Густонаселенные районы со множеством новостроек в Петербурге и пригородах часто пренебрежительно называют «гетто» и «муравейниками». Блогеры ругают Парнас, Кудрово и Мурино за ограниченную инфраструктуру и считают, что там может вырасти уровень преступности.
Социологи и урбанисты рассказали «Бумаге», действительно ли новые районы могут превратиться в гетто, правда ли, что жители пытаются при первой возможности оттуда уехать и как владельцы квартир объединяются, чтобы повысить уровень жизни.
Кирилл Титаев
Научный сотрудник Института проблем правоприменения Европейского университета в Петербурге
— Говоря о гетто и его связи с преступностью, важно понимать, что на американском материале мы представляем себе гетто как место, где страшно выйти на улицу. Но говорить о связи гетто и бедных пригородов с ростом корыстной преступности в России больших оснований нет. Конечно, есть более и менее опасные районы, но к модели США и европейских стран, где действительно есть районы, куда предпочитает не заходить полиция, мы не двигаемся.
Российская модель геттоизации — как и преступности вообще — совершенно иная, особенно модель тяжкой насильственной и корыстно-насильственной преступности. 80 % последних в России совершаются в квартирах. И с этой точки зрения возникновение гетто — это расширение социальных контактов для маргинализированных слоев и большая возможность для них найти партнера, который убьет их или будет убит ими.
Корыстная преступность в России стремительно «цивилизуется» и всё чаще становится уделом не маргинализированных слоев, а вполне себе технически продвинутых, интеллектуально развитых преступников. Даже если у вас маргинальное сообщество в одном 17-этажном доме насчитывает несколько десятков человек, на общую картину это влияет слабо. Плотность застройки не очень влияет на безопасность, а если и влияет, то в положительном смысле, потому что [там есть] освещенность, камеры — всё это снижает уличную преступность вообще и в частности такую существенную проблему России, как спонтанная бытовая преступность.
На 80 % преступлений в квартирах это не влияет, на оставшиеся 20 % «скученность» влияет в сторону снижения. Представьте: у вас во дворе сидит компания и распивает [алкоголь]. И у участников может возникнуть идея кого-нибудь избить или ограбить. В ситуации большей скученности гораздо быстрее находится условная бабушка, которая звонит в полицию с жалобой, что у нее шумят под окнами. Полиция разгоняет компанию — и в данный конкретный день преступление предотвращено.
Районы, где много социального жилья и безработных, на общую картину [преступности] влияют отрицательно. Но это не значит, что они будут влиять отрицательно именно на уличную безопасность. Конечно, плохо, когда в доме или в подъезде кого-то раз в два года убивают. Но нужно понимать, что с точки зрения безопасности улицы — это совершенно другая история. Это социальная проблема, но, как правило, не проблема для конкретного человека.
[Соседство с людьми в парадной, которые получают социальное жилье] снижает комфорт, повышает вероятность бытовых конфликтов. Богатые не любят жить рядом с бедными и со средним классом, а средний класс не любит жить рядом с бедными — это некая социологическая универсалия.
Если бы вы брали подобное интервью в Америке 50 лет назад, вам бы говорили о риске заболеваний от людей [с более низким достатком]. На эти конкретные объективации не стоит обращать внимание. Они много говорят об обществе, но фактически ничего не говорят о реальном уровне безопасности, гигиены и так далее. Это классическая форма отражения социальной неприязни, которую мы испытываем к любым чужим, например бедным или людям с другим цветом кожи.
Илья Варламов
Блогер
— История превращения определенных жилых районов в гетто во всем мире одинаковая. Процессы, которые происходят у нас в планах массового жилого строительства, происходили в Европе в других странах в 60–70-х годах и это заканчивалось превращением районов в гетто. Их там красиво взрывали и расселяли.
Если мы сейчас посмотрим предложения на рынке, то увидим, что 90 % — это убогое многоэтажное жилье, которое строят везде — и в Петербурге, и в Новосибирске. Никого не волнует, что это за миллионы квадратных метров и что с этими районами будет дальше. Поэтому у нас до сих пор строится самое дешевое жилье.
В центре Петербурга есть четкое деление на общественную зону (там есть магазины и ездит транспорт) и приватное пространство типа двора (это территория жильцов). Это закладывает основу для формирования сообщества в доме, потому что люди объединяются вокруг идеи ухода за своей землей. Если взять дом средней этажности, то там людей немного, все знают друг друга и в идеальной системе поддерживают порядок и безопасность на своей земле.
Одна из отличительных черт микрорайонной застройки в том, что там нет границ. Мы не понимаем, где заканчивается наш двор и начинается другой. И у человека атрофируется чувство собственности в отношении общего пространства. Зона его комфорта сужается и ограничивается входной дверью в квартиру. В таком доме человек уже даже не думает, что подъезд его.
Я недавно был в Финляндиии и пошел снимать дворы. Зашел в первый двор — высунулись местные жители, начали что-то спрашивать. Зашел во второй — жильцы вызвали полицию, потому что в их дворе кто-то чужой. Вы можете представить, что в Кудрово или Парнасе кто-то пожалуется, что в их двор или подъезд зашел кто-то чужой?
Вторая проблема — это сама территория. Микрорайонная застройка провоцирует рост числа пустырей. А их невозможно обслуживать и поддерживать в нормальном состоянии: это очень дорого, а люди не готовы за это платить, потому что они не считают, что это их земля.
Территории в микрорайонах быстро приходят в упадок: газоны превращаются в парковки, всё зарастает сорняками. Соответственно, и уровень жизни быстро начинает падать. Люди, которые купили там квартиры, при первой же возможности переезжают.
Первая волна миграции — самые успешные, образованные люди, которые могут выбирать, куда поехать. Они либо продают квартиры, что сложно, либо сдают. Продать квартиру в таком районе за нормальные деньги не всегда возможно. Они стоят не так много, но можно зайти на любой сайт недвижимости и увидеть, что рынок перегрет, а цены на жилье в таких районах падают. В 2016 году я видел, что самая дешевая студия в 21 кв. м в ЖК «Северная долина» стоит 2 млн 130 тысяч. А в 2018-м она уже стоила миллион с чем-то (Сейчас студия площадью 21,65 кв. м с отделкой стоит 2,2 млн рублей — прим. «Бумаги»). Новая квартира у застройщика подешевела за два года, а должна была стоить гораздо дороже, чем стоит сейчас, если учитывать инфляцию.
Кому люди сдают квартиры? В основном мигрантам и другим малообеспеченным и маргинальным слоям населения. Можно приехать на Парнас и увидеть там объявления о проститутках на таджикском языке. В итоге мы имеем районы, которые находятся далеко от центра, из них сложно выбраться из-за проблем с транспортом, там отсутствует набор социальных услуг, которые нужны человеку. Начиная с проблем с выбором кафе и ресторанов, заканчивая отсутствием нормальных школ, садов, бизнеса кроме пивнушек. Есть советское выражение — поехать «в город». Это значит поехать в центр, потому что там есть определенный набор услуг. А в спальном районе его нет и быть не может.
Вслед за платежеспособными жильцами из района начинает уходить бизнес, частные детские садики, более-менее приличные рестораны и кафе, рассчитанные на модных хипстеров. Качество жизни продолжает падать. Оставшиеся жильцы начинают хуже платить квартплату, растут долги за коммуналку. Управляющие компании всё хуже работают, территории еще быстрее приходят в упадок, цены на квартиры падают, недвижимость теряет ликвидность.
Начинаются лавинообразные процессы: всё больше людей уезжает, состав населения продолжает меняться, качество среды падает еще больше. И наступает самый опасный этап, когда начинает расти преступность. С этого момента район превращается в гетто.
В Петербурге это происходит в Кудрово, Девяткино и Мурино. Мы подходим к этапу, когда люди понимают, что есть проблемы с ликвидностью квартир, и начинают их сдавать, туда селятся мигранты. Следующий процесс — рост криминала и еще больший отток людей, которые могут из этих районов выбраться.
Александра Ненько
Руководительница Лаборатории качества городской жизни QULLAB
— Удаленные от центра районы с новыми многоэтажными жилыми комплексами, такие, как Кудрово, Парнас, Новое Горелово, Новое Янино, Шушары, являются примером болезни современных городов, которая называется расползанием города. Они характеризуются крайне низким уровнем качества городской среды и инфраструктуры, которые даже не учитывают базовых потребностей людей в комфорте, безопасности и удовольствии.
К примеру, мусорные баки [стоят] посреди двора с детской площадкой — на фоне полного отсутствия другой инфраструктуры для рекреации и досуга. Это убожество, которое негативно влияет на психику жителей районов. Новые комплексы проектируются и продаются как жилые метры, а не среда для жизни. На застройщика нет управы со стороны правительства города: по сути, они выполняют прописанные в регламентах базовые требования вроде установки скамеек и мусорных баков, но за пределы требуемого не идут. Кроме того, они делают громадные ошибки при создании проектов благоустройства. Поэтому люди вытаптывают газоны, так как пешеходные дорожки не соответствуют их реальным маршрутам, а во дворе не встретить людей, кроме собачников и молодых родителей, потому что все остальные бегут из него за неимением возможности провести там время с пользой и интересом.
Строительство новых ЖК не идет в ногу с развитием транспортной инфраструктуры, от чего создаются ситуации транспортного коллапса. Застройщики не могут самостоятельно решать транспортные проблемы, так как это гигантские инвестиции. Для строительства транспортной инфраструктуры необходима согласованность планов застройщиков и правительства города.
Процесс безалаберного строительства новых жилых комплексов приводит к образованию монофункциональных районов, жители которых едут за досугом в центр. Это перегружает центр и не дает развиваться новым районам, перегружает транспортную инфраструктуру, приводит к экономическому разрыву в ценах на недвижимость, аренду, продукты и услуги в центре и на периферии. Идеал урбанистического развития городов — строительство новых районов, внутри которых были бы все условия для недельного цикла потребностей человека, включая выходные дни.
Любовь Чернышева
Социолог города, аспирантка университета Амстердама и Европейского университета в Петербурге
— Сейчас под словом «гетто» понимают депрессивный район, где люди живут безысходно и у них нет никакой возможности выбраться оттуда. Поэтому гетто часто называли районы социального жилья. Гетто — это места, где люди мало между собой связаны, мало общаются, оказываются в исключенном и атомизированном положении и пытаются как-то выживать.
Я исследую ЖК «Северная долина» в районе Парнас, который блогеры и урбанисты часто называют словом «гетто». Но я убеждена, что это не очень подходящее слово для этого района. Конечно, там куча недостатков: не построена социальная инфраструктура, например детские сады и школы. И дефицит этих мест всё равно будет, потому что по нормативам инфраструктура запланирована не совсем грамотно.
Но это район, в котором живут собственники. Люди покупают квартиры, их суммарный доход на семью достаточно большой, чтобы им дали ипотеку, у них постоянная работа, в отличие от тех, кто живет в классических европейских гетто. Это нижний средний класс, который переезжает в новый район. И очень многие хотят там жить, потому что новое жилье ассоциируется с чистотой, комфортом, зеленью. А потом от блогеров они узнают, что живут в гетто. Это создает стигму.
Спекулировать на тему маргинализации можно сколько угодно. Схема [деградации районов], которую описывают блогеры, — это история, созданная на основе примеров из западных городов. Но они совершенно по-другому устроены и по-другому функционируют.
В интервью с жителями Парнаса я вижу случаи, когда людям так сильно нравится район, что они покупают там еще одну квартиру побольше. Или, например, перевозят в этот район своих родственников из других городов. Нет данных о том, что жители Парнаса так сильно ненавидят свой район, что они готовы при первой же возможности оттуда сбежать и сдать квартиру кому угодно. Они живут в ожидании инфраструктуры, борются за нее, пишут петиции.
Я не знаю про криминогенную обстановку на Парнасе. Официальные данные собираются по всему району, в данном случае, по Выборгскому. По ощущениям жителей, там нет опасности, потому что там пока живут люди, очень похожие друг на друга. Если я купила квартиру в этом доме, я знаю, сколько она стоит, сколько нужно работать, чтобы ее купить. И я полагаю, что мой сосед такой же, как я, и больше ему доверяю. И пока весь район заселен похожими людьми, у них есть возможность общаться на интернет-форумах, вырабатывать общую повестку, пытаться определить, по каким правилам использовать пространства в этом районе.
Жильцы наблюдают друг за другом, фотографируют с 29 этажа, как чьи-то дети вырывают цветы. Существует форум (имеется в виду паблик «Парнас Сити» во «ВКонтакте» — прим. «Бумаги») — цифровая площадка, которая скрепляет людей, и у них есть возможность контролировать и свои лестничные площадки, и газоны.
У этого района есть своя идентичность. И у Кудрова, кстати, тоже. У Кудрова есть свой гимн, история обмена вещами между соседями. Это также скрепляет соседей, делает знакомыми людей, которые не имели возможности познакомиться без этого форума.
Мне кажется, что в идее гетто есть мысль о том, что никто не будет заниматься никакой инфраструктурой внутри дома, потому что люди очень сильно зациклены на своей квартире, и им совершенно неинтересно, что происходит внутри дома и снаружи. Пока количественных данных о вовлеченности нет, но по интервью и по анализу форума, который мы уже больше года изучаем с коллегами, всё наоборот.
В этих районах намного больше жизни, чем нам может показаться, и, возможно, происходит намного больше разного, чем в центре города. Просто мы не замечаем этого, потому что у нас есть стереотип, что высотность — это крайне плохо. Да, в ней нет ничего хорошего, но это не значит, что она является доминирующим фактором, превращающим новостройки в мертвый район.
