20 мая 2020

«Я живу как в прошлом веке»: хранительницы музеев Ленобласти — о любимых экспонатах, посетителях и сохранении памяти

Каково работать хранителем музея в небольшом городе или деревне? «Бумага» публикует интервью с сотрудницами «Дома станционного смотрителя», усадьбы «Рождествено» и других музеев Ленобласти. Они рассказывают, как создают музейные коллекции из старых пуговиц и черепков посуды, зачем шьют тапочки на машинке XIX века и почему называют себя «общиной сестер сбережения».

Ольга Коноплева

Главный хранитель фондов музея «Дом станционного смотрителя», деревня Выра

— Я сменила немало профессий. Много лет работала фотографом в ателье, вела школьный кружок фотографии, работала художником росписи по дереву. В музей устроилась завхозом еще в прошлом веке. Была смотрителем, потом научным сотрудником, затем главным хранителем.

Влюбилась в «Дом станционного смотрителя» искренне и уже навсегда. Нравится «Чистая половина», где время будто остановилось. Обожаю, когда топится русская печь в «Ямщицкой», нравятся конюшни, из которых только что вывели лошадей, сараи, в которых пахнет лесом и свежими дровами. И, конечно, колодец с огромным воротом (механизмом для создания тягового усилия на канате — прим. «Бумаги»). У него любят фотографироваться посетители.

Однажды во мне проснулся фотограф из «прошлой жизни» — я прошу девушку встать к колодцу чуть ближе и одной рукой взяться за ворот. Она берется рукой за свой воротник и говорит: «Так?» Я тогда поняла, что живу как в прошлом веке и говорю уже так же.

Хранитель — это немного Плюшкин, но в хорошем смысле этого слова. Это педант, который любит раскладывать всё по полочкам, этнограф, который знает всё о росписи на коромысле и изготовлении мебели, и в то же время искусствовед, который разбирается в живописи и скульптуре. Это немного юрист, немного завхоз, немного археолог. Человек, который любит быть один и заниматься описанием и изучением предметов. Но это и психолог, легкий на подъем и умеющий много говорить.

Как хранителю мне сложно выбрать любимый предмет в нашем музее, зависит от настроения и ситуации. В фондах Вырского филиала есть очень дорогие по антикварной стоимости предметы и те, которые еще недавно можно было найти в любом доме. Каждый имеет свою историю, художественную или краеведческую ценность. Любой предмет из фондов музея, будь то прялка-самопряха или ларец с инкрустацией XVIII века, может стать самым интересным.

Наталья Морозова

Главный хранитель фондов Новоладожского историко-краеведческого музея, Новая Ладога

— Заход в сферу хранительства у меня, как и у многих коллег, был не очень осознанным. Я трудилась, можно сказать, в пограничной сфере — 15 лет работала заведующей в Новоладожской городской библиотеке. Учителей в профессии у меня, к сожалению, не было, но постепенно сложилось очень важное для меня общение с коллегами — ближними и дальними. Мы все друг у друга на виду, как, впрочем, и наши коллекции.

Я восхищаюсь своими коллегами-хранителями и считаю нашу общность своеобразной «общиной сестер сбережения». Посудите сами: тащим на себе в общественном транспорте будущие музейные предметы на фондовую комиссию, ползаем по чердакам и развалинам в поисках предметов, потом сами же это богатство моем и очищаем, выискиваем предложения на аукционах. Фотографируем, ползая или лежа на полу, взлетая на стремянку. Прилипаем к интернету, проверяя атрибуцию. Я уже не говорю о рукописной работе и работе в системе автоматизированного учета и регистрации, где тысяча своих тонкостей.

Предмет хранения — довольно широкое понятие. В узком смысле это каждый отдельный музейный предмет. Но еще — объекты нематериальной культуры за пределами музейных зданий и музейных экспозиций: воспоминания наших жителей, строй их речи, топонимика. В современной агрессивной экспансии соцсетей, где много информационного мусора и неграмотности, это еще и сохранение русского языка.

Музейным предмет становится, если обладает контекстом, исторической пропиской. А любимыми становятся те, у которых есть свойство притягивать собратьев и формировать коллекцию, — такие нагленькие, умненькие пассионарики.

Была, например, коррозированная пуговка, а вдруг под ее говорящим аверсом собрались братишки — пуговицы разных ведомств Российской империи. И вот вам зачин филобутонистической коллекции. Был непонятный черепок от донышка голубой керамической посудинки, приложились усилия — и вот в фонде востребованная коллекция разнообразных помадных банок XVIII–XX веков.

Некоторые предметы становятся запоминающимися детками из-за радости их находки. Приходит даритель с просьбой помочь в атрибуции его вещицы, которую он, вероятно, хотел подарить. Вроде штырек какой-то. Сходу понимаю, что это личная печать. Взяв лупу, рассматриваю изображение и надпись. Сдержать восхищение невозможно. Вижу изображение ладьи и надпись, свидетельствующую о принадлежности печати Барсуку Ладожскому — одному из первожителей города, личному знакомому Петра I. Даритель, осознав ценность предмета, на наших глазах переквалифицируется в продавца. Сама виновата, не смогла погасить вовремя радость. Пришлось у спонсоров искать деньги.

Моя любовь, как уроженки Ленинграда, к родине понятна. Еще питаю какую-то корневую любовь к городам Русского Севера — это мой код, где зашифрована моя русскость. А в каждом из этих городов: Архангельске, Вологде, Новгороде, Пскове любимые места — набережные, именно они лучший показатель диалога человека и истории.

Светлана Дмитриева

Главный хранитель фондов Лодейнопольского историко-краеведческого музея, Лодейное Поле

— Для меня «предмет хранения» — это история предмета. Мой фаворит — швейная машинка фирмы «Зингер» с ножным приводом XIX века. 22 года назад, когда только пришла в музей, я настроила ее и шила тапочки для наших посетителей. Сейчас она в экспозиции городского зала.

Что-то интересное встречается каждый день, но рассказать хочу о случае, который возбудил во мне страх. В 1999 году два ребенка принесли военную заряженную гранату, а в музее в это время проходила экскурсия. Пришлось экстренно вызвать милицию.

Мне приходится иногда находиться в музее одной. В этом есть свой плюс: в тишине работается хорошо. А говорят, на земле рая нет: интернет отсутствует, телефон не берет.

Регина Берзина

Главный хранитель фондов музея-усадьбы «Рождествено», село Рождествено

— Кто-то, когда слышит о моей должности, шутит: «Хранителем? Времени?» Да, я хранитель времени и памяти. Ведь предметы, которые хранят музейные фонды, — это материальные источники, в которых спрятались время и память. Они могут многое рассказать.

До музея я успела получить образование художника-модельера и поработать в театре закройщиком исторического костюма, реквизитором и технологом в бутафорном цехе. После рождения дочери меня пригласили работать организатором экскурсий в Российский этнографический музей. Это напоминало работу и в театре, и на телевидении, где я практически выросла. Здесь тоже есть свое «закулисье» и работа, которая не видна посетителям, некое таинство.

Когда я работала в Кунсткамере, в фонды приходили работать с народными куклами два исследователя. Они подробно описывали каждую, некоторых просили «раздеть», то есть приподнять костюм, чтобы посмотреть на основу. Поднимаю выше подол (а размер у этих куколок, надо сказать, миниатюрный, меньше ладошки) и вижу запеленутую куколку размером не больше сантиметра: она была беременная. Куклы привезли из экспедиций в Среднюю Азию. Получилось маленькое открытие, которое, надеюсь, подтолкнет кого-нибудь к изучению традиций этих народов. Меня эта кукла заинтересовала, и я решила сделать ее реплику.

В первый год работы хранителем я увлеклась созданием шарнирных кукол, потом народных. Позже пошла на курс по реплике антикварных кукол. Так появилась моя первая реплика и влюбленность в антикварных кукол. Теперь моя жизнь — это музей и куклы.

Недавно я снова сменила место работы. Это была моя мечта — жить и работать там, где родилась моя мама и где стоит дом моих предков — в Рождествено. С ним связаны не только детские воспоминания, но и рассказы мамы о моих прадедах. Здесь всё дышит историей. Переехав сюда, я поняла, что нашла место, которое напитывает меня энергией.

Музей-усадьба «Рождествено» — это память веков, память о людях, живших в ней. Это память моей мамы, которая училась в усадьбе, в которой когда-то располагалась школа. А теперь это место, куда я каждое утро бегу с улыбкой.

Екатерина Пылева

Главный хранитель фондов музея-заповедника «Прорыв блокады Ленинграда», Кировск

— Частая реакция на мою профессию: «Ого, а что вы храните?» и «Это что-то из фильма „Властелин колец“ или „Гарри Поттер“!» Музей не отпускает. Это уже не просто работа, а неотъемлемая часть жизни. Я пишу стихи — и именно наш музей-заповедник «Прорыв блокады Ленинграда», его экспонаты и святые места, где он расположен, вдохновляют меня на новые строки о блокаде, войне, подвиге дедов и прадедов.

Особенно трепетное отношение у меня вызывают письма периода Великой Отечественной войны. Перечитываешь их и как будто погружаешься в те времена, когда люди были разлучены, жили в тяжелейших условиях, каждое письмо могло быть последним. Все они пропитаны любовью к близким, родине и жизни.

У нас в музее есть всеми любимый блокадный мишка (хотя это, скорее, собачка) — мягкая игрушка, сшитая из подручных материалов, которая, страшно говорить, наверное, пережила своего маленького хозяина.

Я влюблена в Санкт-Петербург, родилась здесь и жила много лет. Но случилось переехать в Кировск, ближе к новой работе — и я полюбила этот город за его боевую славу, красивые виды и приветливых людей. Любимое место — преддиорамная (музейная) площадь на живописном берегу Невы. Здесь наступали войска Ленинградского фронта при прорыве блокады, а теперь стоят боевые танки — немые свидетели тех событий. Поют птицы, и каждый закат не похож на предыдущий.

Интервью подготовлены Музейным агентством Ленинградской области

Бумага
Авторы: Бумага
Если вы нашли опечатку, пожалуйста, сообщите нам. Выделите текст с ошибкой и нажмите появившуюся кнопку.
Подписывайтесь, чтобы ничего не пропустить
Все тексты
Гид по пригородам Петербурга
В Сосновом Бору — не только АЭС. Осмотрите детский городок и прогуляйтесь по дюнам на берегу Финского залива
Много озер, всесезонный курорт с автотрассой и деревянная церковь. Приезжайте в Сосново
Чем заняться в Токсове? Искупайтесь в одном из озер, осмотрите трамплины и церкви, понаблюдайте за зубрами
В Сестрорецке — пляжи, старые дачи и ленинские места. Прогуляйтесь по болоту на берегу рукотворного озера и посидите в тени соснового леса
Прогулки с видом на реку, 100-летняя ГЭС и краеведческий музей в доме инженера — приезжайте в Волхов
Новые тексты «Бумаги»
На «Бумаге» — премьера клипа «Научи меня жить» от группы «Простывший пассажир трамвая № 7»
От хюгге-кэмпа до экофермы: блогеры рекомендуют необычные места для путешествия по Ленобласти
Чем технология 5G будет полезна экономике и почему вокруг нее столько страхов? Рассказывает кандидат технических наук
На Рубинштейна постоянно проходят уличные вечеринки, где веселятся сотни людей. Местные жители жалуются на шум, а полиция устраивает рейды
Как проходило голосование по поправкам в Петербурге: вбросы бюллетеней, коронавирус у членов комиссий и участки во дворах
Кто жил в Петербурге до Петербурга. Исследование
Покровитель репы, дух пива и праздник Кегри. Выставку о карельских мифах обвинили в «сатанизме» — вот о чем она на самом деле
«Копать памятники под снос я не собирался». История археолога Петра Сорокина — человека, который открыл Петербург допетровского времени
400 лет назад на территории Петербурга и Ленобласти поселились ингерманландские финны. Кто они и как сейчас живут их потомки
«Ингерманландец — это не финн и не русский. Это что-то третье». Четыре истории семей, которые столетиями жили в деревнях Ленобласти
Ингерманландцы жили на углу Невского и Фонтанки. Где еще находились финно-угорские деревни в допетровское время — на карте современного Петербурга
К сожалению, мы не поддерживаем Internet Explorer. Читайте наши материалы с помощью других браузеров, например, Chrome или Mozilla Firefox Mozilla Firefox или Chrome.