В цикле лекций БДТ «Эпоха просвещения» российский архитектор Максим Атаянц рассказал о неочевидных связях Петербурга и недавно разрушенного античного города Пальмира. Атаянц, «архитектор поздней Античности», рассказывает, когда имперскую столицу стали называть Северной Пальмирой, почему это было скорее шпилькой, чем лестью и какие сирийские архитектурные решения перенял Карл Росси.
Тема сегодняшней лекции «Пальмира и Петербург», еще год назад считавшаяся вполне невинно академической, к сожалению, приобрела сейчас самую отвратительную актуальность. Связь нашего с вами родного города и Пальмиры очень обширная, сложная и неоднозначная — не настолько простая, как кажется.
Петербург, Венецию и Пальмиру соединяет загадочный треугольник на карте мира, потому что Петербург известен и как Северная Венеция, и как Северная Пальмира. И если с Венецией более или менее связи очевидны, то с Пальмирой надо разбираться. Общее впечатление состоит в том, что это связано с характером петербургской архитектуры, но на самом деле всё не так однозначно.
Как развивалась Пальмира
Петербург — город, у которого самый большой в Европе неоклассический центр, весь комплекс центра — это целостный градостроительный ансамбль, возникший почти полностью за 150 лет. Пальмира — это пустыня и редкие заросли деревьев, песок, горы, камни и архитектура. Сам факт того, что здесь вдруг возник выдающийся античный город, требует некоторых объяснений.
Дело в том, что в этом месте есть котловина, в которой концентрируется влага. Поэтому там возник небольшой оазис, в котором размещался захудалый поселок под названием Тадмор — это и есть его местное, семитское название. Жили там полукочевые семитские племена язычников. И судьба этого захудалого поселка резко изменилась в начале I века от Рождества Христова.
Караванные торговые пути, которые соединяли всё Средиземноморье с Аравией и другими восточными территориями, располагались севернее. Но когда в Римской империи была перетряска и серия гражданских войн, а здесь всё еще заканчивали делить эллинистическое наследство, те местности пришли в страшное запустение, многие десятилетия орудовали банды разбойников. Торговля стала срочно искать более безопасный путь, и получилось, что наладить переход в сторону Аравийского полуострова можно через Пальмирский оазис.
Пальмира начала быстро богатеть. Ведь что такое караван верблюдов? Сейчас это возможно сравнить разве что с огромным океанским танкером. Это 300–400 верблюдов плюс еще 50–60 всадников на лошадях для охраны. В караване сосредоточены громадные средства. В Эрмитаже где-то в недрах первого этажа вы можете найти громадный камень с надписями на двух языках — Пальмирский тариф, на котором подробнейшим образом описана вся налоговая система пальмирцев, касающаяся пришлых караванов: сколько стоит напоить верблюдов, сколько стоит их обиходить и подготовить к дальнейшему переходу и так далее. Это страшно интересный документ, и то, как он попал в Петербург, тоже отдельная история. Первые научные археологические экспедиции в Пальмиру в конце XIX века организовал князь Абамелек-Лазарев, именно тогда все экспонаты в Эрмитаж и попали.
Так или иначе город быстро разбогател. Структура его, поскольку это было клановое семейно-родовое общество бедуинское, состояла из олигархических кланов, которые и соревновались за влияние. Крайняя восточная ее часть была под Римской империей, а крайняя западная — под персами. И Пальмира лавировала между двумя этими крупными силами. Положение, с одной стороны, опасное, а с другой — чрезвычайно выгодное. И город умел этим положением пользоваться.
Там говорили на семитском языке, исповедовали семитское язычество, как раз ту систему верований, яростной борьбой с которой наполнен весь Ветхий Завет. Что касается изобразительного искусства, скульптуры, то это частично эллинистическое влияние с очень сильным восточным элементом. Архитектура при этом совершенно рафинированная восточно-римская.
Архитектурные решения Пальмиры
Самое удивительное, что архитектура Пальмиры и ее выдающееся развитие связаны с тем, что архитектура рассматривалась как главнейший метод имперской пропаганды, как, кстати, в целом в Римской империи. Все государственные ценности устанавливались через архитектуру. В Пальмире это приобрело свой оттенок, потому что застройку главных городских пространств брали на себя крупные олигархические семьи для того, чтобы приобрести политическое влияние: все представители фамилии получали по статуе почти на каждой колонне.
Ирод, у которого вместе со всеми остальными его маниакальными особенностями была мания строителя, построил колонные улицы. То есть дорога в середине остается открытой, тротуары отделены от мостовой высокими рядами колонн, на колоннах сверху лежит кровля, а за колоннами находятся бесчисленные торговые лавки. Представьте себе громадного размера супермаркет, который вытянут в длину вдоль всей улицы, это может быть 1–1,5 километра.
В Пальмире колонная улица приобрела совершенно другое значение. Тротуары там были такими же, как и везде, но сама главная улица никогда не была замощена, она всегда была покрыта песком. Этот странный момент связан с тем, что верблюд не будет ходить по мощеной мостовой. Что же здесь делали верблюды? Наивные люди предполагают, что именно через эту артерию города гнали бесчисленные караваны, что, конечно, глупость: зачем это нужно. Дело в том, что по этой улице, соединявшей территорию главного храма с выходом в сторону «города мертвых», периодически выносили идолов. И процессии, извините, отчасти похожие на Первомайскую демонстрацию, шли в сопровождении рядов белых верблюдов — редких, сакральных для Востока животных.
Самая большая ценность главного храма — храма Бела — заключается в том, что в отличие от большинства археологических зон он никогда не был любовно собран археологами и поставлен заново. Все эти вещи 2 тысячи лет стояли не падая. Здесь пышность и богатство достигали такой степени, что капители были одеты в позолоченную бронзу. Ближайший петербургский аналог, и Монферран всё это хорошо знал, — это капители Исаакиевского собора, которые тоже сделаны на каменной основе, но полностью из патинированной бронзы.
Откуда же происходит название Петербурга «Северная Пальмира»? Оно родилось в недрах французского посольства при Екатерине Второй: публика тогда прекрасно знала классические тексты, а по текстам — и Пальмиру, и ее царицу Зенобию, которая была чрезвычайно интересным человеком (не самым, может быть, хорошим). После большого количества интриг, включающих убийство собственного супруга, она приобрела власть над Пальмирой и объявила о ее независимости от Римской империи. Так что такое название было ядовитейшей шпилькой — и тем не менее прижилось.
Арка Главного штаба
Что было дальше? Название «Северная Пальмира» уже лет 30 как установилось, есть источники, по которым можно представить, что собой представляла архитектура Пальмиры, и есть Карл Иванович Росси, который после нескольких очень успешных проектов назначается одним из важнейших членов комиссии по петербургскому градостроению и получает сразу несколько сложных градостроительных задач. В частности, что-то нужно было делать с территорией к югу от Зимнего дворца. И когда Росси стал оформлять Дворцовую площадь, он столкнулся со сложностью: как связать торжественный вход на Дворцовую площадь с Невским проспектом, который шел под каким-то случайным углом.
Если мы внимательно посмотрим на Арку Главного штаба, то увидим одну ее специфическую особенность: ее арки раскрываются как бы веером — одна прямая, потом открытое пространство, а потом вторая, которая и выходит в сторону Невского. Очень умная и очень уместная прямая цитата Росси из Пальмиры. Посмотрите, что происходило в Пальмире: они начали строить колонную улицу, которая была направлена ко входу на территорию храма Белы. Потом, пока шли работы, возник театр и обнаружилось, что есть еще территория храма Набо. Улица повернула, и чтобы опять найти направление и четко выйти к храму Бела, поворот и был оформлен этой знаменитой пальмирской аркой, изображение которой помещают на все послевоенные учебники истории. С какой улицы на нее ни посмотри, она выглядит правильно, а внутри себя образует как бы такой сустав, который позволяет под углом перенаправить зрительную ось. Этим Росси и воспользовался.
Улица Росси
На улице Росси, которая справедливо названа в честь ее создателя, мы видим второй момент очень особенной творческой переработки пальмирского опыта. На этой улице архитектор сознательно цитирует пальмирские колонные улицы и тоже очень хитрым образом. Улица Зодчего Росси воспринимается скорее как интерьер, во всех книжках написано: «зал под открытым небом». Самое главное, как улица концентрирует внимание на фасаде театра.
Нужно помнить, что колонная улица — это тротуары, галдящая толпа и так далее, вся же улица Зодчего Росси — это очень казенное пространство, потому что театр, во-первых, тоже был императорский, а во-вторых, по всему крылу располагались министерства и разного рода чиновничьи кабинеты. Нужно было сделать так, чтобы здание не производило на проходящего человека впечатление легкой доступности и непринужденности. Росси сделал то же самое, что и для Арки Главного штаба: он всю эту колоннаду поднял на постамент. Получается, что колонны высоко и это не открытые легкие колоннады, а полуколонны, поэтому, когда мы смотрим вдоль, создается впечатление колонной улицы, если же мы смотрим в бок, то видим нормальную стену с окнами, за которой нас не очень ждут.
«Исламское государство» в Пальмире
Лично для меня самый большой ужас ситуации заключается в том, что еще 100 лет назад первый же взрыв такого рода в Пальмире был бы официальной причиной массивной интервенции. Сейчас, к сожалению, европейская цивилизация мутирует в совершенно другую сторону. Оказалось, что послание в виде этих варварских взрывов имело нулевой эффект: три или четыре вялых комментария от ЮНЕСКО и всё. И это очень многое говорит о нас и о западном обществе.