1 декабря 2016

Эрмитаж, «Эрарта» и Музей стрит-арта — о том, зачем и как рассказывать детям про Фабра, Павленского и другое современное искусство

Одна из претензий противников скандальной выставки Яна Фабра в Эрмитаже заключается в том, что чучела животных «видят дети». «Бумага» спросила у искусствоведов и кураторов петербургских музеев, как они составляют школьные программы о современном искусстве и из-за чего даже провокационные работы художников важно показывать с детства. 

Почему объяснить детям акции Pussy Riot проще, чем картину Рембрандта, а показывать чучела Фабра менее жестоко, чем классическую живопись, как стрит-арт помогает подросткам ориентироваться в окружающем мире и зачем показывать феминистскую выставку в детском центре — рассказывают сотрудники музеев Петербурга. 

Дмитрий Озерков

Искусствовед, заведующий отделом современного искусства в Эрмитаже

Сегодня современное искусство выступает таким врагом, как будто бы все беды в нашей нравственности происходят из-за него. Но это ошибочное впечатление: наоборот, все беды происходят из-за того, что мы недостаточно хорошо знаем современное искусство. Это важнейшая область знаний человека не только практических, но и теоретических. Неважно, идет речь о детях или взрослых.

В современном искусстве находятся формулы общения человека с реальностью — реальной, виртуальной, политической. С помощью современного искусства мы ориентируемся в этих реальностях, и именно оно, в отличие от старого искусства, способно дать ответы на наши вопросы. Современное искусство не создает иллюзий, и в этом его сила. Иногда оно говорит что-то прямо, и людям, которые не готовы мириться с этой прямотой, кажется, что оно нарушает их быт, уклад и спокойствие. Павленский или Pussy Riot — это понятные вещи, где всё говорится предельно доступно. Если человек не хочет такое видеть, то это уже просто вопрос нежелания. Этой внешней понятностью они и подкупают, и разочаровывают. Но уже через пару поколений будет не до конца понятно, в чем была ирония.

Показывать ребенку нужно всё, просто при этом важно знать, что ты показываешь, и уметь объяснить, знать ответы на все непонятные вопросы

Эта мысль может прозвучать парадоксально, но современное искусство в каком-то смысле проще объяснить ребенку, чем искусство старое. Чтобы понять смысл «Возвращение блудного сына» Рембрандта — а это самая главная картина Эрмитажа — нужно довольно много знать: нужно знать евангельскую притчу о блудном сыне, нужно видеть психологизм образов Рембрандта, нужно понять, что притча не просто про отца и сына — она про бога-отца и всех его детей. Это очень сложная христианская философия. До определенного возраста ребенок не сможет понять, о чем эта картина, — более того, я возьмусь утверждать, что многие взрослые это не до конца понимают.

Это касается многих других старых картин. Например, если сегодня в залах Снейдерса люди обращают пристальное внимание на Яна Фабра, говорят, что там  «висят какие-то чучела», то они при этом не смотрят на остальные картины Снейдерса. Но на них происходит большая жестокость: повара разделывают дичь, собаки во время охоты бросаются на самого разного зверя, звери поднимают собак на рога, ломают им хребты. То есть старое искусство очень жестоко, оно показывает много насилия, причем часто непонятного.

Есть картина, которую показывают в Эрмитаже всем детям, — «Наказание охотника» Паулюса Поттера. Она представляет собой составную композицию — как бы веселую, потому что там изображен мир наоборот. Охотник пошел в лес, но оказалось, что сегодня победили звери, и мы видим, как звери поймали охотника, ведут его к царю зверей слону, тот вершит свой суд. А дальше звери как кабана этого охотника поджаривают, кто-то подливает масло, его же собак волки вздергивают на дереве. Факт в том, что эту картину показывают детям, не боясь, что что-то здесь не так. Но почему добрые охотничьи собаки оказываются повешены на дереве? Нужно ли это объяснять ребенку или вообще не нужно показывать такие работы?

Мне кажется, что показывать ребенку нужно всё, просто при этом важно знать, что ты показываешь, и уметь объяснить, знать ответы на все непонятные вопросы. Если ты покупаешь ребенку книгу, то предварительно смотришь, о чем она. Это правило должно касаться и музея. Дети понимают искусство более чутко и более тонко и видят то, чего не видят взрослые. Именно эта особенность восприятия позволяет восхититься какой-то вещью.   

Искусство вообще довольно элитарно. Для того чтобы его понимать или иметь образование, нужно, во-первых, время, во-вторых, силы, и в-третьих, средства. И часто необразованность в искусстве происходит именно из-за отсутствия этих составляющих. В советское время, когда я учился, нам показывали какие-то картины русской живописи, выбор которых я сейчас мог бы раскритиковать. «Охотники на привале» — это смешная картина или грустная? На этот вопрос ответа не давали. Или «Девятый вал» Айвазовского, тоже классика, но там спасаются люди или нет? Почему все погибли? Это красивые образы, но какую информацию они несут, непонятно. В результате у детей моего поколения сложилось впечатление, что искусство должно быть красивым. Нужна подготовка, чтобы смотреть того же Айвазовского. Это и про эмоции, и про знания — важна комбинация.

Дарья Пиратинская

Менеджер школьных программ
Музея современного искусства «Эрарта»

Мы занимаемся разными программами, рассчитанными на любой школьный возраст, от 6 до 17 лет. В начальной школе дети, конечно, хотят в музее немного поиграть, отдохнуть, повеселиться, поэтому все детские программы до 10 лет обязательно включают игровой и творческий сюжеты. Дети идут по музею и рассматривают картины, но при этом они либо ищут на них необычных животных, либо какие-то волшебные фигуры и цвета, как написано у нас в программе. Они попадают в наши «волшебные» комнаты или специально организованные для детей пространства. По итогам такой экскурсии дети либо лепят что-то руками, либо делают сувениры, которые уносят с собой.

Со средним и старшим возрастом мы работаем, конечно, по-другому: и на обзорной экскурсии, и на интерактивной, и на квесте они занимаются обсуждением искусства. Мы даем намного больше вводных данных о художниках, жанрах живописи, но при этом экскурсия не выглядит как лекция. Мы всё время спрашиваем: «А что вы видите в этой картине? Как бы вы ее изменили? В чем ее смысл и почему она так выглядит?». Например, есть картины, на которых изображен Петербург, — мы предлагаем сравнить классический облик города и то, как его изобразил современный художник.

Именно в этом и заключается наша подача: вовлечь детей в дискуссию об искусстве; не рассказать, как мы его видим, а услышать их

Без личной заинтересованности школьника очень сложно донести любую мысль, особенно если это мысль о современном искусстве, которое требует свободного, легкого восприятия. Подходы могут быть разные, но все они основаны на дискутивном формате и творческой составляющей. Именно в этом и заключается наша подача: вовлечь детей в дискуссию об искусстве; не рассказать, как мы его видим, а услышать их. Поэтому, конечно, чаще всего мы сразу слышим отклик. Даже если приезжают группы, которые не очень готовы к восприятию современной экспозиции, они быстро втягиваются. Бывает, что у детей очень интересное видение и искусства, и каких-то проблем, которые раскрыл автор, и себя через призму современной живописи. Они часто показывают и рассказывают то, чего мы сами не замечали в каких-то произведениях искусства. Это диалог и обоюдный интерес, а не диктат.

Дети всегда любят кич, как, в общем, и любой зритель. Всем нравятся веселые, смешные работы, школьники очень любят, например, набор картин Копейкина со слонами. Все очень бурно реагируют на рубашку Шнурова. Но я бы не сказала, что дети выделяют на экспозиции что-то отдельно.

В какие-то залы мы не водим детей младшего школьного возраста: например, на пятом этаже у нас выставлены работы художников, которые поднимают остросоциальные проблемы, и маленьким детям это может быть сложновато для восприятия. В одном из залов есть ряд работ, который посвящен реакции авторов на окружающую действительность — например, на загрязнение окружающей среды. Мы рассказываем о том, в каких условиях существует этот автор, что он наблюдает каждый день, почему он так реагирует на происходящее. Пытаемся объяснить школьникам, что это современный мир, о котором говорит их современник.

Безусловно, мы рассчитываем на то, что к нам придет вдумчивый, просвещенный посетитель, и понятно, что он не всегда такой. Но если мы хотим, чтобы люди знакомились с искусством в разных его ипостасях и видах, то должны думать о том, как это подать. Мы не провоцируем зрителя искусством — мы его с ним знакомим. Преподавать детям современное искусство через квест — это тоже большое обязательство. Мы много работали, чтобы составить такой маршрут, который создаст представление о современном искусстве, а не просто развлечет ребенка. Просветительская задача у нас тоже стоит.

Анастасия Бурлакова

Куратор образовательных программ
в Музее уличного искусства

Современное искусство — и стрит-арт как одно из его направлений — важно изучать точно так же, как и любое другое. Тем более что современность — это то время, в котором детям нужно учиться строить свою жизнь. А сегодняшнее искусство в той или иной форме затрагивает практически все сферы жизни: от дизайна интерьеров и одежды до рекламы и политики.

Образовательные лекционные встречи мы пока организовывали только для учеников старших классов. В дальнейшем планируем проводить адаптированные сокращенные лекции для детей более юного возраста. Воспринимают их замечательно, слушают с интересом. Думаю, это во многом обусловлено тем, что это не то, о чем они привыкли слушать, и не то, что кажется им чем-то далеким и нафталиновым.

Большая часть взрослых людей как раз таки пострадали от того, что мало кто из них получил хотя бы базовые знания по истории современного искусства. Это совершенно не их вина, просто у нас не принято это включать ни в школьную, ни даже в университетскую программы — за исключением, конечно, специального образования в сфере искусства. Дети же воспринимают всё гораздо лучше: они еще не успели закостенеть в своем мировосприятии, достаточно открыты новому. Конечно, эта область интересна не всем, но то же можно сказать об алгебре или физике. Просто есть вещи, которые нужно хоть немного знать, чтобы считаться образованным человеком.

Что касается контекста, как раз для современного искусства личность автора зачастую не слишком важна. Даже время, когда была крайне важна личность куратора, постепенно остается позади. Знания эпохи тоже скорее относится к изучению классического искусства и различных «измов» первой половины ХХ века, ведь современную нам эпоху мы и так достаточно хорошо знаем и чувствуем. Другое дело, что в любой современной художественной работе действительно важны исторические отсылки и цитирование уже существующих произведений, пространство, в котором она экспонируется, ее объяснение и интерпретации как авторами и критиками, так и публикой, обществом. Современное искусство в принципе не может существовать без отклика на него. Об этом нужно говорить, иначе потом из детей вырастают взрослые, которые пытаются оценивать современное искусство по критериям позапрошлых веков и, конечно, из-за этого совершенно его не понимают.

Современное искусство важно изучать точно так же, как и любое другое. Тем более что современность — это то время, в котором детям нужно учиться строить свою жизнь

Детей нужно водить и в классические музеи, и в музеи современного искусства, чтобы они учились думать, сравнивать и воспринимать разные типы искусства, как повсеместно делается в развитых странах. Несомненно, было бы неплохо иметь под боком что-то всеобъемлющее вроде MoMA или Tate, но у нас и так есть что посмотреть. Главное, избавиться от излишнего консерватизма — совершенно, кстати, необоснованного. Забавно, сколько людей у нас страстно открещивается от современного искусства, а ведь это то искусство, которое порождает наше общество, наше время, мы сами.

Не думаю, что среди заслуживающих внимания работ, обладающих культурной ценностью, есть те, которые нельзя показывать подросткам. 16-летних подростков не удивишь работами, содержащими сексуальные мотивы, социальную критику или сцены насилия. А маленьким такие, конечно, нет никакого смысла демонстрировать. Но у нас сейчас есть замечательная возрастная классификация информационной продукции, так что я скажу, пожалуй, что ее-то мы и придерживаемся.

Анастасия Котылева

Куратор выставочных программ творческого пространства «0+»

В пространстве «0+» есть разные программы, не все они связаны с искусством. Мы вместе с Натальей Шапкиной (второй организатор творческого пространства — прим. «Бумаги») делаем программу выставок. Начинали с первой коллективной выставки, посвященной секретам, в которой участвовали разные петербургские художники, потом начали делать серию персональных выставок.

Когда мы придумывали это пространство, хотели, чтобы оно было не выставочным залом, а некой средой. В галерею ты приходишь посмотреть выставку и уйти, а у нас можно находиться, общаться — и это важно, когда приходишь с ребенком, потому что так он не чувствует себя отчужденно.

С одной стороны, понятно, что современное искусство как критический, интеллектуальный проект, завязанный на современную философию, вроде бы не подразумевает ребенка в качестве зрителя, не рассчитан на него. Но с другой стороны, в современном искусстве есть много вещей, которые позволяют задавать вопросы, что-то обсуждать. За него часто проще зацепиться, чем за то искусство, которое считается классическим и которое требует гораздо большей визуальной подготовки, чтобы начать о нем говорить. Кроме того, показывать современное искусство детям важно еще и для того, чтобы просто перестать этого бояться. Когда оно представлено в такой обстановке, можно сказать, домашней, то проще снять недоверие к нему.

Сейчас у нас проходит выставка Полины Заславской «Утварь. 365» про кухню и бытовую составляющую жизни. А также про то, как она перерабатывается в искусстве. Как нам кажется, ребенку это понятно как некоторый очень простой стимул: простые изображения, которые похожи на какие-то картинки из учебников. Но, вообще, это феминистский проект. Понятно, что 3-летний ребенок поймет только, что там изображены какие-то рыбы, чайники и ковшики, но, во-первых, с ребенком трех лет можно об этом поговорить, а с детьми старшего возраста тем более.

Вообще, дети гораздо менее «ванильные» существа, чем о них принято думать в социуме

Мне кажется, что фильтровать искусство для детей не нужно. Если речь идет о Фабре, там нет ничего такого, что нельзя было бы показывать детям: это вещи, которые они вполне могли бы увидеть и в зоологическом музее и в других признанных институциях. Эффект как раз получается от какого-то столкновения. Об этом как раз и стоит разговаривать с ребенком: почему некоторые вещи меняются в зависимости от того, как они представлены.

Не знаю, насколько детям нужно целенаправленно показывать перформансы акционистов, но если ребенок увидит их случайно, не думаю, что случится что-то радикальное. Мы, конечно, не стараемся никого шокировать — мы за то, чтобы налаживать диалог. Не стоит бояться шокового воздействия, когда речь заходит о детях. Вообще, дети гораздо менее «ванильные» существа, чем о них принято думать в социуме.  

Николай Комягин

Историк, искусствовед, заведующий образовательным центром Музея искусства Санкт-Петербурга (МИСП)

Как правило, занятия в образовательном центре МИСП начинаются с 5-летнего возраста. Мы не стараемся познакомить самых юных гостей музея со всеми возможными «измами» и формами современного искусства. Это было бы ошибкой. Современное искусство — это не таблица умножения. Музейный педагог отталкивается от интереса, который проявляет ребенок к тому или иному произведению и художнику, а значит, корректирует программу по ходу.

Современное искусство часто выбирает критический ракурс отображения действительности. Этот навык критического мышления — краеугольный камень, например, для научного подхода, и он, по сути, нигде в России системно не прививается молодежи. Поэтому важно знакомить ребенка с актуальным искусством, которое формирует восприятие мира.

Столкновение с новыми направлениями в искусстве чаще всего болезненно для старшего поколения, чье представление о живописи или скульптуре крепко связано с определенными стилями, ценностями или художниками. Всякое несовпадение с привычной формой взрослый человек интерпретирует как обман — и это запускает процесс внутреннего «культурного бюрократизма». У детей же еще нет в сознании формальных клише, поэтому они более открыты современному искусству и воспринимают его прежде всего эмоционально. Так что проблем, связанных с отторжением современного искусства детьми, не возникает.

Идея внедрения изучения современного искусства в российские школы утопична. Актуальное искусство не совпадает с ожиданиями и потребностями большей части населения нашего общества. В этом смысле то маргинальное положение, которое новейшие художественные практики занимают в пространстве отечественных музеев, отражает реальное положение этих практик в массовом сознании. Изучение новых художественных форм в рамках школьной программы возможно, только если к этому вопросу подключится государство. Но так как современные художники по большей части настроены критически по отношению к действительности, то консенсус художественных и политических задач пока не предвидится.

Фото на обложке: compfight.com

Если вы нашли опечатку, пожалуйста, сообщите нам. Выделите текст с ошибкой и нажмите появившуюся кнопку.
Подписывайтесь, чтобы ничего не пропустить
Все тексты
К сожалению, мы не поддерживаем Internet Explorer. Читайте наши материалы с помощью других браузеров, например, Chrome или Mozilla Firefox Mozilla Firefox или Chrome.