Петербуржец Никита Буланин уже 10 лет состоит в организации «Врачи без границ». За это время он побывал в Либерии, Мьянме, Эфиопии, Судане и Ливане — искал сотрудников для местных больниц, организовывал массовую вакцинацию и обучал прибывших в Африку сотрудников.
Никита Буланин рассказал «Бумаге», как встретил повстанцев во время одной из миссий, кто следит за безопасностью «Врачей без границ», почему приходится объяснять местному населению, зачем нужны прививки, и как опыт работы в Африке меняет отношение к жизни в Европе.
Как преподаватель СПбГУ вступил в организацию «Врачи без границ» и уехал в Либерию
Я закончил исторический факультет СПбГУ, но наукой заниматься не планировал. Работал фандрайзером в НКО «Гуманитарное действие», которая занимается вопросами ВИЧ, и преподавал политологию в Смольном институте (факультет свободных искусств и наук СПбГУ — прим. «Бумаги»).
Моя мама была преподавательницей русского языка как иностранного в Политехе. У нее была задача за год научить людей говорить на русском на таком уровне, чтобы они могли учиться в вузах. И мне, маленькому ребенку, стало интересно общаться со студентами из Нигерии, Ливана и Гайаны. Второй важной точкой в моей заинтересованности экзотическими странами стал момент, когда крестный отец принес мне из библиотеки «Дневники Миклухо-Маклая». Хижины, крытые пальмовыми листьями, экзотические фрукты и овощи, колдовские ритуалы и проблемы с каннибалами стали для меня открытием.
Однажды мой приятель из США, работавший с испанскими «Врачами без границ», положил мое резюме на стол местному руководству. Они посмотрели и сказали, что хотели бы со мной встретиться. Когда меня спросили, почему хочу вступить [в организацию], я ответил, что мне мало моей должности и есть желание работать в другом культурном слое, помогая людям. Меня приняли.
Конкретное задание поступило лишь на следующий год. Особенность «Врачей без границ» в том, что тебя принимают не на проект, а на позицию. Вступив, ты можешь оказаться в любой стране мира. Меня приняли на должность администратора больницы в Либерии с предложением в будущем стать руководителем проекта — директором больницы, клиники так далее.
В свою первую миссию я улетел 1 июля 2007 года. Единственным моим знанием о Либерии была статья, которую я прочел в журнале «За рубежом» в начале 90-х, и фильм «Кровавый алмаз». Я рисовал в голове жуткие и одновременно экзотические картины. Конечно, всё оказалось совсем иначе.
В момент, когда самолет приземлился в аэропорту [столицы Либерии] Монровии, который тогда натурально находился в джунглях, я очень нервничал. Вышел из самолета, а там тропики: 30 градусов жары, стопроцентная влажность. Ощущение, будто вошел в баню, но сверху светит солнце, пахнет какими-то экзотическими запахами, а ты стоишь на земле, где еще четыре-пять лет назад мачете отрубали руки и ноги.
Кого не берут во «Врачи без границ» и как сотрудники привыкают к работе в Африке
Меня встретил водитель «Врачей без границ». Он говорил на местном диалекте английского — с упрощенной грамматикой, вкраплениями местных слов, с более певучей интонацией. Я его почти не понимал.
Вдоль дороги я видел уличные жаровни; кто-то пил пиво, периодически проходили мужики с мачете, которые, как потом выяснилось, повсеместно используются в Либерии для покоса травы и защиты от змей.
Уже через месяц я обжился, уверенно болтал по рации, используя специальный жаргон, и объяснял новоприбывшим, как там всё устроено. Наша резиденция находилась у океана, в паре километров от больницы, где мы работали. Я руководил отделом кадров и бухгалтерией: проводил собеседования с соискателями, разъяснял административные правила, решал дисциплинарные и административные вопросы, планировал расходы (более 96 % средств в организацию поступает от частных жертвователей — прим. «Бумаги») и занимался финансовой отчетностью.
В основном у нас работают те, кого мы набираем на месте, — это около 90 % ото всех сотрудников. Остальные, кого «Врачи без границ» привозят из других стран, зачастую занимают управляющие должности или специализируются на узкой и важной теме. Мы берем только тех, у кого уже есть опыт работы [по профессии] от двух лет, знание минимум английского языка, а также, желательно, управленческие способности и опыт. Причем не все из них врачи: многие сотрудники организации — специалисты по качеству воды, гигиеническим стандартам, механики, архитекторы. Это те, кто дает возможность оказывать медицинскую помощь.
Мы начинали работать в 8:00–8:30. До четырехэтажной больницы добирались на машине. Мой офис располагался на последнем этаже. С утра мы совещались с другими сотрудниками, потом начинались будничные проблемы: кто-то заболел и не пришел — его нужно подменить; какой-то сумасшедший кричит у ворот больницы — нужно это решить; встретиться с недовольными сотрудниками; подготовить план расходов на следующий месяц и так далее.
Так как в круг моих обязанностей входило финансовое администрирование, я лично должен был ходить в банк за наличными. Работало это так: я приходил с рюкзаком в банк, мне выдавали крупную сумму, и я, трясясь от страха, около часа ехал до больницы на машине. Деньги нужны была для выплаты зарплат: первое время банковская система не была там распространена.
Всё это в условиях, когда 80–90 % страны — безработные, выживающие за счет своего хозяйства. При этом некоторые — это люди с психологическими травмами после войны. Была огромная проблема с криминалом.
Когда банковская система начала приживаться, стало еще сложнее, но хотя бы безопаснее. Во-первых, нам нужно было объяснить сотрудникам, как этим пользоваться и зачем это нужно. Во-вторых, объяснить, почему они теперь еще должны и платить налоги стране, которая взамен вообще ничего не предоставляет. В-третьих, там сразу ввели прогрессивную шкалу налогового обложения: нужно было объяснить, как это работает и почему один платит столько-то, а другой — столько-то.
Так прошел мой первый год. Вскоре я подписал новый контракт и поехал на другую миссию. За всё время я побывал в Дарфуре (Северный Судан), Эфиопии, Мьянме и Южном Cудане плюс короткие поездки в Ливан и Индию.
Как «Врачи без границ» сталкиваются с повстанцами и как обеспечивают собственную безопасность
Прежде чем наши сотрудники «едут в поле», они проходят подготовительный курс. Нам очень важно, чтобы человек понимал принципы и специфику организации: что он отправляется в небезопасное место и что это значит. Перед каждой поездкой сотрудники получают пакет информации о стране и ее специфике, проектах организации в этой стране, ситуации с безопасностью. После этого он может отказаться от поездки в страну или от работы у нас вообще.
Во всех странах глава представительства «Врачей без границ» и руководители проекта мониторят ситуацию с безопасностью: мы читаем прессу, слушаем, что говорят люди, общаемся с местной армией и другими организациями — с теми, кто согласен с нами общаться. При этом сохраняем нейтралитет: перед собой видим только пациента, а не представителя той или иной стороны конфликта.
В каждой стране и на каждом проекте мы регулярно проводим «инвентаризацию» угроз и мозговой штурм по тому, как уменьшить нашу уязвимость. В зоне конфликта это выглядит как-то так: по той-то дороге мы не едем, потому что там в пустыне базируются повстанцы, которые могли заминировать ее; по высокой траве без резиновых сапог не ходим, потому что там водятся ядовитые змеи. И так далее.
С другой стороны, мы не можем заставлять взрослых людей пить только чистую воду — все должны понимать опасности отравления. Но если есть опасность, мы можем запретить сотрудникам ездить по нехоженым дорогам, общаться не по рации или выходить в ночное время. Если человек не соблюдает правила, с ним разрывают контракт и отправляют его домой.
Выезды осложняются тем, что мы должны строить заранее оговоренные маршруты и не сбиваться с пути, не задерживаться. Движение по тем или иным дорогам мы проговариваем со всеми сторонами конфликта и местными жителями, чтобы не наткнуться на мину или другие неприятности.
Некоторые инциденты всё равно случаются. Например, однажды мы ехали по пустыне — активной зоне боевых действий, и перед нами появился молодой человек в камуфляже, с дредами, автоматом Калашникова и пулеметными лентами на груди а-ля Рембо. Это был представитель одной из повстанческих группировок.
По правилам, на разговор в таких ситуациях выходит либо представитель нашей организации, либо он и переводчик. Повстанцы говорили по-английски, и я вышел один. Из кустов сразу же выбежала еще группа людей. Я объяснил их командиру, кто мы такие, чем занимаемся и каким опасностям они нас подвергают.
Если бы их увидели правительственные войска, то начали бы стрелять — и мы попали бы под пули. Или нас могли бы объявить пособниками повстанцев, кем мы точно не являемся. То есть они поставили под угрозу и нашу группу, и вообще всю судьбу «Врачей без границ» в этой стране. Они понимают, что если «Врачей без границ» выгонят из-за них, население будет не радо. В итоге нас пропустили.
Потом эти же повстанцы уводили моих коллег на несколько часов в пустыню, чтобы поговорить, и — в другой раз — обстреливали машину. Правда, как мне рассказывали, в момент обстрела было неясно, что по тебе стреляют: все думали, что повстанцы палили в воздух, а потом увидели дыру в двери.
Но стоит учитывать, что бывают ситуации, где мы не можем вмешиваться. Например, однажды я стоял на балконе нашей больницы в Либерии и увидел расправу над человеком, которого обвинили, видимо, в краже: за ним бежала толпа и кидала в него камни. Но он убежал. Это произвело на меня очень сильное впечатление.
Сами мы оружие не носим. И в больницах, и в клиниках «Врачей без границ» ношение оружия запрещено. У нас даже специальные стикеры с перечеркнутыми автоматами наклеены на всех дверях и машинах.
Как врачи находят язык с населением глухих деревень
«Выезд в поле» во «Врачах без границ» — это выезд в страну, где у нас нет стационарного офиса, но есть медицинская программа-интервенция. Это может быть мобильная клиника — машины с медсестрами, врачами, акушерками и несколькими чемоданами лекарств, которые выезжают в определенные точки — деревни или близ них. Можно сказать, это мобильный здравпункт.
Народ, живущий рядом с этой точкой, заранее знает, что в такой-то день сюда приедут «Врачи без границ». Местное население, нуждающееся в наших услугах, знает и уважает нас, поэтому всегда приходят. Мы работаем с недоедающими детьми, женщинами с осложнениями беременности, людьми с тропическими неинфекционными заболеваниями. Наших врачей принимают как важную часть жизни.
Приоритет в оказании помощи мы отдаем женщинам и детям, а дальше — в зависимости от сложности и серьезности заболевания. Это нужно, потому что, например, в эфиопской пустыне, где на 150 тысяч кв. км одна больница, перед нашим приездом все начинают чем-то немножко болеть: для них это своего рода развлекуха. В таких случаях мы сначала разделяем людей на тех, у кого психосоматика и у кого реальные проблемы. С обычной головной болью мы не работаем.
На таких же выездах проводим вакцинирование — особенно это нужно в изолированных деревнях. Иногда это бывают массовые акции — например, моя последняя большая миссия была руководством кампанией по массовой вакцинации детей до пяти лет в штате Южного Судана Бахр-эль-Газаль. Но заставить вакцинироваться мы, конечно, никого не можем.
Часто приходится объяснять людям, зачем нужна вакцина и как она поможет. Чтобы понять, почему так происходит, нужно представить, что вы взрослый с образованием детского сада: не знаете, что такое гены, иммунитет и что Земля круглая. И тут к вам приходят люди и говорят: мы вам сделаем больно — уколем, а потом вы никогда в жизни не будете болеть этой болезнью.
У некоторых местных жителей нет понимания взаимосвязи укола и дальнейшего здоровья. Но нас спасает уважение к имени организации: люди уже вывели для себя, что, когда мы приезжаем, их дети не умирают или умирают реже.
Тем, кто всё равно сомневается, сотрудники-антропологи пытаются объяснить, зачем это нужно: ищут компромисс между нашей современной наукой и местной культурой. Когда была вспышка Эболы, такие сотрудники играли огромную роль, объясняя, что местные традиции могут привести к болезни: некоторые этнические группы в Западной Африке, прощаясь с покойным, трогают его или целуют, а если человек умер от Эболы, физический контакт — это высокий риск заражения.
Как работа во «Врачах без границ» меняет отношение к жизни
Сейчас я уже редко езжу на миссии. Работаю в Дании, но иногда преподаю на разных курсах и тренингах организации в разных странах. Несколько лет назад я стал отцом — не хочу надолго оставлять семью.
После первой миссии возвращаешься другим человеком. Представьте себе: год ты был в стране, где умирают от недоедания и каждый 20-й ребенок не проживает больше одного года, а потом оказываешься там, где все спокойно живут и иногда даже богатеют. Я ощущал, что люди обсуждают что-то совершенно неважное. Рассказывал о своих переживаниях, но мало кто понимал, о чем речь: люди видели в этом экзотику.
Настоящая опасность нашей профессии в том, что, когда человек начинает ездить в миссии, часто теряет связь с домом. С людьми, работающими во «Врачах без границ», легче найти общий язык. И иногда бывает так, что люди чувствуют себя комфортнее «в поле» — это становится для них настоящей жизнью. Сейчас мои датские коллеги, возвращаясь из миссии, начинают говорить, что им скучно дома. И я хорошо помню это чувство.
У меня не было проблем с ресоциализацией, потому что каждые три месяца я ездил в отпуск: в Петербург, в Испанию к жене и в другие страны.
Когда моя жена забеременела, понял, что отрезок жизни, когда я могу ездить на миссии, прошел. Теперь я очень счастливый отец с тремя детьми. С другой стороны, постоянно думаю: когда же появится возможность вернуться к работе «в поле». Надеюсь, в какой-то момент я вернусь.
