В Петербурге начался фестиваль документального кино «Артдокфест». На нем покажут фильм «Курс молодого шамана» — о том, как психолог из США отправляется в Тыву изучать шаманские практики. Во время съемок режиссер картины Светлана Стасенко встречалась с известными шаманами республики и наблюдала их ритуалы.
Режиссер рассказала «Бумаге», как изучала быт шаманов, зачем местные жители обращаются к ним вместо врачей и почему тувинцам привычнее юрты на природе, чем многоквартирные дома в городах.
— Как вы познакомились с главными героями фильма — тувинским шаманом и его учеником, приехавшим из США?
— Эта тема интересовала меня очень давно. У меня уже были фильмы не столько о шаманизме, сколько о живых остатках древней культуры, древней философии, которая встречается и у марийцев, и у удмуртов, и у манси, и у поморских народов (шаманизм — ранняя форма религии. В ее основе лежит вера в то, что шаманы обладают сверхъестественными способностями и вступают в общение с духами, что позволяет, например, лечить людей. Шаманство распространено в том числе среди народов Сибири — прим. «Бумаги»).
Я много с этим работала и случайно узнала от своей подруги, что Алексей, один из главных героев фильма, учится в Портленде у Арнольда Минделла — одного из величайших психологов современности, который сам очень много учился у шаманов по всему миру. Минделл сумел понять, как шаманские практики влияют на человека и его организм, как психологу можно их использовать. У Алексея была обязательная летняя программа, во время которой студенты должны были ездить к шаманам и изучать их практики. Когда я узнала, что Алексей летит в Тыву, то сразу познакомилась с ним, и через неделю мы с оператором уже были там.
— В чем была мотивация Алексея, когда он ехал становиться шаманом? Он хотел изучить шаманизм именно как психолог или делал это для себя лично?
— Этого я не знаю. Знаю, что он пришел из бизнеса и, видимо, что-то его привело к этому. Иногда что-то нас приводит к совершенно неожиданным вещам. Я, например, не собиралась быть режиссером, а хотела быть археологом, но вдруг что-то меня привело [в кино], чему я очень счастлива. Точно так же и с ним.
— В фильме говорится, что Алексей ехал к шаманам, потому что хотел «открыть третий глаз». Что он под этим подразумевал?
— Считается, что в нашем теле есть несколько энергетических центров, и один из самых сильных — там, где индусы рисуют точку [на лбу]. Так называемая шестая чакра (понятие чакры используется в буддизме, индуизме, а также оккультных учениях; наукой не поддерживается — прим. «Бумаги»). Через нее происходит связь с высшими силами, прошлым, будущим. Есть даже поверье, что раньше все люди видели сущности из других миров, а сейчас это могут только животные. Так вот, считается, что если этот энергетический центр активировать, он позволяет видеть вещи, недоступные обычным людям. То есть открывается некое шестое чувство.
— Какую роль играют шаманы в тех местах, куда вы ездили? Как к ним относятся жители?
— В советское время шаманизм был запрещен, хотя шаманы всё равно были и тайно принимали [посетителей]. Но в открытую и они боялись работать, и люди боялись к ним обращаться.
Мама одной из наших героинь, Сары, была коммунисткой и партийным работником. А у двух сестер открылся дар: они предвидели будущее, рассказывали соседям на улицах, что с ними будет. Однажды к ним пришел председатель партийной организации, и эти две девочки — может быть, шести и восьми лет — сказали: «Дяденька, у тебя в течение года заболеет и умрет жена, ты ее похоронишь и женишься на молодой, к которой по воскресеньям ходишь». Был дикий скандал, маме влепили выговор. После этого вызвали какого-то шамана, который закрывал [сестрам] эту самую чакру. Но потом дар всё равно открылся, и обе теперь работают в «Дунгуре» (обществе тувинских шаманов — прим. «Бумаги»). А Сара — его председатель.
Сейчас, конечно, всё открыто. В фильме мы сняли Монгуша Кенин-Лопсана — абсолютно уникальную личность: с одной стороны, это профессор, доктор наук, который всю жизнь занимался изучением шаманизма, а с другой — шаман. Он сам умеет делать обряды, гадать и предсказывать, и при этом изучает, как именно работает тот или иной шаманский обряд.
Кенин-Лопсана назвали «Живым сокровищем шаманизма»: это звание имеют всего пять человек в мире — пять наиболее ярких представителей шаманизма (звание присваивает Американский фонд шаманских исследований — прим. «Бумаги»). И он среди них. Кенин-Лопсану сейчас 92 года, он болеет, и все молятся о его выздоровлении.
— За чем люди в Тыве, как правило, обращаются к шаманам?
— Мы были у очень сильной шаманки Дарьи в Ак-Довураке. В этом городке когда-то был асбестовый завод, который сейчас пытаются реанимировать. Там есть больница и врач, но к нему почти не ходят — идут к шаману. Дарья занимается практически всем: гармонизирует энергию, снимает головную боль, лечит младенцев, чтобы они не кричали и не страдали от детских болезней. Она находит пропавших лошадей и какие-то исчезнувшие вещи. Или, например, на картах смотрит, почему молодой человек изменяет девушке. Говорят, помогает.
Но всегда же ставишь эксперимент на себе. И мы с оператором Ириной Уральской тоже сели погадать: благо, стоит у нее это 20 рублей — не 200, а 20! Пошли мы, в общем, из любопытства, но практически всё, что она предсказала, лично у меня сбылось.
— Какие ритуалы вы наблюдали во время съемок? Что из этого было самым впечатляющим?
— Самый впечатляющий [ритуал] в фильм не вошел. У нас и так был перебор героев: Кенин-Лопсан, Чочагар, Сара, Дарья, Белый Дракон. Но был еще такой шаман Марат, который вместе с Дарьей делал вызывание дождя. Я хочу потом отдельную зарисовку сделать, это прямо снято: абсолютная жара, играют дети, шаман делает обряд. После обряда положена трапеза, все идут на нее. И только успели накрыть [на стол] — гроза, ветер, молнии, проливной дождь. И Марат ходит под дождем — гордый, что так всё лихо получилось. Это потрясло нас до глубины души.
— Герой фильма Алексей довольно легко получает справку о том, что стал шаманом. Получается, это несложно сделать?
— И Дарья, и Белый Дракон, и Кенин-Лопсан признали, что у него есть дар. Это не просто так. Только Сара не признала.
Кроме того, был монгольский шаман, который приезжал на шаманский фестиваль и гадал Алексею: он нашел у него в роду какого-то родственника, у которого был дар ясновидца. Даже сказал, что его звали Николаем. У Алексея в роду были монахи, священники, и вот один из них оказался прозорливым — так сказал монгольский шаман.
Я хотела вставить этот эпизод в фильм, но, к сожалению, монгольские шаманы не разрешили себя снимать. Следующим летом мы специально поехали в Монголию, в том числе, и для того, чтобы их найти, но просто заблудились и не нашли. Потому что у них нет ни связи, ни мобильных — ничего. С нами должен был ехать Чочагар, знавший этого шамана, но он уехал домой. И мы поехали наудачу с Белым Драконом.
— В фильме есть эпизод, где Алексей платит 5 тысяч рублей за шаманский сертификат, потом у него просят еще 5 тысяч за что-то. Как эта бюрократия соотносится со всеми шаманскими духовными практиками?
— Во-первых, Алексей заплатил вступительный взнос в шаманское объединение, во-вторых, справка — это, скорее, результат гадания, которое ему сделали.
Шаманская практика, конечно, вещь сугубо духовная, но шаманам тоже надо покупать еду, кормить семью. За все обряды мы обязательно платили деньги — и это нормально. Представьте, что вы идете в Америке к какому-то экстрасенсу и он вам предлагает заплатить 200 долларов — это не вызывает у вас никакого противоречия. А тут работают какие-то предрассудки и стереотипы.
— Что представляет из себя быт шаманов?
— Это очень интересная вещь: у каждого шамана обязательно есть костюм и бубен. Пока он ходит в платье и туфлях, он может копать картошку, готовить еду, чинить машину — всё, что угодно. Как только надевает костюм, он становится другим человеком, другой сущностью. Шаман без костюма не может гадать или проводить ритуалы. Сам обряд надевания костюма — это некий ритуал перехода в другое измерение. После этого он — шаман, может видеть и предсказывать. Закончил — поблагодарил духов, всё снял, в сундук положил, и дальше может копать картошку.
— А откуда шаманы берут костюм: сами делают?
— По-разному. Некоторым передают свой костюм по наследству другие шаманы, некоторые делают для себя сами. Обретение костюма — это тоже своеобразное таинство, и, как правило, шаманы не любят об этом говорить.
Чочагар рассказывал, как искал перья для костюма. На шапке должны быть перья птицы, которая покровительствует конкретному шаману. А Чочагар не знал, какая птица ему покровительствует, и долго спрашивал об этом духов. Как-то он нашел погибшего сокола и понял, что сокол — это та птица, чей дух будет ему помогать. Так он рассказывал.
— Почему Чочагар, главный герой и учитель Алексея, перестал быть шаманом?
— Про Чочагара лучше всего сказал сам Алексей: что-то его ведет — и это что-то сначала привело его в шаманизм, а потом оттуда вывело. Думаю, что у него более сложный путь, чем этот ритуальный шаманизм. Может быть, он станет буддийским монахом или еще кем-то.
Чочагар учился в Литературном институте имени Горького в Москве на переводчика. С одной стороны, он отнес костюм, всё потерял, а с другой — честно идет своим путем, совершенствуется, читает. Кстати, недавно он перевел книгу, связанную с буддийской семейной традицией.
— Занятия шаманизмом не противоречат работе? Человек может иметь профессию, а в свободное время быть шаманом?
— В советское время, конечно, многие утром ходили на работу, а вечером лечили людей. Но сейчас есть спрос на сильных шаманов. Это же как сарафанное радио: одному помог, второму, третьему — и уже 50 человек к тебе бежит. К той же Дарье приезжают люди со всей Сибири: очередь сидит с утра до вечера. Она приходит к 9 на работу и заканчивает поздно вечером, а если у нее выездной обряд, то начинает в 6 утра и приезжает уже за полночь. Тут физически больше ничем не позанимаешься.
— За счет чего, на ваш взгляд, сохраняется эта шаманская культура и их традиционные ритуалы?
— Не знаю, вы можете мне не верить, но это реально работает. Всё, что нам предсказала Дарья, постепенно сбывается. В фильме она предсказала Алексею, что у него будет сын. Леша не был женат и не собирался. И вдруг он встречает девушку, оформляет с ней отношения, и у них рождается сын. Объяснить это невозможно.
В Тыве людей с шаманским даром рождается довольно много, и, конечно, пока они появляются, этот феномен никуда не исчезнет. Это так же органично, как прекрасная тувинская природа, Саяны, как их потребность жить в юртах, на земле. Это их образ жизни, который пытались уничтожить, пока они были частью Советского Союза, но, к счастью, не уничтожили. Он сейчас активно возрождается и дает им силу, благосостояние, осознание себя как сильной мощной нации. Люди возвращаются к традициям. За них остается только порадоваться.
Путешествуя по Тыве, мы всё время встречали очень большие стада овец в горах. Это очень тяжелый труд, но люди, которые занимаются скотоводством, обеспечивают весь род, могут оплатить учебу детей в вузах. Кто-то остается на земле, кто-то уезжает, но возвращается помогать. С одной стороны, это возвращение к корням, истокам, с другой — это переходит на какой-то более осознанный и современный уровень. За этим очень интересно наблюдать.
В то же время у всех есть потребность выполнять родовые обряды. Например, люди обязательно раз в год ездят к священным ручьям, чтобы сделать обряд, поблагодарить духов природы. Мы разговаривали с людьми, приезжавшими на обряды, — это предприниматели, учителя, преподаватели вузов, врачи — люди самых разных профессий.
— Когда вы только начали заниматься этой темой, что вас больше всего поразило в разнице мировосприятия? Всё-таки это другая культура, религия, образ жизни.
— Сложно сказать. Наверное, самое странное — причем это относится не только к тувинцам, но и к марийцам, и к удмуртам, и к саамам — это то, что насколько они органичны среди природы, настолько же неорганичны в городе. Любая юрта идеально вписывается в то место, где она стоит. Это настолько красиво и естественно — как произведение искусства. И настолько же они не органичны в городах — с некрасивыми, неуютными дворами. Они не чувствуют красоту урбанистики, не видят, что можно сделать, чтобы город стал красивее и нарядней. Это очень поражает.
Мы были в Кызыле, городах на Кольском полуострове — они все примерно одинаковые: пятиэтажные хрущевские районы, никак не отделанные. Хотя в Кызыле появился совершенно гениальный скульптор, и там несколько лет назад сделали очень красивую набережную со скульптурами, по которой любят гулять люди. Но всё равно городской быт очень не комфортный, можно сказать, неуклюжий.
Конечно, люди [в Тыве] обращаются к предкам, к духам природы, духам места. Там целая огромная иерархия духов, у которых надо сначала надо попросить разрешения, потом — поблагодарить. И всё это — в природе. У них, по-моему, даже домовых нет.
— Как эта вера в духов проявляется на бытовом уровне?
— Они обязательно делают приношения духам, откладывают им что-то. Допустим, даже прежде, чем выпить водки, они берут стопочку и несколько раз пальцами аккуратно брызгают. Причем это очень ловкий жест. Напоил духов — потом выпил сам. Меня сначала это удивило, и я вообще не поняла, что происходит.
Мы снимали большой эпизод в научно-исследовательском институте генетики: сели с генетиками за стол, налили вина, и они тоже так сделали. Профессор или не профессор — он обязательно сначала поблагодарит духов. Практически все тувинцы очень органично живут в более объемном мире, в нескольких измерениях, из которых мы давно ушли.