Зачем в царские времена в Петербурге открывали синагоги в казармах и при Инженерном замке, почему в XIX веке евреи могли попасть в город, только будучи купцами и ремесленниками или имея высшее образование, и как в советские годы иудеи собирались в квартирах учить язык и негласно праздновали свадьбы?
Историк Виктор Амчиславский рассказал «Бумаге» о главных местах Петербурга, исторически связанных с еврейской культурой: Коломне, Васильевском острове, Невском проспекте и Фонтанке.
Виктор Амчиславский
Историк еврейской общины Петербурга,
куратор библиотеки «Сифрия» при Большой хоральной синагоге
Как в России появилась самая большая еврейская община мира и почему иудеям было сложно попасть в Петербург
Еврейская община появилась в Петербурге в 1802 году. Как ни странно, это радостное событие было связано с вещами совсем не веселыми — покупкой участка для еврейского кладбища. Участок находился в районе нынешнего Волковского кладбища, тогда — Бретфельдова (Иоганн Бретфельд — немецкий купец, который был первым похоронен на лютеранском кладбище в районе реки Волковки — прим. «Бумаги»). У евреев с давних времен были контакты с лютеранами, и община Святого Петра выделила иудеям участок на берегу реки Волковки. Отныне столичные евреи могли проводить похороны по законам Торы, а лютеранам платили за каждое захоронение по 10 рублей. Тогда [еврейская] община завела пинкас — это актовая книга, своеобразная еврейская хроника. В данном случае это был пинкас погребального братства «Хевра кадиша» — формально с этой институции и началась история еврейского сообщества Петербурга.
Тем не менее евреи жили в Петербурге с самого основания города — на заре его истории. Это были сподвижники Петра I: например, первый генерал-полицмейстер Петербурга Антон Мануилович Девиер был еврейского происхождения. Понятно, что сподвижники Петра были выкресты (перешедшие в христианство — прим. «Бумаги»). Но про Девиера, например, говорили, что он происходил из марранов — испанских евреев, насильно крещенных (в конце XIV–XV века — прим. «Бумаги»). И в петербургском доме Девиера по пятницам зажигали субботние свечи (свечи зажигают незадолго до захода солнца, таким образом возвещая наступления субботы — прим. «Бумаги»). Возможно, это были лишь слухи, распространяемые противниками первого полицмейстера России, конфликтовавшего с влиятельным Александром Даниловичем Меншиковым.
Вообще, при Петре I был план заселить в Петербург целую еврейскую общину: его друг, бургомистр Амстердама [Николаас] Витсен предложил, чтобы амстердамские евреи вселились в молодой город и развивали там торговлю. Петр сказал, что идея хорошая, но мы к этому не готовы.
После смерти Петра I евреям удавалось приезжать в Петербург, как правило, неофициально. Так, при Анне Иоанновне в городе жили и финансовые советники, и искусные мастера, приверженные иудейской вере. Формально изгнала их из России Елизавета в 1742 году. Но учитывая «добрые» традиции российской коррупции, я думаю, что евреи прибывали в Петербург за взятку мелким чиновникам.
Екатерина II включала в состав России большие территории и присоединила то, что потом назовут чертой оседлости, где на рубеже XVIII–XIX веков было миллионное еврейское население. А уже через сто лет в «черте» жило 5 млн человек — это была самая большая еврейская община мира. После трех разделов Польши Россия унаследовала белорусских, польских, прибалтийских евреев. Понятно, что теперь их столица находилась не в Варшаве, а в Петербурге, и евреи стали приезжать в город. Когда после первого раздела Польши знаменитый французский просветитель Дени Дидро спрашивал у Екатерины в письмах, как обстоит вопрос с евреями, она отвечала, что они живут в Петербурге негласно и все делают вид, что их не замечают. Но в XIX веке евреев нельзя было не замечать — это было довольно большое население, хотя у него всё равно сохранялось подпольное, полуофициальное состояние.
Как в Петербурге открывали синагоги в казармах и на съемных квартирах
Петербург отличался от Москвы тем, что здесь никогда не было еврейского гетто. В Москве было Глебовское подворье — место, где имели право останавливаться евреи. Петербург все-таки до этого не дорос. Еврейским районом была Коломна, Сенная площадь. Он сформировался где-то во второй половине XIX века, когда стало понятно, что на Большой Мастерской улице — нынешнем Лермонтовском проспекте — появится Синагога. Это не самый кошерный с точки зрения петербургских властей район: там жили работные люди, торговцы Сенного рынка, артисты, цыгане, ремесленники, мастеровые — не самая привилегированная публика. Но какого-то отдельного места или района, помимо Коломны, который бы ассоциировался с евреями, в Петербурге нет.
Евреи, которые уверенно чувствовали себя в Петербурге, — это были как ни странно еврейские солдаты. Николай I в 1827 году издал указ [«О рекрутской повинности»], согласно которому евреи обязаны были служить в армии. В годы его правления в Петербурге, по моим подсчетам, жило около 3 тысяч евреев-солдат — это огромная община. Все они были ортодоксальные, религиозные, основывали свои общины — по моим данным, в Петербурге тогда было около 15 синагог. Это были, конечно, не отдельные здания — они находились в съемных квартирах, казармах.
Солдатские молельни располагались в центре города, в самых разных местах. Иногда даже при дворцах. Например, была солдатская синагога в Крюковских казармах, где сейчас расположен Военно-морской музей. Там была молельня, где собиралось три сотни человек.
Еще один интересный и детективный момент: у нас есть печально известный Инженерный (Михайловский — прим. «Бумаги») замок, который после убийства Павла I покинули представители царской семьи. Потом в этом здании располагались разные воинские учреждения. Но интересно, что в комплексе зданий Инженерного замка — но не в самом замке — с 1838 по 1856 год находилась еврейская солдатская синагога. Ее специально выделило для солдат-иудеев военное начальство, отметив значительный вклад армейских мастеров из евреев, которые принимали участие в восстановлении Зимнего дворца после пожара 1837 года.
В синагогу при замке на молитву собиралось по 400 человек. Когда в замке решили расквартировать новое подразделение (гальваническую роту), воинское начальство попросило синагогу убрать, и с удивлением обнаружило, что туда уже почти 20 лет ходят люди на молитву — причем из разных гарнизонов Петербурга, даже с территории Петропавловской крепости. Это было подвальное помещение без окон, там была серебряная утварь и прочие ритуальные вещи, которые после [закрытия] солдаты забрали и разделили по разным молельням Петербурга. Потом для них военное ведомство сняло квартиру на углу Щербакова переулка и Фонтанки: там была синагога для мужчин и комната для молитвы женщин. Этот дом сохранился до сих пор.
Как в Петербург стали допускать еврейских купцов и ремесленников и в каких вузах училось много иудейской молодежи
Община, которая строила Большую хоральную синагогу, — это был круг богатых людей, евреев, которые приехали в Петербург во времена Александра II. Он либерализовал еврейское законодательство, хотя на протяжении всей царской истории оно оставалось ограничительным и до 1917 года ту пресловутую черту оседлости так и не отменили.
Если Петр I прорубил окно в Европу, то Александр II распахнул форточку в «черту оседлости». Царь и часть просвещенных чиновников решили интегрировать в социальную и культурную жизнь Российской Империи наиболее продвинутые слои еврейства. К ним относились четыре категории. Это богачи — купцы первой гильдии, которые платили большие налоги. Они получили право жить в Российской Империи повсеместно. Потом — люди с высшим образованием. Так еврейские юноши и девушки хлынули в университеты. Затем — искусные ремесленники. В России бурно развивался капитализм и их не хватало, а среди евреев было много мастеровых. Они стали прибывать в Петербург, который был городом офицеров и чиновников. Даже на уровне департамента Сената обсуждался, например, такой вопрос: кого можно допустить из черты оседлости в Петербург — мастера, который производит уксус, или мастера, который делает галоши? [Власти] боялись, что нахлынет много людей. А последняя, четвертая категория — это как раз еврейские солдаты. Это очень сильно изменило лицо общины в середине XIX века, потому что приехало много богатых и образованных людей: врачи, адвокаты, купцы, банковские деятели, а также представители творческих профессий, люди искусства.
В принципе, в середине XIX века и Невский проспект можно отчасти назвать еврейским. Там жили люди не религиозные, но предприимчивые и активные. На Невском, 15, в доме генерал-губернатора Чичерина, жил знаменитый Абрам Перетц — крупный общественный деятель, поставщик армии и флота. В Петербурге даже ходила такая поговорка: «Где соль, там и Перетц» — потому что он занимался торговлей солью, а кроме того был коммерции советником. Уже в 1920-е годы на Невском проспекте, 46 была еврейская столовая.
Была очень интересная еврейская община на Васильевском острове. Как и в центре Петербурга, там жили творческие люди. Васильевский находится рядом с синагогой и с Адмиралтейским районом, но, с другой стороны, там свой мир. Там было много художников. В Академии художеств в какой-то период была отменена процентная норма (предельно допустимое число обучающихся в вузе евреев — прим. «Бумаги»), которая жестко сдерживала наплыв молодежи в университеты с 1887 по 1917 год. Также не было ограничений на прием иудеев в Консерваторию. В поздние царские времена там училось много молодых людей из черты оседлости.
На Васильевском находился и первый еврейский музей, который открыли до Революции — в 1914 году. Этот музей задумал бывший революционер и один из основателей партии эсеров Семен Акимович Ан-ский, а открывал его еврейский писатель Шолом-Алейхем вместе со своей супругой. Музей появился в здании, спроектированном еврейским архитектором Яковом Гевирцем, а построено оно было богачом Моисеем Акимовичем Гинсбургом.
Что происходило с ленинградскими евреями в советское время и как они собирались на квартирах учить язык и историю
В начале XX века в Петербурге было минимум два десятка разных еврейских организаций: художников, писателей, музыкантов, благотворителей. После 1917 года всё это потихонечку сворачивали. Тех, кто упорствовал, просто арестовывали — и светских, и раввинов.
Жизнь [общины] теплилась вокруг Большой хоральной синагоги. С момента своего открытия в 1893 году и до наших дней она закрывалась только единожды — в 1930 году, всего на полгода. Власти в советские времена за синагогой, конечно, присматривали.
Кроме того, на квартирах — и на Невском проспекте, и на Петроградской стороне, и на Васильевском острове, и где-то в новостройках — собирались евреи. Например, на Песах — еврейскую Пасху — делали Седер Песах: когда все сидят в ночь исхода из Египта, празднуют, едят мацу (ее пекли сами). В сталинское время люди иногда страдали из-за этого, так как это было просто опасно. А в послесталинские годы просто кто-то мог устроить провокацию, избить. Если ставили хупу (проводили еврейскую свадьбу), то раввин мог приехать на квартиру — это было негласно, достаточно подпольно и никем не афишировалось. Например, так делал раввин Абрам Лубанов, дважды сидевший в сталинских застенках.
Но с 1960-х годов молодежь осмелела. Тогда уже наступило разочарование коммунизмом, и люди активно смотрели на Израиль и на его успехи, в том числе военные. Началась эмиграция. Тех, кого не отпускали, называли отказниками.
В 1960-е ленинградские евреи стали собираться в синагоге. Например, на праздник Симхат Тора, когда заканчивается цикл чтения Торы. В 1960–70-е годы приходили сотни, тысячи людей. КГБшники, которые там дежурили, не знали, как всех переписать и как за каждым уследить. Огромная толпа просто перекрывала Лермонтовский проспект — все танцевали, играла еврейская музыка. Это превращалось в демонстрацию — люди шли толпой к Невскому. Власти не представляли, что с этим движением делать и пытались запугивать: вокруг синагоги ездили гремящие грузовики, летал вертолет.
С тех же пор на квартирах в разных районах стали появляться курсы иврита и еврейской истории. Бывало, что в маленькую квартирку приходило по 80–100 человек. Таких еврейских квартирников было очень много — в том числе на улице Рубинштейна. Сейчас это тоже очень еврейская улица: с одного края Рубинштейна — кафе «Бекицер», с другого — еврейский общинный центр Петербурга.