Как фильм «Жмурки» пытался уничтожить романтический образ киллера из фильмов самого Балабанова, а также «Бригады» и «Бумера», почему персонаж без единой реплики — это символ русского народа и что позволяет называть «Жмурки» энциклопедией отечественного кино 90-х? «Бумага» публикует фрагмент лекции кинокритика Антона Долина с I Балабановских чтений.
Кадр из фильма «Жмурки»
Я считаю «Жмурки» одной из лучших картин Балабанова, одной из самых важных и самых недооцененных. Поэтому тема, которая давно меня беспокоит, — это некая переоценка фильма.
Кино практически единодушно было принято негативно: критика была очень жестка к режиссеру, фильм восприняли как попытку Балабанова после неудачного периода в жизни вернуться к успеху своих наиболее хитовых картин «Брат» и «Брат-2», то есть как попытку спекуляции, в том числе на жанре и на Тарантино.
Вообще, штамп, что это «тарантиновщина», моментально прилепился к фильму и не отлепляется до сих пор. К сожалению, тут есть два отягчающих обстоятельства: Балабанов сам неоднократно говорил о том, как ему дорог фильм «Криминальное чтиво», и в фильме есть конкретная цитата из Тарантино — это кейс, за которым все охотятся, и, разумеется, центральные образы двух киллеров и их босса. Фильм ругали за его грубость, прямолинейность и натуралистичность; ревизионистский смысл «Брата» был очевиден почти всем зрителям, а в «Жмурках» этого почти никто не почувствовал.
Сейчас значимость фильма как в контексте творчества Балабанова, так и вне его растет. Во-первых, это первая прозвучавшая картина в новом российском кино, которая вводит термин «90-е», смотрит назад в 90-е и выносит на постер «Для тех, кто выжил в 90-е». Мы видим эти годы как те самые «лихие», в которые они превратились с легкой руки пропаганды журналистов и других людей, любящих использовать штампы.
В начале фильма, которому обычно не придают значения, считая некой шуткой, мы видим, как преподавательница в институте рассказывает о первоначальном накоплении капитала. Ничего хорошего мы о ней сказать не можем, особенно потому, что она не отпускает молодого человека в туалет. Краски сгущены, разумеется, это карикатура. Еще мы видим, насколько миражно противопоставление 90-х и сытых, спокойных нулевых, когда студенты без угрозы, что кто-то пустит им пулю в голову, могут сидеть в университетской аудитории. Мы понимаем, что так называемые сытые двухтысячные — это дети 90-х, а финальная сцена показывает, что эта сытость поднялась на деньгах и бесправии 90-х и что те же самые люди, что стреляли в головы, сейчас сидят в кабинетах с видом на Красную площадь. Это очень важное и радикальное высказывание, которое в российском кино до Балабанова не звучало.
Конечно, «Жмурки» — это авторефлексия и признание Балабанова, хотя как признание или как исповедь никто это не воспринимал. Это, безусловно, очень личная картина, в которой режиссер пытается стереть или по меньшей мере поставить в иронические кавычки тот вред, который, по его собственному мнению, принес стране искаженный масс-медиа образ Данилы Багрова, созданного им героя «Брата» и особенно «Брата-2».
Двухтысячные годы и Путин начались с того, что после выхода «Брата-2» по всей стране висели придуманные «Комсомольской правдой» рекламные плакаты «Путин — наш президент, Данила Багров — наш брат». Понятно, что любая попытка отношения к Даниле Багрову как к персонажу неоднозначному, — которым мы не только восхищаемся, но и кого боимся, — подобной рекламой навсегда зачеркивалось. Хотя на самом деле сравнение Багрова и Путина было точнее и тоньше, чем, очевидно, предполагали те, кто это сравнение проводил. Но дело не только в «Брате», была целая плеяда фильмов: «Бригада» и «Бумер» в двух частях. Конечно, это тройное «б», приводившее к абсолютной романтизации киллеров, бандитов, мафиози, — это то, с чем Балабанов в «Жмурках» открыто вступает в сражение.
Я считаю, что задачей Балабанова было преодолеть жалость зрителя к романтическому герою (каким бы он ни был: мафиози или киллером), потому что он герой. Сделать его таким, чтобы не было жалко.
В этом фильме нет главных героев, есть скорее сквозные — двое киллеров. Каждый из персонажей, если бы сюжет повернулся иначе, мог бы иметь дополнительные сцены или иметь еще меньше реплик, потому что каждый из них представляет собой некий вымышленный и доведенный до карикатуры тип. Я приведу короткий дайджест.
Киллер Дюжева, Саймон, — это отсылка к персонажу «Бригады»: сильный, дюжий, мощный мужчина, не очень умный, но воплощающий брутальную мужественность нового героя новой России. Он несет в себе западничество и неотрефлектированное поклонение каким-то западным образцам, например, пластинкам группы Sparks.
Герой Виктора Сухорукова представляет совершенно гениально не раз показанное этим актером (в том числе в фильмах Балабанова) неразличение добра и зла, порядка и хаоса, милиции и бандитов.
Так называемый Эфиоп моментально показывает всю скрытую и реальную ксенофобию России постсоветского периода.
Киллер Сережа воплощает новый тип славянофильства и почвенничества, когда человек одной рукой держит ствол, а другой крестится.
Особое внимание я хотел бы обратить на героев Андрея Панина и Алексея Серебрякова, один — архитектор, другой — доктор, создающий наркотики. Это два пути интеллигенции в России 90-х. Один прислуживает мафии, большому бизнесу, и его сжигают в камине, который он сам спроектировал (причем спроектировал плохо, потому что никакой подготовленности к реальной жизни у него никогда не было). Другой — гениальное предсказание образа Уолтера Уайта, доктор, который идет варить героин в самодельной лаборатории, прогнав навсегда любые угрызения совести. Ну и конечно, то, что воплощение этой совести актер Серебряков сыграл позже в «Грузе 200», а теперь и в фильме «Левиафан» Звягинцева, наводит на дополнительные размышления.
Героиня Ренаты Литвиновой — тоже совершенно гениальный образ: два классических штампа из дешевого эротического кино, которое в пору 90-х было единственным видом такой продукции, доступной широкому населению, — официантка и секретарша. Женщина, сыгранная самой интеллектуальной актрисой и сценаристом российского кино, которая нелепо причесана и одета в специальную юбку, позволяющую мужчинам замечать исключительно ее жопу. Это заставляет нас еще раз задуматься о специфическом самодеятельном эротизме российского кино 90-х, который в нулевых практически испарился (если не считать фильмов самого Балабанова).
Герой Юрия Степанова предсказывает явление новых чиновников, которых мы видим в финале, — уже преображенных главных героев. А также великолепное, хотя и совершенно неполиткорректное изображение преувеличенно еврейского героя Дмитрия Певцова, юриста, который легко меняет чемодан с деньгами на чемодан с героином.
Никита Михалков, играющий «пахана» с татуировкой СССР на груди, — даже не думаю, что тут надо что-либо пояснять. Но это не значит, что он играет Никиту Михалкова, хотя именно этот образ Михалкова — отсылка к иерархии российского кино 90-х: Михалков был единственным человеком, который получил «Оскар» и приз в Каннах, а после этого снял «Сибирский цирюльник», самый высокобюджетный фильм за всю историю российского кино. Его особое положение в этом фильме прекрасно показано и в то же время спародировано.
Ну и наконец, самый гениальный в своей лапидарности образ Александра Баширова. Я считаю, он изображает народ: его убивают первым и не дают произнести ни одной реплики, его рот заклеен. Это, наверное, наиболее красноречивый образ фильма.
С другой стороны, в «Жмурках» мне чувствуется предсказание финального исповедального фильма Балабанова «Я тоже хочу». Это два фильма, которые посвящены смерти и представляют собой череду смертей, так выстроен сюжет.
«Жмурки» — единственная комедия в творчестве Балабанова, посвященная смерти, вышедшая после того, как несколько его проектов не смогли состояться, не закончены были съемки фильма «Река» из-за смерти центральной актрисы и после того, как его друг Сергей Бодров-младший, исполнитель роли Данилы Багрова, погиб в Кармадонском ущелье. Две, к сожалению, не последние страшные смерти, связанный с этим персональный кризис, о котором знают многие близкие Балабанову люди. Тут можно отослать хоть к Бахтину, хоть к Рабле — это преодоление смерти смехом, классический рецепт. Но в данном случае Балабанов выходит за пределы карьеры и говорит о преодолении смерти в глобальном смысле, связанном со всей страной. Это очень важный терапевтический жест.
Я считаю, что неправильно считать «Жмурки» пародией. Пародия — это всего лишь один из элементов фильма. Скорее это трагикомическое, трагифарсовое подведение итогов того самого слияния кинематографа и реальности 90-х годов и попытка показать нам парадокс курицы и яйца, не решив его. Кинематограф, который упивался так называемой чернухой, жестокостью, разрухой, убийствами, попытками (часто неумелыми) сымитировать американские жанры, был результатом той реальности, которая возникла после разрушения СССР. Это тот вопрос, который ставится фильмом «Жмурки», я в этом убежден. Этот фильм можно назвать энциклопедией русского кино.
Сейчас проводят параллели между такими фильмами Балабанова, как «Война» и «Брат-2», с последними событиями на Украине и конфликтом России и Украины. Мне кажется, что это еще одно доказательство того, насколько нам сегодня необходим Балабанов.
