29 декабря 2017

«Повсюду елочный энтузиазм, елочная вакханалия»: как интеллигенция начала XX века писала в дневниках о Новом годе

Подготовка подарков, радость от того, что снова разрешили ставить ели, и подавленное настроение из-за уходящих двенадцати месяцев. Узнайте, о чем писали в своих дневниках, опубликованных на сайте «Прожито.орг», Александр Бенуа, Михаил Пришвин, Сергей Вавилов и жители других городов в преддверии новогодних праздников в первой половине XX века.

Александр Бенуа

Художник, критик

Воскресенье. Елка при ленинском правлении сошла удачнее, чем можно было ожидать. Правда, настоящей лесной елки мы не достали (продажу елок подвергли каким-то таксам, вследствие чего они сразу исчезли с рынка), зато за четыре рубля с половиной мы купили в цветочном магазине взрощенную в горшке елочку, имеющую не более 50 сантиметров высоты (повесить на нее что-либо оказалось невозможным), водрузили ее в хрустальную вазу, обложили самый горшок орехами и яблоками, а вместо свечей на ней горели по сторонам ее два серебряных канделябра. Вышло довольно эффектно.

Мотя, мастерица, устроила у себя в комнате еще более эффектную елку. Кока склеил из картона каркас, и она его увесила всякими побрякушками, оставшимися от прежних времен, и увила «ангельскими волосами». Под этим суррогатом красовался подарок Коки: написанная им икона Богородицы с лицом самой Матреши, которая собирается ее снести в церковь освятить. Родителям дети подарили: Атя — две акварели, изображающие цирковую и балетную даму (в основу положены ее наброски с голой натуры, что придало этим ее изображениям несколько непристойный характер!);

Леля — просто выделила из своих этюдов три сангвины, причем две в натуральную величину (один мужской этюд — без головы а 1а система Саши Яши), зато Кока постарался всерьез и написал большую темперу, изображающую «второе» Рождество, — очень любопытную по замыслу, но, разумеется, еще несколько по-ребячески воспринятую мысль: светлый восход где-то в Италии, в простом домишке на большой дороге, украшенном полустертой фреской Мадонны, в окне видны светящийся, только что появившийся на свет младенец и его родители; по дороге спешат к дому пастухи, и на самом первом плане рабочий с тачкой остановился, пораженный изумлением. Все это из головы и все же складно, с большим запасом технического опыта.

6 января (24 декабря) 1918 года

Михаил Пришвин

Писатель

Встретили Новый Год с Ремизовыми: их двое и я, больше никого. На дворе стужа ужасная. Мучительно думать о родных, особенно о Леве — ничего не знаю, никаких известий, и так другой раз подумаешь, что, может быть, и на свете их нет. И не узнаешь: почты нет, телеграф только даром деньги берет.

Эпоха революции, но никогда еще люди не заботились так о еде, не говорили столько о пустяках. Висим над бездной, а говорим о гусе и о сахаре. За это все и держимся, вися над бездной.

Марья Михайловна сказала:

— Сегодня ночь опять звездная, опять много потеряется тепла через излучение в межпланетное пространство, и завтра мороз, вероятно, еще будет крепче.

Мне понравилось, как вчера в трамвае одна молодая дама, увидав объявление о бал-маскараде, гневно сказала:

— В такое время, негодяи, о каких-то балах думают, нашли время!

С Новым Годом поздравляемся иронически и не знаем, что пожелать, говорим:

— С Новым счастьем!

14 января (1 января) 1918 года

Андрей Шингарев

Политический и государственный деятель, министр финансов временного правительства

Последний день старого года и какого года! Я помню, что в прошлом году для наступающего нового года я высказал в статье пожелание, чтобы в 1917 г. получили, наконец, осуществление те стремления 17 октября 1905 года, которые остались невоплощенными в жизнь. Как далеко современная действительность опередила эти пожелания, и в то же время как она их разбила, как тирания кучки заменила тиранию старого содержания.

Но эта новая тирания, не признанная массою населения, не только его угнетает, но и разрушает страну, разбивает наши самые лучшие надежды на демократию… Этот же год разбил и мою личную жизнь. Страна, я верю, вырвется из нового гнёта и неминуемого чужеземного ига. Мне никогда не склеить разбитого навеки и отнятого полного уюта семьи с Фроней.

Знаменская площадь 1909

Вот личный итог. И если так много надежды у меня на предстоящий год для России, для себя прошлого ничем не возместишь. Боль то утихает, то обостряется. Пройти она не может. Итоги прошлого подведены сурово и внезапно. Будущее может добавить много горя, если история этого года повторится и в наступающем. Для страны и для себя лично я желал бы одного и того же в наступающем году: полной возможности мирной и спокойной созидательной работы. Для страны, чтобы залечить нанесенные войной и революцией раны. Для себя я излечения не жду, но жить без свободной работы — это медленно умирать. Жизнь, сведённая к житию, — ужасна.

13 января (31 декабря) 1918 года,
запись сделана в Петропавловской крепости

Кира Головко

Актриса театра и кино

1 января. Здравствуй, здравствуй, Новый год! Господи, будь ты получше. 4 часа утра. Ложусь спать. Встречали втроём — папа, мама и я. Тоскливо не было! Пели, я пела одна, играла. Никаких пессимистических разглагольствований не было. Всё тихо и мирно.

Сказала, что должен приехать Вася. Его поджидали. В 3 часа папа лёг спать, а я вышла, накинув шубу на улицу. Погода прекрасная. Мороз небольшой. Снег блестит. Возвращающиеся домой люди веселы. Гуляла 20 минут. До 4 часов болтали с мамой. Она всё вспоминает Леопольда Леопольдовича.

Интересно, выйду ли я замуж в этом году? За кого? Когда разлюблю Васю? Когда он меня разлюбит?

Завтра на «Половчанские» пойду в сером платье. Может быть, буду кокетничать с Белокуровым. Если бы совсем прошёл мой лоб — кокетничала бы обязательно.

Вася сказал, что 26 — перед «Горячим» — Добронравов опять сказал ему про меня. Я увижу Добронравова, вероятно, только 5-го на «Яровой». А что если я скажу ему: «Что это вы распускаете обо мне слухи? Нехорошо». Нет, не скажу.

И вообще, наплевать мне на всех. И зачем только я влюбилась?

Бог с ним: у него своя жизнь, у меня — своя, и должна быть своя! Винить мне не кого. А любить, он меня, конечно, любит.

Кажется, уже хочу спать.

Пойду, помогу убрать и возьму собаку.

1 января 1940 года

Сергей Вавилов

Академик и президент АН СССР

Ленинград. Суббота. 8 ч. утра. Сейчас ездил по Невскому. Огни, мороз, суетящиеся перед встречей нового года люди. Дома елка и маленький Сережа. То же, все повторяется.

Но жизнь проходит. Это хорошо. Выполнение какой-то тяжелой обязанности. С каждым уходящим годом ближе к концу, к какому-то странному отдых [у], вечному, состоянию материи без души. Для прочих, для окружающего, для страны делал, работал. Несомненно, что-то останется нужное, если не разлетится земля.

Усталость, безмыслие. Едва пишу. Механически отвечаю людям. Давно не было такого опустошения, не зацепляюсь ни за что.

Нужно внутреннее воскресение для остатка жизни. Сошел с рельс людского трафарета и пока без орбиты

31 декабря 1949 года

Николай Устрялов

Правовед, философ, политический деятель

К Новому Году — две радости: одна — бытовая, другая — политическая. Разрешена и даже рекомендована елка, и везде, повсюду — елочный энтузиазм, елочная вакханалия. В срочном, срочнейшем порядке мастерятся украшения, в «Детском мире» за ними густые очереди, в магазинных витринах сверкают отлично убранные елки, повсюду веселые разговоры на соответствующие темы, — прекрасно!

И еще прекраснее — отмена ограничений для детей лишенцев и нетрудящихся при поступлении в школу, — в осуществление памятной сталинской реплики на одном из недавних кремлевских совещаний:

— Сын за отца не отвечает.

Да, великая радость. Какая мудрая, дальнозоркая политика — и какой радостный симптом! Революции уже нечего быть грозой, — разве лишь внешним врагам. Внутри страны тают последние тучки, последние облачка, солнце социализма — да, да, солнце и да, да, социализма. — плывет от утра к полудню. И нет сомнения — эти акты великодушия, мудрости, гуманизма еще прочнее утвердят наше великое государство, советский порядок, советскую власть.

31 декабря 1935 года

Софья Дрыжакова

Жена уездного врача

И день Нового года прошел буднично, просто… Итоги? Когда-то подводила: моя личная жизнь поуспокоилась и внешне, и внутренно… Я спокойна безразличием ко всему… Вижу громадную ложь жизни, если это жизнь человечества, по радио: миллионы центнеров ржи-пшеницы и очереди за хлебом и что говорят там… Гиганты промышленности, и нельзя купить метра ситца, галош Жене, гвоздика, порядочной иголки, клочка бумаги, конверта… Бьющие фонтаны нефти, и три литра на месяц— норма керосина… Такой лжи слов и цифр всяких заседаний и пленумов, ей-ей, не могу себе позволить верить, — но другие — умные?

1 января 1934 года

Иван Серебренников

Ученый, деятель Сибирского отдела Русского географического общества

Депрессия депрессией, а встреча Нового года все же должна быть проведена, как следует. По слухам, на встрече всюду было полно. В Русском клубе нельзя было найти ни одного свободного места. Большинство публики веселилось здесь до пяти—шести часов утра, некоторые, особенно рьяные любители встречи Нового года, пробыли в клубе даже до десяти часов утра. Было много народа и в сокольне, куда на новогоднее торжество были приглашены и мы с женой. Здесь над столом висела большая хлопушка. К 12-ти часам ночи раздался револьверный выстрел, хлопушка начала разворачиваться, и показалось старое русское трехцветное знамя. Сокола веселились до четырех часов утра.

Многие русские, встречавшие Новый год по новому стилю, будут встречать его и еще раз, по старому стилю, т.е. 13 января. В этот день в Русском клубе опять будет полно.

2 января 1934 года

Бумага
Авторы: Бумага
Если вы нашли опечатку, пожалуйста, сообщите нам. Выделите текст с ошибкой и нажмите появившуюся кнопку.
Подписывайтесь, чтобы ничего не пропустить
Все тексты
К сожалению, мы не поддерживаем Internet Explorer. Читайте наши материалы с помощью других браузеров, например, Chrome или Mozilla Firefox Mozilla Firefox или Chrome.