В октябре на фестивале перформативного искусства «Хрупкий» режиссер Артем Томилов показал автофикш-спектакль «Мой дом на перекрестке. Тоже» — в основу легли биографические зарисовки петербургского перформера Димы Белыш.
С сентября 2022 года Дмитрий — в прошлом артист петербургского «Такого театра» и других проектов — путешествует по странам почти без денег и с одним рюкзаком. Он столкнулся с лишениями, хейтом по национальному признаку, нашел поддержку в буддизме и переосмыслил понятие дома.
Специально для «Бумаги» Дмитрий рассказал о своем опыте — в Грузии, Турции, Сербии, Индии и Кыргызстане — и выводах, к которым пришел.
Перформанс про Верхний Ларс
— Первый свой перформанс за время кочевничества — «Ларс 24» — я сделал про опыт прохождения российско-грузинской границы. Я прошел через нее на самом пике 10-километровых очередей, когда люди бросали машины и сутками не спали и не ели.
Я уезжал во время мобилизации, 24 сентября. Во время всеобщей паники и непонимания, что будет дальше. До Верхнего Ларса я добирался на машине — почти двое суток от Петербурга до границы. Я непривилегированный в плане финансов человек — у меня было буквально 7 тысяч рублей, половину из них я сразу отдал попутчикам.
По дороге мы следили за ежеминутно обновляющейся информацией и были уверены, что нам не удастся пройти блокпосты — нужно будет давать большие взятки или объезжать. Поэтому по пути мы купили два велика, так как на них возможно пересечь границу. Но нас было четверо. В итоге мы с одним парнем пересели на автобус, чтобы подъехать поближе к границе. Еще 27 километров мы прошли пешком до начала очереди. В ней я простоял ровно сутки.
В очереди было разное: БТРы ездили, люди с автоматами на нас смотрели, как в старом дурацком сериале «Спецназ». Всё это морально давило. В какой-то момент люди чуть не начали штурм забора на погранпункте, но рядом выстроились человек шесть в камуфляже, с автоматами и стало понятно, что, если мы не отойдем, то по нам будут стрелять. В этот момент у меня как у творческого человека фоново впервые появилась мысль, что всё это можно было бы превратить в предмет искусства.
Для перформанса я собирал истории людей, которые рассказывали абсолютный пиздец. Была беременная женщина, у которой в очереди начались схватки. Были те, кто по неосторожности получил травмы.
Всё прошло в ноябре [2022-го] в тбилисском парке Мзиури. Там есть амфитеатр, на сцену которого я встал на сутки. С собой у меня был велосипед — он символически стоял в стороне. Я делал по шагу в час. Ко мне раз в час присоединялись разные люди. Мы разговаривали о боевых действиях, эмиграции, планах. Параллельно я занимался своими делами: вел текстовую трансляцию, созванивался с близкими, читал статьи о природе войны и книжку про колониальное мышление.
Сперва я хотел транслировать перформанс в инстаграме, но до его начала я словил хейт от украин_ок, потому что его дата совпадала с Днем памяти жертв Голодомора. Мне предъявили и за то, что я делаю перформанс про Ларс, пока Украина сидит без света. Я пытался обсуждать возможность показа, говорить, что я рассказываю про личный опыт и что я не сравниваю гуманитарную катастрофу с полномасштабной трагедией. Мне не хотелось игнорировать реакцию людей, развивать триггерную дискуссию дальше — поэтому я увел стрим из инсты в телеграм-канал, но отменять перформанс не стал.
Всем, кто ко мне подходил, я давал QR-код, который вел на сайт с историями людей. Там собраны свидетельства как в аудиоформате, так и в виде фоток, видосов, текста.
Проблемы с деньгами и адаптацией
— Эмиграция давалась мне тяжело. Когда я делал Ларс, мне казалось, что я отрефлексирую свой опыт и пойду дальше. Но кейс «русский, завали ебало» меня подкосил. Хоть я и убеждал себя в том, что я это перешагну, мне ничего не хотелось. Я не понимал, о чем делать искусство, если любое мое действие воспринимается оккупационно.
В прогрессивную тусовку искусства Тбилиси мне было не попасть при всем желании. Даже если ты супер-корректен и солидарен, грузины существуют в своем закрытом комьюнити. Я затих, перебивался подработками, взял небольшой кредит, учил грузинский язык. В какой-то момент пустой холодильник победил, и я устроился на обычную работу — клинером в экспатский бар. Параллельно слушал подкасты, читал книжки в перерыве, но работал на выживание. Хватило меня чуть больше, чем на полгода.
Хоть я и не медийная фигура, но возвращаться назад было страшно. Плюс позиция всё равно тебя толкает вперед, несмотря ни на что.
Путь в Индию
— В Грузии в какой-то момент я дошел до пика своего кризиса, всё стало настолько невыносимо, что я решил просто валить, неважно куда. Я придумал такой план: скататься в Сербию, проехав автостопом по Турции, а затем самолетом в Белград. Чтобы купить билет на самолет, я месяц жил по впискам, экономя деньги с аренды жилья.
Полмесяца я ездил по Турции автостопом и спал где придется: в парках, машинах, у друзей. Затем приехал в Сербию на два месяца и по проверенной дорожке сразу устроился клинером.
Еще до начала войны я хотел попробовать пожить где-то в Азии. В Индию собиралась ехать моя подруга, и я решил накопить денег, чтобы вместе перезимовать там.
В ноябре 2023 года я улетел в Гоа. В Индии я сформулировал для себя такую мысль: в России я привык смотреть на иностранцев, которые приезжают зарабатывать деньги, но внезапно я сам оказался в роли мигранта, который просто торгует своим лицом.
В Индии распространена работа на шутингах — съемках в массовке болливудского кино. Это очень популярная тема среди русских и вообще «белых», потому что индийцы снимают много фильмов про их колониальное прошлое под британским флагом. И я, получается, постоянно отыгрывал плохих колонизаторов.
По сравнению с Грузией или Сербией в Индии было гораздо дешевле. Где бы ты ни оказался: на улице, в дороге — можно поговорить с людьми и получить безвозмездную помощь. Специфика страны в том, что там живет очень много людей и они все постоянно куда-то едут.
Культура, безусловно, тоже впечатляет, она влияет на тебя. Ты открываешься ей — она открывается тебе. Люди, даже самые бедные, с ограниченными возможностями коммуницируют с улыбкой на лице. Они даже шутить успевают. Ты думаешь: «В России все такие хмурые ходили. И я сам таким же ходил: всё очень тяжело и серьезно». Ты не понимаешь: «Почему здесь у человека действительно тяжелая жизнь, но он радостный?»
Может быть, это просто другое мироощущение. Европейцу или человеку Западному сложно понять эту систему координат. Люди часто говорят, что индийцы недостаточно цивилизованные, странные, грязные, недостаточно образованные. Сложно осмыслить, что у людей просто иное восприятие жизни, времени.
Встреча с Далай-ламой
— В Индии я прожил семь месяцев. Самое большое впечатление на меня произвел Новый 2024 год, который я встретил в Варанаси — его называют городом мертвых. Ночью я пошел на гейт, где в открытом крематории сжигают трупы. Я смотрел, как горят тела, пока в центре города гремел салют. И это был такой контраст: здесь у тебя смерть, а там — жизнь. Одновременно. Поражало, как спокойно люди относятся к смерти и кремации. Это шокирует, но прокачивает отношение к смерти: ты знакомишься с ней поближе.
В 2024 году я понял, что нужно что-то делать с разъебанной менталкой, и уехал на север Индии на випассану — это 10-дневный курс медитации, когда ты не разговариваешь, у тебя нет телефона или книг, ты питаешься простой едой. Все 10 дней ты как бы сражаешься с беспокойными мыслями, которые тебя постоянно отвлекают, учишься работать с эмоциями и болью. Эта штука создала мне некие костыли, с помощью которых у меня появилось желание и инструменты двигаться дальше.
Випассана стала для меня точкой входа в буддизм. Оказалось, что мое образование и мои знания в совокупности с тем, что я вынес на лекциях, дало интересное сочетание. Дальше мы с подругой поехали в другую часть Индии — в Дхарамсалу, где находится правительство Тибета в изгнании. Именно там я жил последние два месяца в Индии и попал на аудиенцию с Далай-ламой.
На нашей встрече с Далай-ламой собралось человек 30. В какой-то момент он вышел и сел в кресло, все по очереди к нему подходили. У всех было буквально 10 секунд контакта, когда ты кладешь свою руку на его руку. Все эти 10 секунд ты зависаешь с ним в глазном контакте.
В моей жизни были разные знакомства, перформансы, где ты контактируешь с людьми тет-а-тет, но такого я не чувствовал никогда. Сперва на мне была броня в духе: «Посмотрим, как это будет». Но в итоге было невозможно не улыбаться, тебя размазывает супер-перформативным взглядом. У Далай-ламы огромное количество энергии, и это восхищает. И в контакт с каждым человеком он включается на 100 %.
Клоунская интеграция в Индии
— В Дхарамсале я вернулся к преподаванию [soft theater skills]. Сначала я попробовал набрать русскоязычную студию, но она ожидаемо не набралась. Увидев моё сообщение в одном из локальных чатов, мне написала израильская женщина: «А ты не хочешь взять англоязычную группу и вести занятия в моей школе альтернативного образования?» Я ответил, что практически не говорю на английском. На это она сказала: «И что? Дорогой мой, я разговариваю сердцем. Приходи». Через неделю я уже вел занятия про театр на английском: объяснял через переводчик, через заранее заготовленные слайды, через пантомиму и клоунаду.
Но так вышло, что занятия проходили исключительно для израильских детей. Для них мне предложили сделать клоунский спектакль — я придумал и показал получасовую историю. Но в то же время я думал: индийские дети в деревушках не ходят на спектакли или в театр, это грустно, несправедливо. Тогда я решил как-нибудь походить по своей деревне и устроить представление.
На горизонте маячил мой день рождения, в который я проснулся абсолютно без планов. Оказалась, что в этом году День рождения Будды совпал с Днем рождением Димы Белыш. Выходишь гулять, а вокруг праздник. Вдохновленный совпадением я прогулялся вокруг монастыря и решил, что сейчас тот самый момент.
Я надел клоунский нос и начал импровизационно коммуницировать с местными детьми. Сначала они сильно испугались и убежали, а вскоре я заметил летящие в мою сторону камни. Такого экспириенса мне не хотелось, я снял нос. По пути назад ребята снова меня увидели и закричали: «Где твой нос?» В итоге у меня получилось подойти к ним поближе, прогуляться с ними по трущобам, поиграть и пообщаться — дети были счастливы, их родители тоже. Выяснилось, что ребята сперва подумали, что я злой, потому что у них восприятие клоунов было исключительно по хоррорам.
Кочевничество и спектакль
— Уехал из Индии я в середине июня. Четыре дня протусил в Алматы, а затем поехал в Кыргызстан, чтобы повидаться с близким другом и коллегой Ромой Хузиным.
Сейчас я живу в Бишкеке, где всё сразу как-то закрутилось, Рома меня пригрел и дал возможность прийти в себя. Здесь я понял, как изголодался по коммуникации и театру, интегрировался в комьюнити, сделал перформанс «Дядя Володя», вдохновленный песней «Порнофильмов», — это мастер-класс по закручиванию гаек.
Когда меня в путешествии спрашивали, откуда я приехал, я экспериментировал с вариантами ответов: поначалу говорил, что из Петербурга, затем — что из России, после — что приехал из Грузии. Бывало, что я рассказывал всю цепочку передвижений. Вскоре я начал практиковать ответ, что я — номад. Ведь у меня действительно нет с собой большого количества вещей, я передвигаюсь налегке с обычным рюкзаком.
Недавно вышел спектакль «Мой дом на перекрестке. Тоже». Это автофикшн. Мы создали его вместе с режиссером Артемом Томиловым: внутри спектакля звучат аудиодорожки, которые я записывал — это ответы на вопросы моих знакомых о том, что происходило со мной в последние два с половиной года.
В разные периоды я задавал себе вопрос: «Почему я не возвращаюсь в Россию?» Я скучаю по Петербургу — это лучший город на Земле. Да, я уверен, что этот город мне уже не принадлежит, у меня в каком-то смысле его отобрали.
Еще до начала войны я хотел попутешествовать — и вот я в этом путешествии оказался. Да, оно не такое комфортное, каким я его себе представлял. Оно в каком-то смысле вынужденное. Я не хочу надолго где-то задерживаться. Я ощутил магическое состояние, что уже по-другому мыслю чувство дома.
Мой дом действительно находится на перекрестке, а мой бэкграунд — это и есть чувство дрейфующего дома.
Что еще почитать:
- «Люди хотят снова оказаться на парапетике у Невы». Режиссер Артём Томилов — о спектаклях про уехавших и экономике поддержки
- «У меня от злости холодели конечности». Интервью с акционисткой Катрин Ненашевой — о сообществе поддержки для остающихся в России, пытках и ПТСР
