Культуролог Алексей Машевский объясняет, зачем нужна поэзия

На первой лекции благотворительного курса «Культурный код» культуролог и литературовед Алексей Машевский рассказал: отчего «Дон Кихот» уже не актуален, как вышло так, что в стихотворении Пушкина смыслов больше, чем атомов во всей Вселенной, почему самые великие стихи лишены смысла и как поэзия спасет мир от коммуникационной глухоты. «Бумага» публикует конспект лекции. Поэтический текст — это уникальная форма познания и коммуникации. Рискну сказать, что только поэзия и является литературой. Проза в истории литературы возникает довольно поздно, есть времена, когда проза вообще не принимается в зачет. А после своего появления она представляет собой некий минус-прием на фоне поэзии. Оды Горация и сонеты Шекспира — вполне себе живое чтение и сегодня, а вот авантюрный роман уже сложно воспринимать как современное чтение. И, стыдливо опуская глаза, скажу даже, что трудно представить, что оба тома «Дон Кихота» Сервантеса в наше суетливое время можно открыть и прочитать. Это по меньшей мере затруднительно. Проза сильно завязана на политические и хозяйственно обусловленные вещи, зависит от моды, и мы, читая прозаические страницы, очень часто не можем обойтись без комментария. Стихи же — странная штука — мы можем читать, не понимая и понимая одновременно. Поэтическое слово оказывается гораздо более долговечным.

Только поэзия и является литературой

Прочитав прозаический текст, мы лучше всего помним последнее слово, затем — то слово, что шло перед последним, и так далее. В поэтическом тексте все иначе: лучше всего мы также будем помнить последнее слово, потом — то, которое по ритмической позиции совпало с последним словом, а оно может располагаться за две-три строчки от последнего. Это означает, что в лирическом произведении возникают какие-то дополнительные связи между словами. При переводе мыслей в слова возникают очень серьезные проблемы. Это понял еще Жуковский и написал стихотворение «Невыразимое», а потом навсегда зафиксировал Тютчев в своем знаменитом Silentium!. Тютчев говорит о том, что есть громадная гносеологическая проблема, заключающаяся в том, что непонятно, как с помощью языка можно что-либо выражать. Причина очень простая: в греческом языке, например, есть пять слов для передачи состояния «люблю», а в русском языке — только одно. И поэтому мы говорим «я люблю гулять», «я люблю яблоки», «я люблю маму с папой» и «я тебя люблю» — и используем одно и то же слово. Но как с помощью одного этого слова выразить оттенки чувства, которое меняется на наших глазах от «любить» до «ненавидеть»? Как? Звезд в галактике больше 200 миллиардов, а употребляемых слов в русском языке — 30 тысяч. Как описать с помощью этого набора все многообразие чувств? Тютчев говорит: «Мысль изреченная есть ложь»; как только вы засовываете свое чувство, свою мысль в прокрустово ложе языка, они деформируются и усыхают. И ужас не только в том, что мы не можем ничего сказать другому, мы и для себя ничего не можем зафиксировать. Пройдет немного времени, чувство уйдет, на его смену придет другое, а у тебя на память — только узелок из этих «люблю», «люблю», «люблю». А что мы там любили — попробуй разберись. Именно из этой проблемы с конца XIX века в Европе начинает вырастать настоящая катастрофа. Символизм — это своеобразная левая попытка французских и российских поэтов преодолеть тютчевскую антиномию.

Пройдет немного времени, чувство уйдет, на его смену придет другое, а у тебя на память — только узелок из этих «люблю», «люблю», «люблю». А что мы там любили — попробуй разберись

Через 40 лет Тютчеву ответит Фет стихотворением «Как беден наш язык». Совершенно удивительным образом Фет утверждает, что поэтическое слово крылато, что в поэтическом тексте мысль может быть выражена с абсолютной точностью, у поэта крылатое слово способно описывать неописуемое. В поэтическом тексте между словами возникают не только горизонтальные связи, но и вертикальные. Когда мы имеем дело с матричными, а не линейными структурами, мы попадаем в сферу больших чисел. Проведя минимальный математический расчет, мы поймем, сколько смысловых связей может возникнуть в подобной структуре. Если в стихотворении всего десять слов, число смысловых связей превышает 3,5 миллиона. А если в стихотворении 62 слова, число потенциальных смысловых связей равняется трем на десять в 85 степени. А это больше, чем число всех атомов во всей видимой Вселенной. Это значит, что такая структура адекватно и точно может выразить абсолютно любой смысл.

Если в стихотворении 62 слова, число потенциальных смысловых связей равняется трем на десять в 85 степени. А это больше, чем число всех атомов во всей видимой Вселенной

Стихи формально отличаются от прозы только тем, что это текст, который, помимо предложений, принудительно разбит на пресловутые строчки, которые заставляют делать в конце паузу. И сразу становится понятно, что никакой прозы и никакой поэзии нет, а есть только текст, который будет являться либо прозой, либо поэзией в зависимости от того, как вы его прочтете. Любой текст вы можете разбить на строки и получить таким образом стихи. А когда мы читаем стихи вслух, мы должны своим голосом подчеркивать, что это отдельная относительно другой строчка. Поэтому сразу говорю и закрою эту тему навсегда: все профессиональные чтецы-актеры в принципе читать стихов не умеют. Они делают только одно: пытаются модуляциями своего голоса якобы выделить смысл предложения и навязывают выделение синтагм, а на самом деле разрушают стихотворение и пытаются его превратить в прозу.

Текст будет являться прозой или поэзией в зависимости от того, как вы его прочтете

Один и тот же текст, в зависимости от того, как мы его читаем, — либо великое стихотворение, либо бессмыслица. Элементарная формальная процедура разделения стихотворения на строчки приводит к появлению так называемых асемантических пауз. Эти паузы немедленно превращают поэтический текст в нечто совершенно противоположное любому информационному сообщению. Любой гениальный поэтический текст представляет собой логическую абракадабру. Вообще-то, все по-настоящему великие стихи устроены по принципу «в огороде бузина, а в Киеве — дядька». Не являясь сообщением, стихотворение является говорением. Чтение стихотворения позволяет разыграть все от собственного лица. Читая великие лирические стихи, вы становитесь Шекспиром, Гомером, Пушкиным, Лермонтовым, Пастернаком и так далее. Все, что написано в этих стихах, оказывается лично присвоенным. Они написаны именно так, чтобы не вам что-то сообщать, а чтобы сделать ваш голос сообщительным в тот момент, когда вы это произносите. Поэзия — это возможность стать конгениальным кому угодно. Если вы в состоянии прочитать стихотворение так, как его написал Пушкин, то вы в момент прочтения становитесь Пушкиным.

Любой гениальный поэтический текст представляет собой логическую абракадабру

Каждую строчку мы должны прочитать в рамках некой монотонии и поставить паузу в конце. Чтение любого стихотворения превращается в борьбу между фразовой интонацией, которую несет на себе синтаксис и синтагмы, и монотонией, которая накладывается на эту фразовую интонацию и напрямую начинает выражать чувства. Поэзия не описывает чувства лирического героя, а передает их непосредственно, а порой даже вопреки заявляемым поэтом словам. Поэтический текст лирического стихотворения делает практически невозможное: он учит слышать не то, что говорят люди, а то, как они говорят. Ибо в том, как мы говорим, на самом деле скрывается 99,9 % информации. И теперь вернемся к тому, с чего начали: можем ли мы в языке выражать свои чувства? Конечно, да. Только если мы этот язык будем использовать не как робот, произносящий логически выстроенные фразы. Каждое слово, которое вы произносите, вы окрашиваете интонацией. И эта интонация и несет в себе главную информацию. Ибо слово «люблю» вы можете сказать тысячами различных способов. В обществе считается, что стихи — это неизвестно для чего существующая особо изящная форма, необходимая для того, что запудривать девушкам мозги. В силу этого мы получаем общество, которое слушает другого как читает газету. Тотальная коммуникационная глухота, которую мы имеем, — я в этом убежден — возникает именно от того, что человек сегодня не умеет слышать стихи. Ибо только стихи по-настоящему и учат его интонационной чуткости.