Протодиакон Андрей Кураев неоднократно выступал с заявлениями, которые шли вразрез с официальной позицией РПЦ. На «Мартовских диалогах», в дискуссии с ученым Михаилом Гельфандом о науке и религии, он встал на защиту церкви. Во время же скандала вокруг оперы «Тангейзер» Кураева возмутило то, что новосибирский митрополит Тихон призывает верующих на митинг против ее создателей. Протодиакон не только осудил действия митрополита, но и принял участие в митинге за свободу творчества в Новосибирске.
«Бумага» поговорила с Андреем Кураевым о том, почему по уровню отношений с государством РПЦ не отличается от Академии наук, как сделать так, чтобы общество не обвиняло церковь огульно, а также почему необходимо «взаимное вглядывание» и честное признание своих ошибок с обеих сторон.
Фото: Анна Груздева / «Открытая библиотека»
— С образом Русской православной церкви связано множество предубеждений. Они укрепляются по мере того, как клирики вмешиваются в светскую жизнь. Скандал вокруг оперы «Тангейзер» в Новосибирске — самое яркое тому подтверждение за последнее время. Как, по-вашему, сделать так, чтобы церковь воспринималась вне стереотипов и нужно ли это?
— Вряд ли это возможно и вряд ли это нужно по той причине, что сама церковная жизнь — это жизнь в традиции. Традиции это и есть транслируемые стереотипы. Например, стереотип восприятия того или иного текста, в данном случае — библейского. Его можно очень по-разному читать и очень разные пазлы собирать из библейских цитат. Вопрос в том, точно ли вы уйдете от плохого барина к хорошему? Точно ли, отойдя от церковных стереотипов, вы придете к стереотипам лучшим? Не попадете ли из церкви — в секту? Так что, прежде чем бросать лозунг «Пересмотрим все и оптом!», лучше просто всмотреться с простой просьбой: «Объясните, а что вот это для вас значит?».
Когда какой-нибудь батюшка или епископ начинает призывать к борьбе, я в лучшем случае смеюсь
— Как это возможно при условии, что часть общества антагонистически относится ко всему, что связано с жизнью РПЦ?
— Необходим труд взаимного вглядывания и взаимного познания. При этом сами церковные люди должны уметь анализировать собственную жизнь, быть честными в том числе и в диалоге с обществом. Простейший пример: когда какой-нибудь батюшка или епископ начинает призывать к борьбе с коррупцией или утверждать, что православная церковь как духовная скрепа нашей общественной и государственной жизни готова помочь как-то изжить именно эту язву, я в лучшем случае смеюсь.
— Потому что это не тот вопрос, которым должна заниматься церковь?
— Церковная экономика и традиция построения карьеры сверху до низу пронизаны коррупцией. Важно понимать, что я это не в порядке осуждения говорю: просто это часть именно православной культуры. Слово «культура» вообще безоценочное: культура — то, что делают люди. И доброе, и плохое, но — человеческое. Православная культура — это не только иконы Андрея Рублева или Исаакиевский собор, но и хрущевки. И история церкви — это история не только святости, но и болезни. Нам две тысячи лет, за это время много было переломов, что-то срослось неправильно, появилось достаточно хронических болячек. Самое печальное, что у нас самих многое из этого считается нормой.
— Многие ли представители РПЦ разделяют вашу точку зрения относительно «хронических болячек»?
— Открыто — совсем немногие. Признавать то, о чем я говорю, непопулярно, но рано или поздно придется признать.
Нам две тысячи лет, за это время много было переломов, что-то срослось неправильно, появилось достаточно хронических болячек
— Говоря о том, что церковная экономика пронизана коррупцией, что вы имеете в виду?
— Одна из культур в православии — это культура подарка. По большому счету — взятки. Допустим, человек, назначенный на должность, ожидает, что к нему отнесутся с уважением. Не просто бумажку на подпись пришлют, а приложат некий вкусный аргумент. Так принято во многих архаичных культурах. Само собой предполагалось, что чиновник — на кормлении, а сборщик налогов — на откупе. Это традиция, в которой есть свои правила; и тот, кто «не по чину берет», эти правила нарушает. Но тем самым и свидетельствует, что они — пусть и неписаные — все же есть. В православии это живо. Другое дело, что все чаще слышишь о вовсе потерянных кем-то берегах.
— Это довольно смелое заявление, учитывая, что вы все-таки существуете в системе. Возвращаясь к «Тангейзеру»: тогда вы выступили с критикой Новосибирской епархии. Как ваши публичные заявления такого рода встречают внутри церковного мира?
— Я думаю, что большинство священников радуются, что хоть кто-то об этом заговорил. Естественно, публично они не могут выразить согласия со мной.
— Почему вы можете говорить открыто, а другие нет?
— Всю свою жизнь я строил именно для того, чтобы сохранить большую свободу. Жил в двух параллельных вселенных — в университетском мире и в мире церковном. И никогда всецело не входил «под благодатный омофор» церковной власти.
— То есть, по сути, это вопрос личного выбора каждого?
— Это и вопрос личного выбора, и промысел Божий. Я знаю, что так лучше и для меня, и для церкви. У меня есть диплом светского университета и профессия; если надо будет, я найду светские источники существования, независимые от церкви. На меня труднее давить и понуждать к молчанию и аплодисментам. Со священниками сложнее — они крепостные. Они сами про себя так говорят. А мне очень не хочется, чтобы церковь была оазисом феодализма в XXI веке. Другое дело, что это не только ее вина. Подобные вещи возрождаются очень быстро и в общественной жизни.
На меня труднее давить и понуждать к молчанию и аплодисментам. Со священниками сложнее — они крепостные
— Люди невоцерковленные вообще считают, что жизни государства и церкви сейчас неразрывно связаны, что называется, рука руку моет. Это правда так или все-таки очередной стереотип?
— Для многих людей это просто дешевая отговорка для того, чтобы закрыть для себя огромную головоломную тему — религии, христианства, смысла жизни вообще. Просто надеть шапочку из фольги: меня это не касается, я в домике. «Они там все корыстолюбцы, они с властью» — и вот, казалось бы, огромная тема исчерпана. Но, простите, тема христианской культуры — это не только коррумпированный епископ, который лижет не скажу что губернатору. Это и Достоевский, и Бердяев, и Серафим Саровский. Так что, повторюсь, во многих случаях огульное обвинение РПЦ — это позорная отговорка.
— Но отрицать связь РПЦ как института и государственной власти вы же не будете?
— Действительно, связь есть, но уместно ли тут отстраненное морализаторство? Комплименты властям — это не порождение чьей-то избыточной гибкости. Это часть огромной моральной проблемы, решения которой нет ни у кого из думающих людей; это вопрос ответственности. Вот есть человек, за которым тысяча зависимых от него и представляемых им людей. От того, как он будет общаться с власть имущими, зависит, будет ли у этой тысячи работа, хлеб, безопасность. С этой точки зрения история Русской православной церкви, простите, ничем не отличается от истории Российской академии наук.
В сталинские годы в Академии наук тоже были люди, говорившие то, что хотели слышать власти. Однако благодаря этому десятки тысяч обычных ученых могли просто работать, не задумываясь о политике. Налог лояльности за них платил кто-то другой. Фадеев платил подобный налог, будучи членом Союза писателей, и в итоге дошел до самоубийства. В то же время Паустовский мог спокойно писать о природе. Так что это вопрос не чисто церковный и однозначного ответа я не могу придумать. Всем говорить только правду, обличать все замеченные пороки — это нереалистично для любой системы.
— Кто сейчас платит налог лояльности за всех церковных людей?
— В таких институциях, как церковь, союз писателей, академия наук, университет или даже госцирк, есть люди, которые занимаются GR. Платить налог лояльности — это их работа. Благодаря этому те, кто внизу, получают возможность как минимум молчать.
Человек должен сам понимать, зачем он идет в церковь. Если он идет в политический клуб, он ошибся дверью; неважно, какой это будет клуб, — проправительственный или антиправительственный. Если вам в церкви не нравится политиканство и официальные заявления патриархии, значит, вам (а не патриарху) неинтересно Евангелие. И это не патриарх виноват, а ваш кругозор, раз вы ничего, кроме этого, в церкви не видите. Это проблема ваших очков. Если же вы пришли в храм с запросом на что-то иномирное, а тем не менее батюшка погрузил вас в накал политических страстей, подойдите и скажите батюшке, что вы думаете по этому поводу — не будьте трусами.
