Людмила Вербицкая — о грубом языке и сознании нации

«Бумага» запускает новую образовательную рубрику, в которой компетентные лекторы рассказывают о важных для горожан явлениях, людях и событиях. Почему мы не можем «пускать слюни», «кушать» и «фоткать»? Зачем языку нужны иностранные слова и как обойтись без мата? Декан филфака СПбГУ Людмила Вербицкая рассуждает о том, почему москвичи говорят хуже петербуржцев, как меняется русский язык и что влияет на упадок речевой культуры.  

Язык как форма существования сознания

Россия прошла долгий путь — изменилось политическое устройство, экономические механизмы, социальные отношения. Мы сейчас подошли к очень сложному моменту развития человечества в целом — не только в нашей стране: темпы развития техники очень высоки, а способность все это осмыслить и разумно отнестись к этой технической и информационной среде отстает от этих темпов. Но падение общего уровня речевой культуры никак не может объясняться только этим. Конечно, повлияло и снятие массы запретов прошедшей эпохи, и легкость получения информации, и, конечно, то, что Россия перестала быть читающей страной. У нас 35 % людей в прошлом году не прочли ни одной книги. Потеря интереса к чтению заставляет задуматься над тем, что сейчас происходит с людьми. Очень многое объясняется проблемой воспитания. Привычка читать должна быть заложена в семье с самого детства, а сегодня дошкольникам читают только 10 % родителей, а школьникам — всего 0,2 %.

«К сожалению, и на государственном уровне у нас нет должного внимания к гуманитарной составляющей и школьного, и вузовского образования»

В школах сокращается число часов русского языка и литературы. Я очень надеюсь, что те идеи, которые разрабатывает министерство образования о том, что нужно Единый государственный экзамен по русскому языку проводить после девятого класса, не воплотится в жизнь. Потому что мы хорошо понимаем, что, сдав экзамен по русскому после девятого класса, ученики начнут думать о том, как сдать экзамены по другим предметам. Постепенно в литературный язык проникают просторечные пласты. Язык — это форма существования сознания. И преобладание примитивного, грубого, агрессивного языка говорит о соответствующем сознании нации. Единственный способ справиться с этими проблемами — это изменить отношение к языку, найти способ выработать способность пользоваться богатым и красивым языком, подняв его на другой уровень сознания. Конечно, мне кажется, что все разговоры о нравственности, толерантности, воспитании останутся пустыми словами до тех пор, пока мы слышим вокруг тот язык, который, к сожалению, слышим.

Язык, на котором говорят медиа

Степень раскованности современной русской речи дошла до предела. Наша общественная литература, полностью опьянев от ощущения абсолютной свободы, пользуется нецензурными словами на уровне образности. Как говорят наши литературоведы, «слава богу, этой пищей уже накушались и волна пошла на убыль». Я специально привела эти слова, потому что «кушать» можно употребить только в этом случае — «накушались» или «кушать подано». Но когда я слышу рекламу, что кефир или молоко «Агуша» вот этот маленький ребенок должен «кушать», я думаю о том, что же дальше будет.

«Только „есть“ можно сегодня, но почему-то считается, что свою интеллигентность мы проявим, если скажем не „есть“, а „кушать“»

Пагубную роль в этом играют и средства массовой информации, и кинематограф. Вульгарная лексика, примитивные выражения вошли в нашу жизнь. Вас не удивляет сегодня «фотка» или «сфоткать», «слюни пускать», «катить» на кого-то? И даже слова-паразиты стали другими: раньше были «это самое», «то есть», «собственно говоря», «фактически». А теперь — «блин», «прикинь», «типа», «короче», «прикольно» и что ужаснее всего — это «как бы». Вслушайтесь в речь окружающих: «Я как бы поел вчера». Что, так поел, что не знает, как бы или нет? Люди высокого уровня и ранга употребляют это «как бы» в течение 15 лет. Евтушенко ждал-ждал и написал поэму «Я живу в государстве по имени „как бы“», которой объясняет это отнюдь не лучшим образом — мол, мы так выражаем неуверенность в нашей жизни и нашем будущем. Да и когда нас с экранов просят «не заморачиваться», наверное, это тоже нельзя допускать. Еще меня удивил недавний опрос наших творческих деятелей: одна известная актриса Лия Ахеджакова сказала: «Ну, как же без мата-то?». Но я уверена, если бы она открыла словарь нашего прекрасного профессора Валерия Михайловича Мокиенко и посмотрела бы значение этих слов, она бы про них забыла навсегда.

Иностранные слова в русском языке

Конечно, заимствованных слов очень много сегодня, мы это хорошо понимаем. У нас есть борец Владимир Вольфович, который рвется к исконно русским словам. Но он, вероятно, не знает, что на протяжении развития языка в разные эпохи в наш язык вошли слова из многих языков — например, из немецкого: Владимир Вольфович, наверное, галстук завязывает каждое утро и не думает, что слово «галстук» пришло из немецкого, как и «курорт», и «шпинат».

«Вскоре многие слова, которые обозначают новые направления науки, тоже войдут в язык. Речь только о том идет, когда это возможно, нужно все-таки употреблять русские слова»

Две недели назад, идя по коридору своего филологического факультета, я вдруг услышала «упс» — и, оказывается, это стало очень частотно, хотя раньше у нас были другие возможности для неловкой ситуации: «ой», «простите». Но когда я услышала «вау» в значении удивления, я не могла этого понять и объяснить. И почему у нас «тинейджер» вместо «подростка»? Вспоминаю, как на протяжении десяти лет мне Жорес Иванович Алферов говорил: «Объясните мне, зачем вы ввели слово менеджер? Мой отец был управленцем, а менеджер — это кто?»

О «петербургском акценте»

Несмотря на то что наш город перенес за многие годы, мы смогли сохранили особый петербургский стиль. Так приятно, когда говорят в других странах или в других регионах России: «Знаете, у вас, кажется, петербургский акцент». Мне нравится, что наша наука наблюдает развитие культуры Петербурга, выявляет ее подлинную специфику, которая сохраняется, несмотря на переселения, подселения других языковых групп, несмотря на жертвы двадцатого столетия, унесенных жизней столичного дворянства и миллионов петербуржцев во время блокады и сталинских репрессий. Исследуя речь разных городов, мы отмечаем, что в речь москвичей все больше проникают просторечные пласты лексики и замечается больше отклонений от нормативной речи. Что можно сделать сегодня? Язык развивается по своим внутренним законам, но повлиять извне возможно. Если бы мы реагировали на то, что слышим, то, наверное, было бы иначе. Выступление проходило в рамках Петербургского образовательного форума.

• На видео в сети министр образования ругается матом
• Жорес Алферов: «Пора перестать противопоставлять РАН университетам»
• Science Slam в Петербурге: как понять ученого за 10 минут?