Во второй половине 2018 года в прокат должен выйти фильм Кирилла Серебренникова «Лето», рассказывающий о малоизвестных фактах из биографии лидеров групп «Кино» и «Зоопарк» Виктора Цоя и Майка Науменко.
В середине февраля «Лето» раскритиковал Борис Гребенщиков, заявивший, что сценарий представляет собой «ложь от начала до конца». Против фильма выступил и сооснователь «Кино» Алексей Рыбин. На волне критики депутат Госдумы Виталий Милонов предложил запретить «Лето».
«Бумага» поговорила с сыном Виктора Цоя Александром о новом фильме, популярности отца, выступлении в «Вечернем Урганте» и заработках на YouTube.
— В последние недели разные люди — от Бориса Гребенщикова до Виталия Милонова — критикуют фильм «Лето» Кирилла Серебренникова за якобы недостоверность. Некоторые даже предлагают запретить прокат. Вы сами знакомы со сценарием фильма?
— Я довольно близко знаком с фильмом, видел его предмонтаж. Сейчас не хочу ничего конкретного говорить о «Лете», но мне всё в целом понравилось. Кампания, которая проходит в прессе, мне кажется невероятным бредом. Ведь пока никто не видел, каким получился фильм. Все судят по начальной версии сценария, которая сейчас к фильму имеет весьма опосредованное отношение. Там очень многое изменилось.
То, с каким удовольствием и яростью пинают фильм, вызывает у меня трепет. Просто удивительно, какой накал; уже можно сравнить с «Матильдой». «Лето» вызывает почти такой же гнев, как попрание репутации канонизированного царя-батюшки. Это, с одной стороны, очень любопытно, но с другой, глупо ругать фильм, который в финальном варианте еще никто не видел. Интересно, если кино выйдет и всем понравится, возьмут ли люди свои слова обратно? Потому что фильм как минимум неплохой. Скорее всего, никто никакого криминала там найти не сможет.
— Вас познакомили с фильмом, так как создателям нужно было право на использование образа Виктора Цоя?
— Ну да. Требовалось одобрение по целому ряду моментов. Не буду вдаваться в подробности, но я дал его. Не знаю, что покоробило других людей.
— Как вы думаете, это связано с делом Серебренникова?
— Конечно. Мнение об этом фильме во многом превратилось в политическую позицию. Люди делятся на лагеря. Но есть и пример Бориса Борисовича Гребенщикова, который симпатизирует Кириллу в его тяжбе, но высказывается против фильма. В этом случае не очень понятно, что происходит.
— Скандал дошел до того, что сооснователь «Кино» Алексей Рыбин заявил, что собирается снимать свой фильм о Цое. И он вроде бы даже выйдет в этом году. Что вы об этом думаете?
— Пока непонятно, как к этому относиться. Подробности о фильме мне неизвестны.
— А вы вообще понимаете, что конкретно его смутило в «Лете»?
— Мне сложно сказать. Я увидел довольно неплохое кино. Оно, конечно, не претендует на историческую достоверность, но ничего предосудительного, на мой взгляд, там нет.
— Это уже не первый фильм за последнее время, который обвиняют в искажении исторических фактов. До «Лета» была та же «Матильда», «Движение вверх», «Смерть Сталина». На ваш взгляд, в художественных фильмах про реальных личностей автор должен обязательно следовать их биографии или у него есть право на высказывание?
— Мне кажется, что следовать биографии в большинстве случаев невозможно. Как правило, ни одна биография не подходит идеально для экранизации художественного фильма. Ведь задача именно художественного кино отличается от документального: здесь главное — выдержать характер и дух персонажа, хорошо рассказать интересную историю.
— Вы сказали про характер и дух персонажа. Как вам кажется, в «Лете» он передан верно? Он соответствует вашим представлениям об отце?
— Знаете, «Лето» в большей степени не об отце, а скорее, в целом о духе времени и той тусовке. Мне кажется, это очень интересно и классно передано. Фильм неплохо работает. На самом деле, это фильм не о Викторе Цое.
— А вы хорошо знаете то время?
— Нет, сам не присутствовал (Александр Цой родился в 1985 году; когда умер отец, ему было пять лет — прим. «Бумаги») и на экспертное мнение не претендую. Могу судить только об атмосфере того времени, но досконально в каких-то фактах не разбираюсь.
— Вы сами сравнили выход «Лета» с «Матильдой». Вам не кажется, что вокруг Виктора Цоя сложился такой культ, что любое высказывание, не совпадающее с каноном, будет преследоваться?
— Возможно, есть такой момент. Фигура так много значит для огромного количества людей, что любая попытка посмотреть на нее с другой стороны, будет восприниматься в штыки. С этим ничего не поделаешь.
— А как вы сами относитесь к этому культу?
— Не знаю, как ответить на этот вопрос. Наверно, никак не отношусь. Стараюсь просто делать на это скидку, но всё же считаю, что какие-то смелые и неожиданные проекты должны иметь право на жизнь.
— То есть вы бы лично не препятствовали выходу фильма, где была бы какая-то критика Цоя, другая точка зрения на фигуру?
— Наверно, был бы не против. Если не было бы опять об агенте ЦРУ (агентом ЦРУ Виктора Цоя назвал депутат и основатель движения «НОД» Евгений Федоров — прим. «Бумаги»), меня бы устроило. Хотя было бы интересно, если бы какой-то хороший документалист снова поднял эту историю и разобрался.
— А как вам кажется, статус Цоя в современном обществе соответствует уровню его личности и музыки или его культ уже перерос всё это?
— Нет, наоборот, мне кажется, что мы видели только малую часть того, чем мог бы стать Виктор Цой. Он мог бы быть еще в миллион раз круче. Если бы не все ограничения, который накладывал Союз, кто знает, чем бы всё закончилось. Его непреходящая слава и популярность более чем заслуженны и, может быть, должны быть еще больше.
— Как вам кажется, обстоятельства смерти Виктора Цоя сыграли большую роль в его популярности?
— Уже никак не проверить, что было бы, если бы не случилась трагедия. Но стадионы же собирались, и люди тысячами ходили на его концерты. Даже сейчас немногие артисты могут повторить такое.
— Больше всего популярность Цоя, наверное, чувствуется в Петербурге. По памятным местам водят экскурсии, уличные музыканты на каждом перекрестке поют «Кукушку». Сами же вы переехали из Петербурга в Москву. Почему?
— Просто мне очень нравится Москва. Петербург мне нравится четыре месяца в году, когда можно гулять от Рубинштейна до Петроградки и обратно. В Москве, мне кажется, проще живется в остальное время. На самом деле, это как отношения с родителями. Нужно разъехаться, чтобы они улучшились. Вот у меня с Петербургом такая же история. Пока там жил, казалось, что это какая-то повинность, а сейчас приезжаю, гуляю и всё здорово, красиво.
— Можете сказать, в чем Москва лучше Петербурга? Кроме погоды.
— На самом деле, погода в Москве не сильно лучше, это, скорее, какая-то иллюзия. Мне кажется, что сейчас в Москве стало инфраструктурно гораздо лучше. Если говорить о повседневном комфорте горожанина: транспорт, МЦК, какие-то другие проекты. На самом деле, я сейчас говорю эти вещи, как будто у меня в голове есть упорядоченный список преимуществ Москвы, но это не так. Просто чувствую себя здесь поживее.
— Вы, как и отец, решили заняться музыкой, основали рок-группу «Ронин». С ней вы даже выступили в «Вечернем Урганте». Как так получилось?
— Мне просто пришло приглашение на электронную почту от «Вечернего Урганта». В нем говорилось, что они приглашают меня выступить, была указана конкретная песня — «Шепот». Она и по хронометражу им подходит, и, видимо, устроило ее содержание. Больше никаких вводных не было, всё стандартно.
— В тексте песни есть упоминание наркотиков: «Строчки заперты в ручке, как трава в самокрутке»? С этим не было проблем на Первом канале?
— Про траву мне ничего не сказали. Я ждал, что меня попросят в этом месте сделать какую-то паузу или не говорить вслух, но ничего не было.
— Это был первый раз, когда «Ронина» услышала такая большая аудитория. Какая была реакция?
— Я стараюсь особо не читать, что люди говорят. Потому что в комментариях много неприятного и неконструктивного. В целом мне кажется, что некоторым людям очень понравилось, а некоторым — наоборот. Из моих друзей и знакомых меня все поддержали. Не знаю уж, из вежливости или им правда понравилось.
— Вы сами были довольны выступлением?
— Я был доволен. Мне кажется, получилось довольно прикольно. В телевизионном формате, где нужно симпатично выглядеть и что-то из себя такое представить, получилось довольно успешно.
— А как выступление на «Вечернем Урганте» повлияло на ваш проект? Вас начали куда-то приглашать после этого?
— Да, был продемонстрирован товар лицом, то есть показана группа, которая пригодна к концертному существованию. Начался уже конкретный интерес со стороны организаторов, которые хотят сотрудничать, но я пока никого не выбрал и ничего не решил. Сейчас всё замерло в ожидании какого-то моего решения, а я на стадии переговоров с самим собой. Плюс нужно сесть и сделать еще песен. Возможно, это случится уже в ближайшее время.
— А есть какие-то причины, по которым вы откладываете концерты?
— Да нет, сейчас это прокрастинация скорее. Есть небольшое опасение, что концерты, жесткий график и так далее могут убить какое-то удовольствие от процесса, но с другой стороны, не попробуешь — не узнаешь. Было бы глупо из-за такого опасения не начать. Если можно играть концерты, нужно их играть. Это самая главная проверка в жизни группы. Если люди будут ходить, значит, она клевая. Если нет, то, в общем, можно расходиться.
— Вы много раз говорили, что пытаетесь отстроиться от образа отца. В том числе в музыкальной карьере — например, раньше выступали под псевдонимом. Сейчас у вас какое отношение? Ведь очевидно, что организаторы захотят продвигать вас и ваши концерты именно как выступления сына Цоя.
— Постараюсь к этому относиться адекватно, с пониманием того, что организаторы хотят отбить деньги, которые вкладывают в привоз группы. Думаю, что выступления можно рекламировать и без приписки «сын Виктора Цоя». Писать просто: «Александр Цой» — и все будут понимать, о ком идет речь. Вот если это произойдет, будет успех.
— Как вы думаете, почему вы тоже занялись музыкой?
— Среда, гены, черт знает что. Кассета Дэвида Боуи, которая у меня была в детстве; мне казалось, что человек с гитарой выглядит очень круто. Не знаю. Просто всегда нравилось, как это выглядит. Да и потом, когда я уже узнал, из чего состоит жизнь музыканта и гастролирующего артиста, оказалось, что этот образ жизни мне близок.
— Чем? Это же довольно тяжело.
— Очень тяжело только короткий промежуток времени, а потом ты можешь лежать на диване и пить чай. Мне такой график очень нравится.
— Когда вы запускали «Ронина», было понятно, что от прямых сравнений с отцом не уйти. Как вы решили для себя эту проблему? Не обращать внимания?
— Ну да, пришлось с этим смириться. Это неизбежно. Причем сравнение, скорее всего, никогда не будет в мою пользу. Хотя бы из-за того, что люди меня будут сравнивать с тем впечатлением, которое они получили в 15 лет, впервые послушав «Группу крови». Конкурировать с этим впечатлением невозможно просто потому, что людям уже никогда не будет 15 лет. Стало понятно, что это всё никак не обойти, если я хочу заниматься музыкой.
— «Ронин» вам уже приносит какие-то деньги?
— Могу назвать точную сумму, которую мне принес мой альбом через цифровые продажи — 72 доллара. Эта цифра будет довольно полезна людям, которые считают, что копирайт не нужен и музыканты зарабатывают миллионы.
— А «Вечерний Ургант» не платил за выступление?
—Нет. Выступление там — это вложение денег. Привезти музыкантов, провести репетиции и так далее. Я вложил порядка 50 тысяч рублей или что-то подобное.
— Другой ваш проект — ютьюб-шоу «Белый Цой». Зачем вы его запустили?
— Мы с моим другом Димой Белым хотели попробовать, чтобы узнать, получится ли у нас запустить шоу на YouTube. В принципе, оказалось, что можем [это сделать], но, наверно, не настолько хорошо, как хотелось бы. А может, нас еще и ждет какой-то успех.
— Вы планируете продолжать проект?
— Ну да, у нас, кажется, даже есть уже снятые выпуски, которые еще не выложены. Просто в последнее время мы оба разъехались по своим делам и немножко отпустили эту историю. Наверно, будем продолжать.
— Когда вы запускали «Белого Цоя», чего вы ждали? Что ваше шоу взорвет и наберет миллионы просмотров?
— Мы сняли пилотный выпуск и даже не стали выкладывать его на YouTube, настолько он был хреновым. В целом я и думал, что будет всё как обычно: медленный подъем в гору. Редко какие-то творческие проекты сразу взрывают; обычно это годы обучения, подготовки, проб и ошибок.
— Есть миф, что на YouTube горы денег. Ваше шоу пока не приносило доход?
— Пока нет. Горы денег, вероятно, там есть, но они не такие легкодостижимые, как сейчас многим кажется. Это большая работа по созданию контента, продвижению, продаже. Может быть, необходимо тусоваться с другими видеоблогерами, заводить менеджера по продаже рекламы. Это работа, нигде просто так деньги не дают. Даже на YouTube.
— А вы сами смотрите каких-то блогеров?
— Практически нет. Я посмотрел определенный набор, чтобы понимать, что происходит, но мало кто из видеоблогеров меня так уж развлекает. Сейчас же суперконкуренция среди контента за время. Одновременно есть суперсериал, суперфильм, суперютьюбер и супермузыкальный альбом. И ютьюберы у меня редко в этой конкуренции выигрывают. Наверно, только пресловутого Дудя я смотрю. Вот такой старперский формат, когда человек берет интервью у другого человека, мне нравится, а всё остальное как-то не очень.
— А баттлы, которые сейчас все смотрят, как вам?
— Я ознакомился с лучшими примерами и понял, что этот формат мне не близок. Потому что это такой спорт, а я скорее за искусство.
— В прошлом году у вас был суд с компанией, которая продавала права на использование песен Виктора Цоя. Чем всё закончилось?
— Суд выигран. Договор признан недействительным, я заключил контракт с другой компанией, которая мне больше нравится.
— Вы стали больше зарабатывать на правах?
— Я всё еще никаких денег не вижу, потому что должно пройти время, чтобы заключенные контракты прошли и всё начало заново продаваться. Но у меня сейчас большие планы даже не финансовые, а другого характера. Например, найти первые копии альбомов, придать им лоска, всё отреставрировать и переиздать. Сделать, наконец, всё красиво и классно. А там уж, надеюсь, и деньги приложатся.
