончили 10-й класс, был прекрасным математиком, а я — троечницей. По тригонометрии не знаю задачу, у меня паника в душе: неужели останусь в 10-м классе, позор какой!

Он потом рассказывал: смотрю, сидишь пунцовая, значит, не знаешь, как решать. Попросил другого Сережку заговорить учительницу по математике. И он пошел быстро решил мой вариант, написал и передал мне на промокашке. Я в жизни не списывала! А здесь подумала: спишу. Списала и получила четверку. Он тогда сказал: «Какое счастье, что ты сделала ошибку. Ведь учительница бы не поверила, что ты сама решила».

Александр: Я хотел пойти в Институт железнодорожного транспорта. Вообще, у нас год рождения 23-й, таких еще не брали. Но в итоге зачислили в училище. Эвакуировали в Свердловскую область, в Ирбит, и готовили на офицеров-артиллеристов, шесть месяцев мы учились.

Кира: Все знали, что я эвакуируюсь в Саратов. Во время войны справочная за семь дней давала всем, кому нужно, правильные адреса [людей]. Я получала по 20 писем от ребят со школы, их всех разбросало.

Фото: Егор Цветков / «Бумага»

Александр: А вот то, что мы с ней поженились, — это все-таки судьба.

Кира: А сейчас я тогда тайну расскажу. Подмочу свою репутацию. За мной тогда ухаживал другой мальчик. А этот стеснялся очень долго. Тот мальчик тоже на фронт попал, и у нас всё распалось. А этот писал такие письма, и я его душу увидела и привязалась. И после войны мы поженились.

Александр: Когда мы с ней переписывались, думал, как бы мне после выпуска в Саратов попасть. И наш выпуск 100 человек из них десятерых, и меня в том числе, направили в Саратов. Это февраль 1942 года. Я ее нашел по адресу, побыл там немножко и поехал к новому месту службу. А потом снова вернулся в Саратов. Так получалось, что я всё время в Саратов попадал.

Кира: Вот так мы познали друг друга в душевном смысле. Меня уже интересовало, что его интересует. Мне пустышки не нравились. Но он ухаживать не умел.

Александр: А когда меня ранило в Курской битве, мне пулеметной очередью ноги прострелило, я шесть месяцев лечился в Казани. В гипсе почти два с половиной месяца.

Когда всё зажило, получилась костная мозоль: только в тапочках мог ходить. Но потом сделали операцию. А Кира работала тогда в госпитале в Саратове медсестрой. Нужно было получить разрешение на перевод в госпиталь в Саратов. В общем, я приехал к ней, и она привела меня в госпиталь. Полтора месяца я там побыл. 16 августа 1944 года опять отправился на фронт.

Участвовал в битве за Берлин, освобождал Варшаву и закончил на Эльбе 2 мая. А после войны началась служба, и получилось, что нашу бригаду оставили в Германии. Вот мы там жили до декабря 1949 года. Всё это время мы с Кирой переписывались, у нас складывались планы. Мы уже пришли к выводу, что, наверное, всю жизнь будем вместе. Даже думали после госпиталя пожениться. Но я сказал: «Зачем тебе быть молодой вдовой?». Неизвестно же, что со мной случится.

Фото: Егор Цветков / «Бумага»

В 1946 году начались выборы в Верховный совет и меня назначили председателем избирательной комиссии нашей бригады. Но я пришел и сказал, что нам с невестой нужно пожениться. И приехал в Саратов в начале марта 1946 года после выборов.

Кира: Он все даты помнит! Ты приехал, стучишь, а я тебе раньше сказала: «Если ты не приедешь, я выйду замуж». Решила так его испугать, чтобы он приехал скорее. Приезжает, бабушка моя дверь открывает, а он спрашивает: «А Кируся уже вышла замуж?». А она ему: «Да нет еще, проходи!».

Александр: Вот мы 11 марта зарегистрировались. Причем в загсе расписываемся и меня сотрудница спрашивает: «А чего вы жене ее фамилию оставили?».

Кира: А у меня диплом был на мою девичью фамилию записан! Мне она говорит: «Вот он от тебя уйдет, на кого ребенка запишешь?». Мы еще не женились, а нас уже разводят.

«Я знала, что сама его выбрала, и держалась этого»: о семейном испытании

Александр: Потом получилось, что из Германии по службе переводили по всему Союзу: Сычан, Приморье, Находка. Мы еще шутили: «Кому находка, а нам не находка». Когда нашей дочери было два года, оставил их и сам поехал в Находку. Полтора года жил один.

Кира: Это было большое испытание. Молодость, соблазнов много. Но я доверяла ему и знала, что выбрала его сама. И держалась этого. Никогда его во лжи не уличала. И сама ему никогда не врала. Но сказала: мне профессия дороже, чем туда, [на Дальний Восток], ехать. Нужно было работать, бабушка с ребенком сидела. В итоге работала в Военно-медицинской академии, позже меня начальником лазарета сделали, а потом начальником квартирной помощи.

Фото: Егор Цветков / «Бумага»

Александр: Но она и в Германии работала, [ когда приезжала ко мне]. Прямо в части, помогала полковому врачу. В общем, когда я приехал на Дальний Восток, там были ужасные условия. Не только бытовые, но и техника старая. Думал, надо выбираться. Приехал в отпуск в Саратов, и мне мама Киры сказала: тебе надо в Академию артиллерийскую в Москве поступать. И решил поступать.

Подал рапорт на обучение, а потом меня рекомендовали. Накупил учебников и стал заниматься. И хорошо, что не было никаких забот хозяйственных. С 1 сентября я начал учиться, но жить было негде: нам говорили, пожалуйста, ищите, мы оплатим проживание. Платили 300 рублей в месяц. Закончился первый курс, и нам объявляют: езжайте в Ленинград — академия туда переводится. А у нас уже к тому моменту была дочь. Мы приехали, мотались по съемным квартирам. Еще три с половиной года я учился здесь. На мое счастье по окончании меня назначают не в войска, а в Научно-исследовательский артиллерийский институт на должность младшего сотрудника в отдел военной истории.

«Не прожили бы 71 год, если бы характеры не дополняли друг друга»: о том, почему прожили вместе больше полувека

Александр: Киру я знал с 1938 года. Что мне всегда в ней нравилось — это общительность. Я ей всегда говорю: завидую тебе белой завистью. В электричке, в автобусе — она тут же начинает с соседями разговаривать. Я так не умею. И очень душевный человек. Когда была в академии у нас, курировала один факультет, все больные ходили только к ней.

Кира: А мне нравилось, что он не выскочка, не хвальбишка. Знала, что хорошо учится, соображает. За девчонками не умел ухаживать — и за мной тоже.

А сейчас мы цапаемся! Всю жизнь вместе прожили, никогда не ссорились, а сейчас он что-то скажет — я сержусь. Фыр сразу! Мучаюсь потом. Он спокойный, уравновешенный. И очень верный в дружбе. Я это очень ценила. И в детей он закладывал это спокойствие, которое нейтрализовало мою активность.

Александр: Не прожили бы 71 год, если бы характеры не дополняли друг друга.

Кира: Вот мы цапаемся по глупости, но и прощать можем. У нас нет ненависти. Бывает, поссоримся, я поплачу иногда. Стала обидчивой. Старость не радость. Но больше всего боялась быть в тягость семье. Поэтому дала себе слово, что буду следить за собой.

Он много занимался с детьми. Я всегда взрывная была, а он иногда мог меня увести в сторону и сказать: «Посмотри, какие глаза у Борьки или у Маринки (дети Киры и Александра — прим. «Бумаги»). Они испугались [тебя], разве можно так?».

Я ему иногда говорю: «Ты мне слово ласковое скажи, и я успокоюсь». А он говорит: «Не умею». А тут я взвиваюсь и остановиться не могу, но он молчит. И это меня спасает — скандалов у нас не бывает.

К сожалению, во время подготовки материала умерла Кира Витальевна Прохорова. Ей было 94 года.

Если вы нашли опечатку, пожалуйста, сообщите нам. Выделите текст с ошибкой и нажмите появившуюся кнопку.
Подписывайтесь, чтобы ничего не пропустить
Все тексты
К сожалению, мы не поддерживаем Internet Explorer. Читайте наши материалы с помощью других браузеров, например, Chrome или Mozilla Firefox Mozilla Firefox или Chrome.