Документальный фильм о Борисе Немцове «Слишком свободный человек» впервые покажут в Петербурге 3 декабря на фестивале «Артдокфест». Его режиссер, бывшая журналистка НТВ и одна из основательниц телеканала «Дождь» Вера Кричевская, собрала картину из чужих интервью, архивных записей и голоса самого Немцова.
Кричевская рассказала «Бумаге», почему Немцов только после смерти стал ей близким человеком, какое уникальное интервью политика удалось найти авторам картины и как через Немцова они рассказали историю современной России.
Фото из архива Веры Кричевской
— Почему вы решили снять фильм о Борисе Немцове? Расскажите, как вы над ним работали.
— Идея делать это кино — не моя. Прошлой зимой Михаил Фишман (журналист, автор сценария фильма — прим. «Бумаги») и Евгений Гиндилис (кинопродюсер — прим. «Бумаги») обратились ко мне за помощью. Они сделали фильм о Борисе Немцове для немецкого телевидения, по горячим следам, после убийства. Миша, работая над немецким фильмом, сделал примерно 20 уникальных интервью. Но в фильм вообще почти ничего не вошло. А складывать их на полку непростительно и обидно. Я месяца два смотрела материал. Интервью завораживали своей откровенностью, искренностью: часть из них была сделана в первые месяцы после убийства Бориса. Но, с другой стороны, эстетика, аудиовизуальные качества этих интервью были очень низкими и абсолютно телевизионными, сделанными точно не для документального кино. Но содержательная часть меня убедила взяться за этот проект. Мы досняли еще ряд интервью. И начались месяцы работы с архивами.
Мне бы хотелось очень о многом расспросить его сейчас
Вообще, для меня это уникальный профессиональный опыт: делать кино из чужих материалов. Это же не только интервью: львиная доля визуального ряда — это новостные архивы последних 25 лет. И голос Бориса. Голос Бориса — это для меня главный эмоциональный компонент. Я перечитала, пересмотрела десятки теле- и радиоинтервью, чтобы сделать такую компиляцию, сделать его основным рассказчиком, первым источником. Разве кто-то может ярче Бориса рассказать про свою жизнь? Я придумала ход — небольшие новеллы, в каждой — основной рассказчик Борис, плюс интервью, плюс хроника, и так, как пазл, собирался нарратив. Безумно сложно и медленно, но очень интересно. Некоторые главы я перекладывала раз по семь-десять.
— Вы хорошо знали Бориса Немцова?
— В отличие от огромного количества своих коллег и друзей я была знакома с Борисом Ефимовичем шапочно. Он часто приходил к нам на НТВ гостем в разные программы, которые я делала, в том числе на ток-шоу «Свобода слова». Мы никогда не были друзьями или приятелями — мы были просто знакомыми. За последние двадцать лет у меня в жизни была тысяча возможностей с ним поговорить, подружиться, провести время, но как-то это никогда не случилось. У нас были короткие, деловые отношения в рамках телевидения. Теперь я об этом постоянно думаю: как удивительно сложилась жизнь, что только после его ухода он стал таким близким человеком для меня. Я разговариваю с ним последние восемь месяцев, это звучит странно, но так и есть. Всё это время каждый день, утром и вечером, я читала, читала, слушала, смотрела архивы. Это было мое основное занятие. Мне бы хотелось очень о многом расспросить его сейчас.
— Было что-то новое, что вы выяснили о Немцове, пока работали над фильмом?
— Вообще я знала о нем довольно много. Последние 25 лет я прожила так же активно, как и он, — только в журналистике. Мне было легко и очень интересно работать с архивами, потому что многое я просто брала из своей головы — особенно то, что касалось НТВ, начиная с 97 года. Я помню, что Женя Ревенко ездил в Нижний к Борису с Зюгановым летом 1996 года, помню, что в том же году Вадик Глускер освещал Давос, что Боря Кольцов занимался «Норд-Остом» (Евгений Ревенко, Вадим Глускер и Борис Кольцов — российские тележурналисты — прим. «Бумаги»). Я не знаю, откуда всё это в моей голове. Я просто помню какие-то эфиры, сюжеты, год, название, имена.
Мы живем в другой России. Та Россия была молодой студенткой-гуманитарием, а эта Россия — это «качок-охранник»
Но я узнала и что-то новое. Это была находка Михаила Фишмана — находка уникальная, и она играет действительно очень важную роль [в фильме]. Он нашел интервью Бориса Немцова Ирине Преображенской перед президентскими выборами 1996 года. Это очень яркое и в какой-то степени бунтарское высказывание по поводу возможного исхода выборов: он абсолютно спокойно говорит о том, что на выборах победит Зюганов, и бояться этого не надо, и это всё несмотря на то, что он сам находился полностью на стороне Бориса Ельцина. Миша нашел заметку в архивах «Коммерсанта», газета цитировала какое-то интервью Немцова НТВ. Мы месяца два никак не могли найти это видео, кассета была утеряна, и уже почти когда был готов весь каркас фильма, она нашлась!
paperpaper.ru
Документалистка Зося Родкевич, снявшая фильм «Мой друг Борис Немцов», — о том, для кого снят фильм, каким она хотела показать Немцова и много ли тот играл на камеру.
— В описании к вашему фильму президент «Артдокфеста» Виталий Манский сказал, что он создает такое впечатление, что на каждом этапе у Немцова была возможность изменить ход истории или что была некая череда фатальных событий, которые привели его к гибели. Вы хотели это показать?
— Этот вопрос не касается кино — он касается политики и позиции Бориса Ефимовича. Практически на каждом этапе своей жизни он принимал определенные решения, которые действительно — и это жизненный факт — привели его на этот мост. Все эти решения он принимал исходя из своих принципов, исходя из своей совести. Когда мы начинаем раскладывать каждый такой случай на кусочки и думать, почему он поступил так, а не иначе, мы понимаем, что честным, порядочным, принципиальным людям действительно не место в политике. Наверное, если бы он на каком-то этапе был более сговорчив, более покладист, то жизнь сложилась бы по-другому. Но это был бы другой человек.
— Пересматривая архивы за 25 лет, вы проследили не только то, что происходило в жизни Немцова, но и в России в целом. Вы можете теперь сжато сформулировать, что изменилось за эти годы?
— Да всё изменилось. Все завоевания сложного, спорного, сначала горбачевского, а потом ельцинского времени — все утеряны. Мы живем в другой России. Та Россия была молодой студенткой-гуманитарием, а эта Россия — это такой «качок-охранник». Молодость ушла, пришло имперское нуво. Вообще мы попытались через Немцова рассказать историю страны: это не только его история — это история последних 25 лет. Каждый раз, когда я смотрю куски этого фильма, хотя я знаю его наизусть, я думаю: боже, что с нами произошло? как это случилось, как мы позволили, чтобы с нами такое произошло? Немцов был ровесником новой России: его политическая жизнь началась тогда, когда началась новая Россия — в 1989 году. В этом смысле он был уникальной фигурой, потому что он прошел через разные этапы и по разные стороны в политике.
— Как вы считаете, какие у фильма шансы выйти в широкий прокат?
— У нас пока нет прокатного удостоверения, но министерство культуры уже присвоило фильму номер. Вообще, этот вопрос, скорее, не ко мне. Я надеюсь, что мы получим прокатное удостоверение: никаких причин его не получить я не вижу. Мы хотим показать этот фильм в конце февраля, когда будет очередная годовщина убийства Бориса Немцова, и организовать интенсивный, но — надо быть реалистами — короткий прокат. Я понимаю, что нам будет непросто захватить аудиторию. Это очень насыщенное политическое кино — там почти нет воздуха. Это совсем не развлекательное зрелище. Но мы должны посмотреть, какая будет реакция после премьеры на «Артдокфесте». То, что зритель не уйдет из зала в спокойном уравновешенном состоянии, — это я могу обещать.
