«Мы не толкаем идеи, мы пишем свои имена»: граффити-художники о легальных стенах для рисования

Граффити — это буквы, а не фотореализм; это не рисунок, дополнительного смысла там можно найти не много. Тем, что я написал свое выдуманное имя на стене, я ничего и не хотел сказать, просто выплеснул свои эмоции.

Я не знаю, что может случиться, чтобы я бросил граффити. Меня не остановит ни штраф, ни перспектива ареста. Мы найдем выход

Я начал этим заниматься в восьмом классе. После школы я пошел в Университет технологии и дизайна. С одной стороны, это мне помогло, потому что я увлекся шрифтами, леттерингом (начертание букв — прим. «Бумаги»), каллиграфией. Еще подучил дисциплины, связанные с рисунком, но я все равно не делаю рисунки на стене — не мое. Я могу делать их на заказ — только если это нужно кому-то кроме меня и за деньги. Граффити может тебя прокормить, если постоянно идти на поводу у заказчиков. Или же ты должен быть крут настолько, чтобы отказываться от неинтересных предложений и говорить, что ты рисуешь только в своем стиле. Если ты середнячок, то можешь спокойно оформлять детские комнаты, кафешки, кальянные.

Мне сейчас приходится учиться, работать и заниматься граффити. И я очень счастлив, если мне удается сделать больше двух и трех кусков (рисунков — прим. «Бумаги») в месяц. Для меня граффити — это досуг и хобби, иногда с заработком, иногда без. Мы не толкаем идеи, мы пишем свои имена. Наши эмоции можно принять только через цвет и форму букв — это наша форма коммуникации. Я точно могу сказать, что если большинство граффитчиков бросят писать свои имена и начнут писать что-то другое, то я все равно пойму, кто это рисует. Граффити чревато проблемами с полицией, но я нашел решение проблемы еще в школе — паркур. Меня не интересовали сальто и акробатика, а волновало только то, как можно быстро что-то перелезть или перепрыгнуть. Это работает: меня не ловили, когда я убегал, хотя иногда все можно решить разговором. Я объясняю: «Ребята, я же не стою на Невском, а залез куда подальше и рисую себе. Я же художник, где-то мне надо это делать».

Мы не толкаем идеи, мы пишем свои имена

Стрит-арт сильно политизирован, и известными становятся те художники, которые лезут в политику. Граффити тоже начиналось как протест, но сейчас все не совсем так. Я не ищу конфликта с властями: могу с комитетом по спорту что-то сделать за здоровье, могу в школе своей спортзал разукрасить. В граффити нет установки нарушить закон, но если ты делаешь на выходе из метро руф-топ (рисунок на карнизе, крыше — прим. «Бумаги»), который видит каждый, кто оттуда выходит, то это круто. Существует разделение на тех, кто делает легально, осторожно, и тех, кто бомбит по хардкору поезда, но так или иначе эти люди пересекаются. Многие не лезут на рожон и ищут спокойные места: «заброшки», промзоны, гаражи, чьи владельцы не против того, чтобы граффити обновлялись. Если легальное место будет — это хорошо, но это не остановит людей, которые делают «нелегал».

Я не знаю, что может случиться, чтобы я бросил граффити. Меня не остановит ни штраф, ни перспектива ареста. Мы найдем выход. Было бы круто, если бы в итоге чиновники упростили порядок выделения мест под раскраску зданий. Для того чтобы разрисовать здание на Комендантской площади, я полгода разговаривал с чиновниками. Процедура настолько долгая, что граффитчики не хотят связываться. Художники в КГА, всякие 50-летние бабушки, которые рисовали еще до распада, говорят, глядя на граффити-эскиз: «Я не вижу ничего божественного».

Рисовать я нигде специально не учился, по образованию — лингвист. О граффити узнал в 1997 году, но первый баллон с аэрозолью я купил только спустя два года. Тогда очень сложно было найти людей, которые бы в этом разбирались. Многие танцевали, многие пытались читать рэп, многие играли в баскетбол, но для того, чтобы рисовать граффити, мы все были слишком молоды, и ни у кого не было на это денег. Граффити — это очень дорогое занятие.

Убрать граффити с поездов и теги с улиц вряд ли получится

В первый раз я не закончил работу, поняв, что это жесть как сложно. Я уже не помню, что это было, но точно или буквы, или цифры. Много чего не получалось, да и качество краски оставляло желать лучшего. Был магазин «Ренегат» на Фонтанке, туда возили граффити-краску, но по качеству она была так себе. Официально в Россию краску начали завозить только в 2002–2003 году. А пару лет назад у одного производителя вышел мой именной цвет, Trun Magenta — насыщенный розовый.

Граффити-сообщество закрыто для обывателей. Граффити рисуют для граффити-художников, а не для посторонних. Если ты понимаешь, что до тебя пытаются донести какую-то идею, не просто образ, а какую-либо глубокую социальную проблему через рисунок, то это уже скорее стрит-арт. Что говорит граффити-рисунок постороннему? Ничего. Там просто изображено имя человека. Такая надпись несет информацию для меня: паренек оттуда-то и оттуда-то, он по-своему крут, он сделал руф-топ, он молодец. Для обычного человека это ровным счетом ничто. Обыватели никогда не поймут, что такое граффити. Если стрит-арт постоянно развивается, так как он более понятен массам, то граффити стоит на месте, но это самый крутой инструмент самореализации. Искусство это или нет — сложно сказать. Существует стереотип, что граффити занимаются подростки, но это не так. Художники — очень умные люди, они все тщательно планируют.

Граффити-сообщество закрыто для обывателей. Граффити рисуют для граффити-художников, а не для посторонних

Для того чтобы жить за счет любимого дела, тебе приходится заниматься коммерцией. Но есть нюанс: ты можешь делать ту коммерцию, которая нравится тебе, а можешь браться за все подряд. У меня есть свои принципы: я рисую на заказ только то, что предлагаю сам. Последнее время заказы приходят по рекомендациям. За счет этого я делал значимые для меня вещи. Я оформлял офис «ВКонтакте», работал с Reebok, Bench, Carhartt, Addict, Adidas. При этом к политикам и МВД я тоже отношусь без предубеждений — все зависит от того, что мне предложат. Если говорят: «Нарисуйте нам агитацию», надо понять, в чем суть этого посыла и насколько гибкой может быть картинка. Мы живем в материальном мире, соответственно, глупо отказываться от заработка из-за своих, скорее всего, детских принципов. Но отказываться зачастую приходится.

Обвинять власть в том, что она неправильно работает, просто. Если у граффитчика есть сложности с законом — это только его проблемы. Я получил под сотню сообщений от разных людей о том, что у нас выделяют специальные стены под легальную покраску. Это большой вопрос: не думаю, что люди, выделяющие их, имеют представление о том, что же такое граффити. Если это как-то связано с борьбой с рисунками, то убрать граффити с поездов и теги с улиц вряд ли получится. Кроме того, нужно понять, насколько это легальные стены. Город у нас имеет статус культурной столицы, и рисунок на любой поверхности требует согласования. Неужели дадут сто стен, на которых можно будет рисовать? Или бонусом появится бюрократия? Тогда это уже не легальные стены.

Если у граффитчика есть сложности с законом — это только его проблемы

Когда художник начинает ходить по инстанциям, общаться с чиновниками и прочее, это не имеет ничего общего с понятием graffiti hall of fame (специальное место, куда может прийти любой и порисовать на стене, не боясь последствий — прим. «Бумаги»). Представьте, пятнадцатилетний паренек приходит к чиновникам, ему говорят: «Окей, подготовь нам проект». Допустим, он сделал им этот проект (во что я никогда не поверю). Некий союз граффити-художников отправит этот проект в КГА, где его скорее всего завернут. Там сидят люди, которым проще сказать «нет». Легальная граффити-стена будет только в том случае, если на нее повесят табличку с текстом: «Мы, правительство Санкт-Петербурга, эту стенку отдаем под разрисовку. Только так это будет полезно».

На Литейном проспекте есть один дворик, в свое время один из самых известных и старейших питерских холофеймов («залов славы»). Люди могли рисовать там часами, в результате — красивые цветные работы по всей территории двора. Через какое-то время рисовать там запретили, но граффити продолжают появляться. Только теперь это не красивый цветной кусок, а минутный хромовый throw up (быстро сделанный рисунок, иногда заполненный штриховкой — прим. «Бумаги»), то есть тот вид граффити, который обыватели больше всего не любят, то, что называют вандализмом. Такое происходит, когда проблемой граффити занимаются люди, абсолютно далекие от этой сферы. Та же самая история произошла с двориком на улице Марата. Мне вот интересно, неужели жильцы этих домов не видят разницы между тем, что было, когда не запрещали рисовать, и тем, что там есть сейчас? Нам нужно место, где люди смогут просто спокойно рисовать. Я даже не про себя говорю, а о младшем поколении. Но «легальные стены» никак не отменят того, что люди будут рисовать на крышах или поездах.