В сентябре 2024 года Минюст включил в список «иноагентов» петербургского историка и культуролога Александра Эткинда. Он преподавал русскую литературу в Кембридже и во Флоренции и написал 10 книг. Самые известные — «Кривое горе» о цензурированном переживании советских репрессий и «Внутренняя колонизация» о России как империи.
В последней книге «Россия против современности» (она доступна по-английски и в русском переводе) Эткинд прогнозирует, что война в Украине приведет к краху Путина и распаду России. «Бумага» спросила исследователя, какую связь он здесь видит и почему сырьевая ориентация сделала Россию страной силовиков.
— О чем «Россия против современности»?
— О причинах войны. Я начал писать эту книгу, когда началась война — ее нынешний этап — в конце февраля 22-го года. Тогда у меня было в планах заняться одним научным проектом, но я решил оставить другие дела и посвятить себя книге. Всё равно все мысли были только об этом.
Я написал «Россия против современности» за несколько месяцев. Надеялся, что, когда она дойдет до читателя, война уже закончится. Поэтому вся книга написана в прошедшем времени. Мне было легче работать в рамках этой литературной условности. Я ошибся и война, к сожалению, еще не закончилась.
— Как бы вы определили жанр книги?
— Это полузабытый в России жанр публицистики. В английском же существует понятие трейдбук, то есть книга для широкого читателя.
Эта книга более междисциплинарна, чем все мои предыдущие работы, в ней соединены политическая экономия, демография, психология, социология, культурология. Она не так академична, как другие.
— Можно сказать, что в ней есть эмоциональный окрас ваших суждений?
— Думаю, поэтому ее и читают, что там есть эмоциональный окрас.
— Одной из причин, почему Кремль начал войну, вы называете климатическую повестку. Что это значит?
— В России климатическая повестка неочевидна. Здесь живут много людей, которых можно назвать отрицателями. Есть отрицатели холокоста, ковида, и так же есть отрицатели климатическего кризиса.
В Европе, где я живу, это важная тема: 20 % расходов Европейского союза связано с климатом и переходом на зеленые источники энергии. Декарбонизация — это главный инструмент по борьбе с изменением климата.
Россия больше других зависит от экспорта ископаемого топлива. Она является петрогосударством (от английского petroleum, нефть) — страной, где один из основных источников доходов — это экспорт ископаемых ресурсов. Также в этот список входят Венесуэла, Иран, Ливия.
Практически все деньги, которые циркулируют в России, обеспечены нефтью и газом. Уровень зарплат, если считать в твердой валюте, напрямую зависит от экспорта полезных ископаемых. Так было до нынешнего этапа войны и остается по сей день.
Декарбонизация и другие методы борьбы с климатическими изменениями подразумевают уменьшение объемов торговли с петрогосударствами. Это подрывает основы российской политической экономии.
— И ответом Путина на это стала война? А как она поможет?
— Никак не поможет. На мой взгляд, эта война больше похожа на самоубийство. Такое действие не решает проблемы, но отвечает на нее.
— Вы пишете, что в главном для России, нефтегазовом, секторе экономики задействован 1 % жителей (в открытых источниках доступны разные оценки, например, 1,2 млн занятых — прим. «Бумаги»). Правда так мало?
— Вообще эту цифру озвучивал бывший президент Дмитрий Медведев, но я довольно подробно ее разбираю. Думаю, примерно так и есть: 1 % — это те, кто работает на скважинах, в погрузке-разгрузке. Но всю эту большую инфраструктуру — трубопроводы, танкеры, заводы, порты — нужно охранять. И в этом занято уже порядка 3-4 % населения или больше, потому что здесь можно считать всю российскую армию и флот — всех, кто занят охраной богатства Российской Федерации. Не так важна экстракция углеводородов, которой могут заниматься и приглашенные иностранные специалисты, как важны охранные предприятия, которые обеспечивают безопасность трубопровода, который идет через всю Евразию, или танкеров, которые идут через семь морей. Охрана более трудоемка, рискованна и ответственна, чем экстракция.
— Так в петрогосударстве силовики становятся большим и привилегированным социальным слоем?
— Конечно. Сырьевики и силовики. К тому же это часто, и все чаще, одни и те же люди.
— Как вы объясняете, что российские власти, извергая наружу массу избыточного карбона, не интересуются климатической повесткой? Они не видят связи между нефтью и климатом?
— Одно из объяснений, почему это их не затрагивает, — в том, что за эмиссию парниковых газов по международным правилам платит та страна или корпорация, которая сжигает топливо, а не та, которая его производит.
— Но изменение климата осложняет добычу ископаемых. Скважины находятся в районах вечной мерзлоты, она тает, там не проехать, не пройти. Это всё еще не причина беспокоиться о климате?
— С технической точки зрения, проблемы из-за изменения климата никого не пугают. Нефтяные поля Сибири всегда находились на болотах. С вертолетов на них сбрасывали песок до тех пор, пока не было возможно поставить нефтяные скважины, так же прокладывали и трубопроводы. Так и в будущем необходимую технику власти купят за малый процент от заработанного на продаже ресурсов.
Некоторые международные корпорации, занимающиеся созданием и обслуживанием оборудования для добычи нефти, так и не ушли из России. Им настолько выгодно этим заниматься, что они готовы идти на риски, на которые не готовы производители машин или йогуртов.
— Чем обусловлена такая большая рента нефти?
— Это плата за риск. Пути доставки идут далеко, они могут быть подвержены нападениям террористов, пиратов, враждебных государств. Эти риски идут в зарплату нефтяных компаний и охранных предприятий. Именно на это существует гигантское государство, которое полно армии, флота, полиции, служб безопасности.
— В разных странах появился слой общества, живущий за счет ренты от добычи ресурсов. Есть ли в этом какая-то глобальная проблема?
— Это глобальная проблема. Рост неравенства происходит везде, особенно в тех странах, которые зависят от экспорта ископаемых.
Есть страны, сильно зависящие от труда своих граждан. Например, в Словакии развита автомобильная промышленность, а в Дании — сфера дизайна. Большой процент населения задействован в этих сферах. Со своих доходов они платят налоги, за счет которых государство живет, богатеет и распределяет их на социальные нужды. Налогоплательщики там выбирают тех, кто будет их представлять в правительстве.
Если национальная экономика, правительство и аппарат насилия зависит от чего-то другого, – не от налогов, а от продажи природных ресурсов – власть в таких странах может легко подавлять протесты или игнорировать их.
Нужда в людях появляется, когда государство начинает войну. Возникают новые проблемы, к которым оно не готово. Граждане могут протестовать или уезжать из страны. В армию они идут, ожидая высоких зарплат, которые власти готовы какой-то период платить из своих нефтяных доходов. Насколько этих денег хватит, генералы не способны рассчитать.
— В марте 2022-го выглядело так, что если Россия не выиграет войну в течение полугода-года, то экономический проигрыш неизбежен. Однако прошло два с половиной года, и всё работает, как и раньше. Как им это удалось?
— Нефть по-прежнему продают, но теперь не в Западную Европу, а в Восточную Азию. Ее гораздо дороже туда доставлять, рента уменьшилась, но она всё еще велика.
Газ таким образом транспортировать невозможно — он шел по трубопроводам, которых в Азии нет, и они никому там не нужны. Его объемы продаж уменьшились, но нефти продается достаточно для покрытия расходов.
Таким образом Россия оказывается в зависимости не от Европейского союза, а от руководства Китая и Индии. Это очень рискованная история, нам еще предстоит много чего увидеть и узнать.
— Раньше сверхдоходы утекали из России, сейчас отток капитала из страны остановили, деньги больше не уходят на виллы. Почему с ним не боролись раньше?
— Для петрогосударства проблемой является не отсутствие денег, а их избыток. Норвегия добывает и экспортирует гораздо больше нефти, чем ей надо. С продажи она получает огромные прибыли, за 20 лет — порядка триллиона долларов. Эти деньги Норвегия почти никак не расходует: 3 % тратит, а 97 % откладывает в фонд будущего поколения.
Как говорят экономисты, эти деньги стерилизуются, то есть выводятся из оборота. Этими гигантскими суммами нельзя воспользоваться внутри страны, иначе произойдет гиперинфляция, рост уровня коррупции и эмиграция населения.
Для России такую функцию играло бегство капитала. Одни люди покупали яхты, другие виллы, а третьи и то и другое. Сейчас функцию стерилизации играет война. Деньги на нее теперь зарабатывают с большими потерями, но всё равно они поступают в бюджет. Часть этих денег уходит на стабилизацию курса рубля. Он не совсем стабилен, но гиперинфляции пока удалось избежать.
— В книге вы используете понятие «немезис». Что это значит?
— Оно пришло из античной мифологии. Используется для описания ситуации, когда злодеяние обращается против самого деятеля.
Путин свою агрессию по отношению к Украине объяснял желанием отодвинуть НАТО от жизненно важных центров России. В результате НАТО теперь на границе Ленинградской области и вокруг всего Балтийского моря. Финляндия и Швеция никогда бы не вступили в альянс, если бы Путин не начал эту войну. Действие обратилось против деятеля.
Президент так переживал о судьбе русского языка и культуры, что теперь русскую культуру избегают, как могут. Украинцы, половина которых говорила на русском, перестают его использовать в быту и теперь учат украинский.
— Московская Русь, Российская империя, СССР и современная Россия — вы рассматриваете их как непрерывную государственную сущность?
— Социо-культурно и географически это преемники. Страна то расширялась из-за действий правителей и других обстоятельств, то ужималась. Это происходило волнообразно. За каждым периодом имперской экспансии следовал период войн, революций, в результате которых Российское государство теряло земли. Потом пыталось завоевывать обратно.
Многие украинские теоретики говорят, что Россия всегда была и оставалась империалистической страной. Это не так.
Преемственность государства есть, но экспансия не была непрерывной. Самое большое и быстрое расширение территорий происходило в 17 веке. Реваншизм, однако, возвращался кругами. Сейчас есть реваншистское желание вернуть бывшие имперские территории. Но Аляску никто не возвращал. Утерянные Польшу и Финляндию пытались частично вернуть, но (как мы видим и сейчас) гораздо позже.
— Почему эту книгу про Россию вы написали по-английски?
— Я давно работаю в Европе и Америке, научной деятельностью занимаюсь на английском языке и читатели мои в основном англоязычные. Однако я всегда старался, чтобы все мои книги выходили на русском языке. Иногда я пишу книги по-русски, а потом их переводят на другие языки. Такой подход правильный для международного интеллектуала, каким я себя считаю.
Я предложил издать мою книгу англо-американскому издательству Polity Books, и они согласились. Для меня было важно, чтобы она вышла как можно скорее. Это было одним из условий контракта. Так и получилось. Теперь книга переведена на шесть языков, включая и русский.
— В конце сентября Минюст внес вас в реестр «иноагентов». Как вы думаете, это связано с выходом книги?
— Возможно связано, а может и нет. Я уже 30 лет работаю за границей.
Что еще почитать:
«Жестокие преступления — результаты жестокой политики». Большое интервью Якова Гилинского — он полвека изучает криминальное поведение россиян.
Борис Фирсов создал в Петербурге первый свободный международный университет и прожил 94 года. Вот что стоит знать об ученом.
