«Моя мечта — свой ансамбль в Гаграх». Знакомьтесь: студентка Тбилисского театрального Мари Ходжава и ее любимое место — внутренний дворик университета

Paper Kartuli познакомилась с Мари Ходжава — студенткой второго курса хореографического факультета Тбилисского театрального университета имени Шота Руставели. Девушка выросла в Москве, но своей родиной всегда считала Грузию.

Мари рассказывает, как ей помогает знание русского языка в учебе, почему она еще не скоро сможет назвать себя грузинским хореографом и как на ее семью повлияла война в Абхазии.

Кто вы

— У меня вся семья танцующая — бабушка с дедушкой танцевали в государственных ансамблях Абхазии «Афыртын» и «Шаратын», преподавали в Гаграх и Сухуми, папа с мамой познакомились уже в Москве в ансамбле «Иверия», куда и меня отдали в три года.

Я родилась и выросла в Москве, но всегда мечтала жить в Грузии. Я знала, что обязательно перееду и поступлю в институт именно здесь. Мой папа — известный грузинский хореограф Линдер Ходжава — тоже окончил Тбилисский театральный университет имени Шота Руставели, но меня никто не заставлял идти по его стопам, это было мое решение.

Я считаю, что грузинские танцы — самые глубокие в мире, потому что у каждого элемента есть своя уникальная история.

Вообще весь грузинский народ олицетворяет хореография. Например, мегрелы считаются самыми хитрыми грузинами, и это можно передать в манере и характере танца. Грузины отличаются друг от друга: рачинец не похож на аджарца, а аджарец на мегрела, и все эти отличия видны в танцах. Мегрелы в быту варят гоми, и я могу в танце сделать движение руками, как будто я перемешиваю еду в большой посуде. В тушинском танце акцент больше идет на резкость ног, так как этот народ живет в горах. В сванском нельзя сильно задирать голову: считается, что это самые консервативные грузины, и они привыкли смотреть друг на друга исподлобья.

Танец Картули для меня самый сложный. Он не имеет привязанности к региону и считается общим грузинским. Его всегда танцуют по одной схеме: [девушка] до конца не смотрит парню в глаза, пока он добивается ее гасмами, и только в конце в знак согласия она поднимает взгляд. Его очень сложно прочувствовать, технично исполнить, не сделать лишнего.

В других грузинских танцах, на мой взгляд, возможна безграничная свобода в модернизации движений, но те, кто создает что-то новое, должны в идеале знать традиции. Я, например, сейчас не имею права придумывать что-то новое — [смогу], только когда получу полное образование. Когда я танцевала в Москве, я думала, что всё делаю идеально, но здесь поняла, что я без преувеличения полный ноль в грузинских танцах, и я очень рада тому, что меня спустили на землю.

Больше всего я переживала из-за языкового барьера. То, что я знаю грузинский язык и воспитана по традициям, — это заслуга бабушки, которая каждое лето, несмотря ни на что, забирала меня к себе в деревню на три месяца. Если честно, я Тбилиси по-настоящему увидела только года три назад, потому что в детстве никогда не задерживалась здесь надолго.

Где мы

— Мое любимое место в Тбилиси — район Чугурети, там находятся мой дом, институт, и в целом вся моя студенческая жизнь проходит там. Даже [временно] находясь в Москве, я мысленно ходила по этим улочкам. Обожаю там каждый уголок.

Особенно я люблю внутренний дворик нашего театрального университета. На перерывах мы часто выходим туда, чтобы отдохнуть и пообедать за деревянными столами среди деревьев. Я всегда разглядываю рисунки на стенах, мой любимый — головы людей, которые идут к белому свету.

Во внутреннем дворике есть сцена, все студенческие вечеринки проходят там. В середине дня я могу пойти туда, что-то репетировать, и меня не будут напрягать люди с других факультетов вокруг: никто не удивится, если увидит, что я там на голове стою.

По дороге из университета домой я прохожу мимо Лондонского сада. Ничего особенного в нем нет, но по вечерам я гуляю там с бабушкой, мы занимаемся на тренажерах, и время, проведенное там с ней, дает мне очень много сил на новый день.

Я очень люблю утренний Тбилиси, когда на улицах еще нет людей. На учебу я иду к 9 утра, и три раза в неделю у меня практическое занятие по грузинскому танцу. Каждый раз я вижу, как перед занятием на крыльце курит мой лектор Леван мас: он встречает, обнимает меня, и это самый лучший заряд энергии.

Как вы

— Мой любимый грузинский танец — Абхазури, он имеет для меня очень большое значение, и я правда не знаю, как передать свои ощущения, когда я слышу абхазскую музыку. Часто в социальных сетях мне прилетают негативные сообщения от абхазов на тему того, что я грузинка, и я не имею права танцевать их танец, хотя он является и моим танцем тоже. Ведь абхазы и грузины — одно целое.

Когда началась война в Абхазии, я еще не родилась. Но себя я ощущаю так, будто сама прошла ее вместе с папой. Он жил с родителями в Гаграх, на берегу моря в четырехэтажном доме, и тогда они думали, что до них точно никто никогда не дойдет. Похоже на то, что сейчас происходит с Москвой, не правда ли?

Людей выгнали из дома, дедушку забрали, убили, тело его не нашли. Бабушка отправила папу в Гали, сама уехала на автобусе в Адлер, затем в Цхалтубо, где они жили в санатории, который был полностью забит людьми. Сейчас им уже раздали квартиры, но несколько семей до сих пор ждут.

Но я верю, что все грузины обязательно вернутся домой. По-настоящему мой дом там. Моя главная мечта — создать свой ансамбль в Гаграх.