«Уменьшилась не активность, а ее видимость». Как изменилось градозащитное движение в Петербурге и как в нем участвуют уехавшие лидеры протеста

Несмотря на репрессии и запреты, в Петербурге остаются активисты, которые пытаются решать городские проблемы и протестовать.

Среди таких проектов — «Петербургский гражданин» и «Зеленая коалиция» от движения «Красивый Петербург». Их основатель — Красимир Врански, один из бывших лидеров петербургского протеста. В начале 2022 года он уехал в Болгарию, но продолжил бороться за благоустройство Петербурга.

«Бумага» узнала у Красимира Врански, как сейчас выживают активистские сообщества, на каких проблемах они сфокусированы и как на это повлияла эмиграция части лидеров.

Красимир Врански

основатель движения «Красивый Петербург», право- и градозащитных проектов

— В каком состоянии сейчас общественное движение в Петербурге?

— Сейчас стало страшнее, чем, например, полтора года назад. Некоторые активисты уехали, но у большинства нет возможности. При этом люди продолжают сопротивляться, несмотря на придуманные властями запреты.

Активность в городе не спадает. Да, нет массовых мероприятий и шествий, которые были до 2020 года. Но продолжается активность в виде народных сходов, встреч, пикетов, сбора подписей, пикников.

— Каких тем касается эта активность?

— В Петербурге ежемесячно проходит около 30-40 общественных акций. Каждую неделю активисты собираются на защиту Охтинского мыса, территорий Северного намыва, Пулковского парка, здания бывшего НИИ целлюлозно-бумажной промышленности, стадиона «Олимпийские надежды» рядом с Удельным парком.

Сейчас возобновили старую проблему со строительством магистрали М-7, которая уничтожит большую часть Удельного парка, поэтому люди выходят регулярно на сбор подписей. Да и мусорная реформа никуда не делась, активисты через рейды и общественные инспекции выявляют свалки и противодействуют им.

Я вам скажу так: у меня по-прежнему всё свободное время уходит на написание постов в градозащитные группы и запросов [в ведомства]. То есть уменьшилась не активность, а ее видимость из-за запрета на массовые мероприятия.

— Вы известны в Петербурге как основатель движений «Красивый Петербург» и «Петербургский гражданин». Вы участвуете в этих проектах сейчас?

— «Красивый Петербург» мы поставили на паузу, потому что движение поднимало много городских проблем, теперь мы опасаемся притеснений наших активистов. Но я продолжаю свою деятельность в «Петербургском гражданине» и в «Зеленой коалиции». Помогаю, чем могу: и информационной поддержкой, и написанием запросов, и координацией акций, мероприятий.

Недавно, например, я писал запрос в правоохранительные и контролирующие органы насчет лазурных автобусов, которые постоянно горят и которые как минимум небезопасны. Десять автобусов уже сгорело за год, и еще были десятки случаев задымлений. Комитету по транспорту, Смольному нужно принимать решительные меры, чтобы остановить этот беспредел, пока никто не погиб.

— Какими еще городскими проблемами вы занимаетесь?

— Тема КРТ — очень важная. Один миллион человек под угрозой выселения. Петербург здесь копирует Москву и скандалами, и своими действиями. Практически приняты законы о том, что могут выселить любого. Причем в очень сжатые сроки, до 30 дней, просто отнять жилье. И компенсация, которая будет выдана, не равнозначна тому жилью, которое семьи ранее имели. Они не смогут приобрести новое жилье на эти деньги и будут вынуждены стать, грубо говоря, бомжами или покупать недвижимость в радиусе ста километров от Петербурга.

Потом — мусорная реформа. По всем точкам, где хотят построить мусорные карьеры, идут судебные разбирательства, проводятся экспертизы, пишутся обращения в ведомства. И два объекта, можно сказать, по документации практически отбиты жителями – это Брандовка [в Петродворцовом районе Петербурга] и Дубровка [во Всеволожском районе Ленинградской области]. Остаются Первомайское и два объекта в Петербурге.

Увеличивается беспредел с мусором, незаконными свалками. Все проблемы обостряются, но борьба идет.

Памятники, как мы видим, также сносят. Продолжается градостроительный терроризм в городе.

При этом люди не могут нормально выходить на протесты, высказывать свою гражданскую позицию, потому что их начинают прессовать. Все митинги до сих пор под запретом. По-прежнему ковид в Петербурге, по мнению губернатора. Приходится по-партизански встречаться людям, обращаться через медиа, чтобы донести свою позицию.

— Ухудшилась ли коммуникация между властью и градозащитными, экологическими активистами?

— Тенденция не изменилась с началом войны. На самом деле вся ситуация резко ухудшилась с приходом Беглова и созданием официальной «фабрики троллей» при правительстве — так называемый ЦУР. У нас раньше были «пригожинские» боты, а потом добавилось человек 200 «ЦУРовских» ботов, которые пишут в соцсетях однотипные комментарии в поддержку действий губернатора.

Любые встречи властей с активными жителями, которые с того момента проводились, имели только фиктивный характер: без решений или конкретных диалогов. С момента создания общественного штаба по КРТ мы уже год наблюдаем традиционную схему: на две трети штаб состоит из провластных людей, депутатов, чиновников, непонятных активистов от Смольного. Всего лишь маленькая часть людей реально представляет интересы петербуржцев. Получается, что любое мнение от горожан не проходит, его даже не хотят слышать.

У Смольного такая мысль: активисты наши враги, их явно надо мочить или игнорировать. Хотя на самом деле активисты — это чаще всего обычные люди, которые представляют интересы своих социальных групп, своих кварталов или районов.

— Почему лично вы уехали из России?

— В конце 2021 года, в ноябре-декабре, за мной началась активная слежка. Везде, где я выходил на акции, проводил трансляции или просто шел на мероприятия поддержать людей, за мной следили. Я не знаю, кто именно это был: «эшники», «фсбшники». Пару раз были провокации с машиной, в которой я ехал (в декабре 2021 года на трассе «Скандинавия» Врански заметил за собой слежку со стороны машины, принадлежащей МВД, после чего он написал заявления в Генеральную прокуратуру, центральные управления МВД и ФСБ о превышении должностных полномочий, однако ведомства нарушений не нашли — прим. «Бумаги»). На мероприятиях меня регулярно задерживали. К тому же были обыски на работе у моей матери — она пенсионерка, подобные действия крайне негативно сказывались на ее состоянии здоровья.

В итоге меня подвели к тому, что я никак не мог работать и живьем участвовать в общественной деятельности Петербурга. Тогда мы с семьей решили в буквальном смысле эвакуироваться, потому что я не знал, какие на меня планы у правоохранительных органов. Но видя ситуацию, как активистов сажали или всячески давили, мы уехали. Это произошло в начале войны.

Сейчас я вместе с женой и дочкой в Болгарии.

— Были ли какие-либо угрозы в вашу сторону после отъезда?

— Пару раз пытались взломать почту и соцсети: Фейсбук и Вотсап. Были какие-то угрозы во ВКонтакте, но я даже не обращал внимания, так как это стандартная ситуация для российского активиста.

— Почему в эмиграции вы всё еще заботитесь о Петербурге?

— Петербург я воспринимаю как свой дом: оттуда моя жена, там родился мой ребенок. И я думаю, что я обязан по мере своих сил решать городские проблемы.

То, что я нахожусь в другой стране, совершенно ничего не значит. Наш активизм давно завязан на диджатале, мы координируем действия с помощью соцсетей, так что неважно, где я физически нахожусь. Тем более сейчас очное участие в акциях мне могло бы грозить тюрьмой.

— У вас бывало ощущение, что вы теряете связь с Петербургом?

— Нет, связь не теряется. Тем более я по-преженему состою во всех активистских движухах и знаю про то, что происходит: и про проблемы людей, и про неопределенность будущего, и про страх, и про абсурд вокруг. Можно организовать вооруженный мятеж, за который ничего не будет, но если человек выйдет с плакатиком или напишет коммент, ему грозит до десяти лет.

Сейчас люди в России стараются адаптироваться и выжить. И этого я советую всем — сберечь и сохранить себя.

— Чем вы еще занимаетесь последние полтора года?

— Хотя я жил в Болгарии и знаю болгарский, я переехал как мигрант. И когда я увидел, насколько сложно уехать в другую страну, я вместе с Activatica стал помогать эвакуироваться из России активистам, правозащитникам, журналистам.

Вплоть до середины октября 2022 года нам удалось помочь порядка 500 активистам. Были организованы десять шелтеров в разных странах — там люди могли на какое-то время остановиться, узнать о том, какие документы нужно в первую очередь оформить, и спокойно две-три недели искать полноценное жилье.

Когда объявили мобилизацию, было несколько недель нон-стоп работы: мы сутками консультировали людей о том, как выбраться из страны. Вскоре все финансовые возможности по помощи россиянам у нас закончились, но открылась другая возможность — помогать украинцам. Поэтому с октября 2022 года я занимаюсь поддержкой украинских беженцев в Болгарии. Их около 10 тысяч. Мы закупаем одежду, продукты, хозтовары, водим детей в театры, помогаем с оформлением документов.

У нас была семья из Харькова — активисты, которые тоже занимаются помощью беженцам. Когда они с тремя детьми пересекали болгарскую границу, мужа задержали по сообщению Интерпола Беларуси. В итоге мужчина провел месяц в тюрьме, шли суды. Украинские и российские беженцы вместе выходили с пикетами в поддержку этой семьи. Благо, в Болгарии есть правовое поле и возможность воздействовать на власти при общественном резонансе. Человека освободили.

— Вы рассчитываете когда-нибудь вернуться в Петербург?

— Сейчас я ничего не жду. Я прекрасно понимаю опыт российской эмиграции за последние сто лет. Скорее всего, пути назад не будет. Нужно устраивать свою жизнь здесь. Но в любом случае, когда тебя отрывают от любимого города, ты надеешься на возвращение.