О возможном сокращении бюджетных мест на факультете филологии СПбГУ говорят уже почти месяц. Петицию в защиту филологов подписали тысячи людей. Наконец, в понедельник ректор университета Николай Кропачев обратился к «коллегам-филологам» и объявил — уменьшать приём не будут. Идея не его, инициативу не поддержит.
«Бумага» поговорила с сотрудниками и студентами филфака и узнала, как филологи могут отстаивать свою правду.
«Никакого улучшения работы факультета, никакого освобождения преподавателей от нагрузки. Этот опыт лишь показал, что при сокращении набора на 25 бюджетных мест, к нам не пришло 25 на платное»
Преподаватель филфака Кирилл Зубков. Фото: Анастасия Авдеева / «Бумага»
История с сокращением приёма была предана большой огласке почти три недели назад — всё началось с заявления преподавателя филологического факультета СПбГУ Кирилла Зубкова на странице в Facebook. На самом деле информация появилась ещё в сентябре, её огласил на Учёном совете Сергей Богданов — проректор по направлениям востоковедение, африканистика, искусства и филология. Он предложил сократить количество бюджетных мест в 2013 году на 70.
Предложение не вызвало одобрения среди сотрудников: заведующий кафедрой истории русской литературы Александр Карпов отправил на имя проректора служебную записку, единогласно принятую на заседании кафедры 21 сентября, с просьбой сохранить существующий приём. Беспокойство кафедры понятно: приём в два раза (с 50 до 25) на отделение истории русской литературы сократили ещё в 2008 году. Через год его вернули: Богданов, будучи тогда деканом, отменил решение, не дав хода письму сотрудников кафедры, направленному ректору университета. По мнению преподавателей, опыт такого сокращения был скорее неудачным.
— Я работал с этим курсом, не могу ничего сказать про них дурного, но могу с уверенностью утверждать, что ничего исключительно прекрасного в этом курсе не было, никакого улучшения работы факультета, никакого освобождения преподавателей от нагрузки, — рассказывает доцент кафедры истории русской литературы Николай Гуськов. — Кроме того, этот опыт показал, что при сокращении набора на 25 бюджетных мест, к нам не пришло 25 на платное.
Студентка кафедры теории языкознания Полина
Никаких точных цифр проректор не назвал. Это породило множество слухов: какие-то кафедры не будут набирать и вообще закроют, студентам не дадут доучиться, преподавателей начнут увольнять.
— Мы чуть ли не единственная кафедра, которая вообще занимается теорией языкознания. В Москве ещё кто-то есть. И нашу кафедру убирают, — рассказывала в октябре студентка филфака Полина Заболоцких. — Что делать, я не знаю. Я просто мечтала сюда поступить. Нас и так всего пять человек на курс.
Преподаватели не оставляли попыток убедить проректора. Обращались с кафедры классической филологии и общего языкознания — результатов не принесло. В итоге недовольство студентов и преподавателей вышло за пределы факультета.
— Когда проректор, собственно, в очередной раз отказал нашему заведующему, я и выложил этот текст, — рассказывает Кирилл Зубков. — Вначале проректор в очень раздражённом состоянии позвонил нашему заведующему. Когда подключились к делу СМИ, он как-то стал мягче. Но от планов своих не отказался.
«Объявлено было впервые в сентябре сокращение на 70 бюджетных мест. Потом в интервью Богданова уже были названы цифры 100 и 110»
Иллюстрация: Екатерина Чуракова / «Бумага»
Идею сокращения проректор Сергей Богданов и декан Людмила Вербицкая объясняли необходимостью высвободить некий ресурс — кадровый, финансовый, временный — для модернизации образования, учебных программ, разработки методических пособий, повышения квалификации сотрудников. — Акцент делается на то, что преподавательский коллектив не пострадает, — рассказывает Александр Карпов, — и в первую очередь нужно думать о студентах и абитуриентах. Наш конкурс на русском отделении в этом году был 8 человек на место, проходной балл высокий. По министерским сводкам, мы идём на втором месте после МГУ по конкурсу и проходному баллу. В МГУ приём на русское отделение в этом году было 60 человек на дневное отделение и 80 на вечернее, то есть 140, у нас было 50, от которых остаётся 25. В Загребе на русское отделение сейчас принимается 40 человек, в Гамбурге — 50. В Загребе на отделение национального хорватского языка и литературы принимают 200 человек, в Киеве и Симферополе на украинскую филологию принимают по 75 человек, в Таллине на финно-угорское языкознание 40 человек, а на эстонскую литературу и фольклор — 20, то есть там 60. В Петербурге сейчас 50, будет 25. Это что касается отечественной филологии и заботы о ней в нашей стране. Проректор утверждал и утверждает, что идея сокращения — целиком и полностью его собственная. Ректор никаких комментариев на эту тему не давал. Наконец, в понедельник, на совещании заведующих кафедрами филфака Николай Кропачев объявил: замысел проректора он не оценил и сокращать приём в 2013 году не собирается. Хотя проректор и говорил, что идея сокращения принадлежит ему, он неоднократно подчёркивал: решение по плану приёма на все образовательные программы все равно будет принято в феврале, и не университетом, а министерством. — Государство целенаправленно и успешно борется с гуманитарным образованием, — утверждает Елена Пасынкова, председатель организации «Студенческое действие». — При этом «социальный» заказ на специалистов, на который постоянно ссылаются чиновники, во многом государством же и формируется. Насчёт целесообразности госзаказа сейчас никто иллюзий не питает. Всевозможные менеджеры, которые так популярны, вскоре останутся без работы — так в советское время годами валялись в храмах-складах никому не нужные стулья; так в погоне за выполнением плана на мясо в колхозах резали весь скот, обрекая страну на голод; так гнила на полях недозревшая кукуруза.«Государство целенаправленно и успешно борется с гуманитарным образованием. “Социальный” заказ на специалистов, на который постоянно ссылаются чиновники, во многом государством же и формируется»
«Так в советское время годами валялись в храмах-складах никому ненужные стулья, так в погоне за выполнением плана на мясо в колхозах резали весь скот, обрекая страну на голод, так гнила на полях не дозревшая кукуруза»