В 2012 году петербургский юрист Дмитрий Елизаров купил на аукционе полуразрушенный дом в Павловске. Других покупателей не было из-за обременения — дом имел статус выявленного объекта культурного наследия, поэтому его нельзя было снести и построить новый.
После всех экспертиз оказалось, что Елизаров купил памятник культуры регионального значения. Юрист потратил на реконструкцию десятки миллионов рублей и 10 лет — за это время у него родились двое детей.
«Бумага» поговорила с Дмитрием Елизаровым о том, жалеет ли он о необычной покупке и кто теперь живет в доме-памятнике, который он восстановил.
Дмитрий Елизаров
владелец дома-памятника
— Как вы стали владельцем памятника?
— Этот дом принадлежал городу и продавался фондом имущества Санкт-Петербурга на аукционе в 2012 году как аварийный. Это была обычная практика. Государство старалось само не заниматься ремонтом. Проблемы аварийного здания переходят к новому собственнику как бесплатное приложение к покупке.
— В каком состоянии вам достался этот дом?
— В скверном. К моменту покупки он уже 10 лет стоял без крыши, с упавшими перекрытиями, деревьями и птицами внутри. Помимо этого, бомжи, пожары, мусор с соседней стройки — то есть это в принципе было похоже на полуразрушенный барак. Тогда мне казалось, что дом не имеет никакой ценности и только земля, на которой он стоит ценна.
Этот дом имел статус «выявленный объект культурного наследия». Это означает, что нужно проводить историко-культурную экспертизу, которая определит, есть ли у дома мемориальная ценность (в этом случае владелец обязан отреставрировать дом — прим. «Бумаги»).
Тогда я понятия не имел, что у дома есть своя история. Ее только предстояло узнать. Мне просто понравилось само место. Я понимал, что рядом находится Павловский дворец. А императоры не строили резиденции в случайных местах. Для меня это было рекомендацией.
На аукционе покупателей отпугивал статус дома — «выявленный объект культурного наследия». С точки зрения инвестора это якорь на корабле, который не поднять. А я решил рискнуть. На аукционе дом был продан за 6 миллионов приблизительно. Хотя мне кажется, что можно было и бесплатно отдать, потому что обязательства по воссозданию дома обошлись раз в десять дороже.
— Почему вы вообще решили стать владельцем памятника?
— До этого я занимался тем, что покупал у фонда имущества Санкт-Петербурга аварийные квартиры в историческом центре — их продают ниже рыночной цены, но с обязательством восстановить в определенные сроки. Я один раз купил, другой. Понял, что это может быть экономически выгодно, так как после ремонта квартира становилась в два, а то и в три раза дороже, чем в аварийном состоянии. Правда, это занимало много времени, до 2 лет на проект, но я втянулся, и мне нравилась эта работа.
— Что вы узнали о доме, который приобрели?
— Эксперты довольно точно установили, кто и когда владел этим домом. Он был построен примерно в 1872–1876 годах. Предположительно, по проекту архитектора Ивана Потолова (какое-то время он был и главным архитектором Павловска). Первым владельцем дома была М. В. Савинская, мать известного русского художника Василия Савинского. В 90-х годах XIX века здание разделили на четыре квартиры. В одной из них проживал военный врач, теоретик медицины Николай Михайлович Пунин с семьей. Один из его сыновей, Николай Пунин, впоследствии стал известным искусствоведом и гражданским мужем Анны Ахматовой.
— Как проходила реставрация?
— Сначала нужно было сделать историко-культурную экспертизу, чтобы уточнить статус выявленного объекта культурного наследия. Она заняла год. Я, являясь заказчиком, не стал пытаться как-либо влиять на ее выводы. Эксперты долго исследовали здание и его историю, в результате чего пришли к выводу, что это памятник культуры регионального значения. Соответственно, был определен перечень предметов охраны, которые предстояло реставрировать, а полностью утраченные — воссоздавать.
Затем был разработан проект первоочередных противоаварийных работ, для принятия срочных мер по сохранению того, что можно сохранить, и демонтажу опасных конструкций, грозящих обрушением. Еще один год ушел на это.
В целом получился очень большой объем работы, потому что несущая конструкция сруба сильно пострадала, процентов на сорок. Полностью менялись все перекрытия, кровля, стропильная система. В общем, пришлось заниматься практически всем. Я уже не говорю про отделку — от нее, конечно, вообще ничего не осталось. Это заняло еще несколько лет.
Когда завершили работы с конструктивными элементами здания, можно было переходить к архитектурным деталям. По архивным фотографиям семьи Пуниных, которые проживали в этом доме, удалось восстановить утраченные веранды, террасы и балконы. В процессе работ мы находили их следы, получая новые подтверждения их существования в прошлом. Видимо, дом пострадал по время войны и после нее, в конце 50-х годов, был проведен капитальный ремонт. Тогда дом лишился многих архитектурных деталей и стал многоквартирным.
В пространстве чердака [при ремонте] была организована мансарда. Это дополнительная площадь, которая позволила мне вложить в восстановление дома дополнительные средства.
— Вам кто-то помогал?
— В самом начале я поговорил в КГИОП о том, с чего начинать и к кому обратиться. Мне порекомендовали ООО «НИиПИ Спецреставрация», которое занимается вопросами восстановления и приспособления памятников. Я связался с этой организацией, познакомился с ее руководителем, Игорем Леонидовичем Пасечником. Он взялся за это дело, а также помог подобрать эксперта, Екатерину Алексеевну Турову. Она жительница Павловска, большой фанат деревянных домов, занимается этим всю свою жизнь. Турова очень основательно подошла к подготовке экспертизы. Вот эти два человека на первых этапах направили работы в нужное русло.
— Ремонт — это испытание для любой семьи. Как ваша семья пережила 10-летнюю реставрацию дома?
— Когда я сказал жене, что купил на аукционе этот дом, она, конечно, была в шоке. Ей сразу представилось, что это будет слишком дорогим и долговременным «удовольствием». Но так как сделка уже была заключена, то она во всем меня поддерживала.
За 10 лет реставрации у меня родилось двое детей. Каждые выходные они ездили туда, видели эту стройку, росли вместе с этим домом.
— Как вы уже используете и планируете использовать этот дом?
— С самого начала у меня не было конкретного плана, что я буду делать с этим домом. Всё шло как шло. Сейчас у нас получилось десять квартир (за счет того, что нам дали сделать мансарду). В одной из них я решил жить сам со своей семьей, потому что это место мне нравится всё больше. Остальные продал.
— Что за люди купили у вас квартиры?
— С квартирами было так. Так как мне нужны были средства для ведения реконструкции, мои мать и теща захотели как-то помочь, поэтому они — очень условно это можно назвать долевым строительством — первыми купили квартиры еще на той стадии, когда там была разруха и никакой гарантии, во что и когда это преобразится.
Одна квартира, как я уже сказал, осталась за моей семьей.
Про других жильцов есть свои истории. У меня на доме висел обязательный информационный щит, на котором был написан мой телефон. Однажды мне позвонила женщина, сказав, что ей очень нравится дом. Мы договорились о встрече, я показал ей помещения. Будучи творческим человеком, музыкантом, пианисткой, она не смогла забыть об этом доме. Чтобы вступить в строительство, она продала свою квартиру, внесла вырученные средства и стала жить на съемной квартире в Павловске. В итоге она переехала еще на этапе строительства, оказавшись первым жильцом.
Еще одна жительница нашего дома — архитектор. Ей очень нравится Павловск, у нее была дача в Тярлеве (это соседняя деревушка). Узнав о продаже квартир в нашем доме, она продала эту дачу и вступила в строительство. На дачном участке у нее стояла статуя, выполненная ее матерью, которая тоже была архитектором. Теперь эта статуя стоит у нас на придомовой территории, напротив ее окна.
— Совпали ли ваши ожидания от покупки памятника с результатами реставрации?
— Не совпали ожидания по времени, которое я планировал потратить на реставрацию дома. Когда я его покупал, я считал, что можно будет всё сделать за три года. Но реальность оказалась иной.
Например, после заключения договора купли-продажи надо зарегистрировать сделку в Росреестре. А для этого необходимо заключить охранное обязательство с КГИОП. Официально КГИОП на это отводится 66 рабочих дней — это три месяца. А у меня только это заняло восемь месяцев. И подобная ситуация происходила на каждом этапе.
В целом было очень интересно разобраться в процессе реставрации деревянного дома — эта работа меня не разочаровала. Мне также было интересно понять, может ли восстановление памятника быть выгодным с финансовой стороны, а не приводить к разорению. Сейчас я думаю, что это экономически оправданно.
— Какими качествами и ресурсами должен обладать человек, который решил отреставрировать памятник?
— Что касается ресурсов, то они, конечно, нужны. Мне приходилось прибегать и к кредитам, и к продаже имевшийся у меня недвижимости, чтобы как-то продвигаться. Финансирование — это один из главных вопросов. Надо четко представлять, как и откуда будут поступать средства, ведь прибыль от проекта пойдет не сразу — сначала будут одни убытки.
Ну и надо обладать технологией. Понимать шаги, которые нужно сделать, иметь что-то вроде матрицы, которая есть в голове и ты ей следуешь. Если этого понимания нет, нужно хотя бы знать, у кого спросить. В целом это не секретная информация. А если ты уже ввязался в это, придется разбираться по ходу, потому что дороги назад уже нет.
Что еще почитать:
- Как Бельведер пришел в упадок. Дворцу в Петергофе с 90-х не могут найти применение: мы выяснили, что он принадлежит городу — и медленно разрушается.
- Центр Петербурга разрушается. Что происходит со зданиями и почему в упадке виноваты не только власти, но и мы с вами.
Фото на обложке предоставлено героем интервью.
«Бумага» сохраняет лексику героя, однако напоминает, что это слово лучше не использовать — у него есть уничижительный оттенок. Лучше сказать «бездомные».
