От сдачи IELTS до «хоть какого-то светлого будущего». Как изменились мечты читателей «Бумаги» за 100 дней войны

С начала военных действий в Украине прошло более 100 дней. В страшную дату «Бумага» спросила у читателей, как изменились их планы и мечты за этот период. Вот 14 историй — о желании творить, быть с любимыми, эмигрировать, дождаться смены власти и, конечно, прекратить кровопролитие.

— Примерно через 80 дней плохих новостей стала выходить из депрессии и ощутила очень сильное желание творить, создавать. Раньше хотела иметь детей, теперь это желание, как ни странно, очень сильно окрепло. Такой противовес: когда вокруг всё рушится и умирает в прямом и переносном смысле, я как никогда раньше хочу творить, создавать, восстанавливать, давать жизнь, чтобы восстановить баланс.

— До 24 февраля я мечтала поступить в театральный [вуз] в Питере (я из Украины), 25-го я должна была сдавать на права и встретиться с папой (он 26-го погиб от ракеты), на выходных собиралась встретиться с друзьями. Вот такая грустная история.

— Я мечтала о большой и пышной свадьбе летом 2022 года, в феврале усиленно занималась ее планированием. Сейчас это кажется максимально неуместным, я просто хочу быть официально замужем за своим любимым человеком, никакого торжества мне не надо — главное, быть вместе в этом мире. Легально и правомерно. Потому как что будет завтра, никто из нас уже не знает. А что, если мы не успеем пожениться, произойдет то самое и мне, как чужому человеку, не предоставят о нем информацию в больнице, в военкомате, где-то еще?.. Вот такие невеселые мысли накануне росписи.

— В феврале я планировала летом уехать в Киев, а потом в Харьков, работать с креативным рынком Украины. Планировала осенью покупать квартиру и запускать несколько крупных спецпроектов в марте. Хотела продолжать выступать за свободную Россию с европейскими ценностями.

Сейчас я хочу, чтобы война скорее закончилась. И понимаю, что от моих мечтаний осталось лишь пепелище. Моя профессия в современной России больше не нужна. О переезде в Украину речи больше нет. А поражение моей страны в войне стало единственным важным. Жалею, что весь потенциал ближайших лет надо пустить на восстановление всего разрушенного. Ужасные 100 дней.

— 22 февраля мы с нашими украинскими родственниками спорили, куда лучше ехать — в Турцию или Тунис — в мае. Теперь все хотим только окончания войны и живем одним днем, мечтаем встретиться и обняться. Сын тоже [во время войны] уехал из Питера за границу. Когда увидимся, не знаем.

— До 24 февраля мечтала организовать выступление на «Книжном маяке [Петербурга]» от лица библиотеки, где работала ведущим библиотекарем.

Уволена 12 марта из-за постов против войны на Украине. Теперь ищу работу в частной компании, потому что на государство, стреляющее в мирных людей на Украине, работать не хочу.

Мечтаю создать крупный проект во имя любимого человека.

— Я педиатр. Мне ужасно хотелось сделать какой-то вклад в любимую мной медицину. Мечтала, что поступлю на PhD в Великобританию, что смогу предложить свои взгляды на лечение [болезней]. Я хотела быть лучшей из лучших, чтобы ко мне шли за мнением, когда диагноз непонятен или никто не знает, какой препарат выбрать.

Моя подруга — тоже педиатр. Она живет в Украине. С ней мы очень хотели съездить в Прагу, Лиссабон и Париж: мир казался нам таким огромным, интересным, а мы в нем — две маленькие девочки по полтора метра ростом, доказывающие, что в профессии важны только твои знания и навыки. Мечтала.

Сейчас я не знаю, откроет ли моя подруга глаза сегодня, завтра или послезавтра. Я бы очень хотела обещать ей безопасность и скорейшее завершение этого делирия, но не могу.

Всё это меня ужасно угнетает: я сомневаюсь, что смогу стать PhD; сомневаюсь, что увижу Прагу и Лиссабон. Я сомневаюсь во всём. Во всём, кроме одного: режим — туберкулез, а туберкулез вылечивается. Тяжело, долго, множеством таблеток с множеством побочных явлений, но он вылечивается. Мы вылечимся тоже.

Я очень хочу верить в людей и смертельно боюсь начать делить на «своих» и «чужих», но, к сожалению, я вижу, как вскрываются старые абсцессы социума: национализм на грани СС, сексизм, нормализация насилия и многие другие проблемы, которые нам придется всем дружно решать, и веры в людей всё меньше. Но я верю. Я верю в то, что люди есть, и их много — отважных, сильных, сражающихся за свои и чужие голоса, сочувствующих, готовых принять ответственность.

Я мечтаю о мире, о свободе, о демократии. Мечтаю о том, чтобы моя подруга перестала бояться громких звуков; мечтаю увидеть с ней Лиссабон и Париж. Мечтаю о слишком многом. И могу только надеяться, что всё сбудется. Я мечтаю остаться человеком.

— 24 февраля моя жизнь разрушилась. Мои мечты рухнули, а то, чего я таким трудом достигла, стало моим наказанием. Вся моя родня находится там [в Украине], и все они ждут «русского мира». В их глазах я либерастня и просто идиотка, которая поддерживает нацистов. Мне очень больно и горько это слышать. И страшно за них.

Я думала уехать из России, но в итоге осталась. Главная причина — я не представляю себя не в Петербурге. Мне до крика больно даже думать, что я уеду из города, который так люблю. Мне очень помогает общение с одночатовцами [в чате Клуба друзей «Бумаги»] и участие в мероприятиях «Бумаги». Я принимаю антидепрессанты, которые хотя бы частично помогают держаться: выходить из дома, улыбаться, смеяться, есть, готовить.

Честно говоря, я сломана. И всё же думаю, что однажды уеду. Я уеду не откуда-то, а куда-то. Это важно.

— До 24 февраля я более десяти лет преподавала русский язык и русскую культуру в одной из стран ЕС. Ни разу не вела «тупо по учебнику». Даже в самые тяжелые моменты старалась находить яркое и светлое, что создавалось в России в эти годы. После 24 февраля я с большим трудом готовлюсь к урокам. Не бросаю [это дело] только ради учеников, которые продолжают с упорством изучать наш язык. Многое из того, что было актуально до 24 февраля, просто перестало существовать.

Еще я работаю в докторантуре (PhD). Мечтала написать крутое исследование про русскоязычных, которые живут в нашей стране. После 24 февраля многие из моих задумок рассыпались в прах. Например, стало невозможным проводить интервьюирование по ряду тем, которые я планировала изучать. Напечатать статью в российском журнале стало сомнительной идеей.

Но моя тема стала даже еще актуальней, чем прежде. Поэтому понимаю, что должна идти вперед, и стараюсь абстрагироваться от ситуации, но получается не очень. Каждый раз, когда ищу или читаю статьи исследователей о России, — слезы душат.

Как и многие живущие за границей, я до 24 февраля мечтала, что как только пандемия подспадет, опять буду регулярно навещать своих родных в России. Но [транспортного] сообщения с Россией фактически нет. Очень сильно беспокоюсь за родных, особенно за пожилых. О самых худших сценариях запрещаю себе даже думать.

— До 24 февраля я мечтала, чтобы побыстрей ковид сошел на нет, и я смогла бы сделать визу в Ирландию, очень по ней [стране] соскучилась. И к подруге в Канаду хотелось. Мечтала найти работу в международной компании, чтобы иметь выход на зарубежный рынок. Мечтала купить квартиру.

Теперь я всё еще мечтаю о международной компании — но уже с болью. Хочется, чтобы мне помогли с переездом [в страну, где я буду работать], но переезжать не хочется. Да и большинство международных компаний ушло из России. Ну и конечно, сильно мечтаю о смене некоторых людей в некоторых структурах. Думаю, не я одна. О квартире больше не мечтаю — надо иметь деньги на руках на всякий случай.

— В начале 2022 года у меня начала налаживаться жизнь: я подтвердила наконец-то диагноз, к которому долго шла, устроилась на новую работу и нашла новые амбиции в танцах. А еще к весне я планировала сдавать IELTS и подавать документы на обучение в итальянском университете. Мои друзья были в Петербурге, и мы часто виделись.

Сейчас 3 июня 2022 года. Друзья, которые могли, уехали в другие страны. Работы больше нет — санкции и блокировки ее «сожрали». Нет ни IELTS, ни итальянского университета, ни амбиций. Мечты стали очень простыми, но вместе с тем глобальными и почти экзистенциальными.

Я мечтаю, чтобы перестали убивать людей в Украине. Я мечтаю, чтобы я и мои друзья не находились на грани уголовного преследования. Я мечтаю, чтобы справедливость восторжествовала, чтобы виноватых судили со всей строгостью. Мечтаю, чтобы у меня было хоть какое-то светлое будущее.

— До февраля мечтала об отмене [ковидных] ограничений, приехать в Киев, получить гражданство (мама украинка). В феврале мечтала, чтобы всё прекратилось. Сейчас мечтаю, чтобы мой психотерапевт быстрее вышел из отпуска.

— Я мечтала развивать дальше свой собственный бизнес и семейный, международный — [его мы ведем] вместе с мужем, — который шел ударными темпами. Теперь бизнесов больше нет. Мечтаю только об отъезде. Веры в будущее страны нет.