Искусствовед Ольга Шустрова потеряла в пандемию мужа, зятя и дочь — и открыла в память о последних Музей петербургских ангелов

Во время пандемии искусствовед Ольга Шустрова потеряла мужа, зятя и дочь. В честь последних она открыла в Коломне Музей петербургских ангелов.

Муж Ольги, известный мим Александр Шустров, скончался в апреле 2020 года. В мае умер его брат, скульптор Роман Шустров, создатель «Петербургского ангела». У обоих был ковид. А в апреле 2021 года покончила с собой Мария Касьяненко, дочь Ольги от первого брака, которая была замужем за Романом.

«Бумага» поговорила с Ольгой. Она рассказывает, как переживает потери и почему музей стал новым смыслом ее жизни.

— После первого курса университета Маша захотела подработать и попросила у меня совета. Я сказала: давай ты устроишься официанткой, у меня есть друг Рома Шустров, он в «Толстом фраере» делал дизайн. Я привела ее туда, и они познакомились.

Это было летом 2003 года, а в конце сентября я шла по Литейному проспекту и встретила Рому с незнакомым мне тогда человеком. Я была такая зашоренная: у меня 1 октября начинался проект — фестиваль новых технологий, я к нему готовилась и никого не видела и не слышала.

Оказалось, что [этот незнакомый человек] — брат Ромы. И [потом] мы как-то неожиданно сидим с этим братом в кафе, разговариваем, он мне свой телефон пытается предложить. Я так удивленно на него смотрю: я телефонов не беру, могу свой дать.

Сразу после фестиваля он мне позвонил, мы встретились и уже не расставались. А Маша с Ромой всё это время тайком от меня встречались, потом через некоторое время я об этом узнала.

— Я знала Рому как совершенно чудесного человека. То, что у них большая разница в возрасте, меня сначала слегка [смущало]. Я думала, что это прихоть какая-то, которая быстро закончится. Но я видела, как эти отношения укреплялись. Как я могла быть против выбора своей любимой дочери?

— Абсолютно во всем. Они так общались, что всех зависть брала. Весело могли обходить острые углы и решать проблемы. Всё могли обсудить.

Это очень важно, потому что у нас с Сашей, например, было не совсем так. Он был очень эмоциональным, и чтобы эта эмоциональность лишний раз не выплескивалась, я избегала обсуждать какие-то вещи. С Ромой возможно было говорить обо всем.

— Папье-маше, конечно. Когда Маша научилась этой технике, она делала папье-маше для фигур Ромы. Он создавал форму из пластилина, она продолжала в папье-маше, затем он это срезал и заканчивал работу.

Маша училась и у других — у кого-то рисунку, у кого-то живописи, у кого-то резьбе по камню. Она всё время что-то изучала.

Они работали за одним большим столом. Конечно, Рома тоже [перенимал] у нее какие-то мотивы и элементы. Они всегда обсуждали работы друг с другом: он ей давал советы, она ему.

— На компании никто из них никогда не работал. У них был круг коллекционеров, которые собирали их произведения. Николай Зверев, Александр Левин, в Москве — семья Гордонов. Недавно появилась замечательная китайская пара, которая хорошо говорит по-русски, к сожалению, не знаю, как их зовут.

В общем, было довольно много людей, которые приезжали к нам в гости, выбирали для себя то, что сделали ребята. Маша и Рома работали просто как свободные художники, делали вещи, которые им нравились. Это всегда были работы из головы, фантазийные.

— Мы приехали в Петербург на консультацию к врачу, потому что у Саши была серьезная проблема с позвоночником. Он пережил пять операций и был готов к следующей, потому что не мог ходить из-за страшной боли.

Тогда, в начале марта, даже разговора о пандемии не было, но в середине месяца неожиданно закрыли границу — как тогда сказали, на две недели. Мы были уверены, что скоро вернемся в Литву, но срок [закрытия границ] продлили.

В это время у Саши появилось рожистое воспаление, довольно неприятная вещь, которая выглядит как пузырьки на коже. Я пыталась это лечить, но, конечно, нужно было в больницу. Приехали врачи, забрали его в отделение гнойной хирургии, в больнице он, вероятно, и заразился. Когда его выписывали, тест ничего не показал. Уже после смерти нам сообщили, что у него был COVID-19. Хоронили Сашу как умершего по каким-то другим причинам.

— Да, и Рома, и Маша, и я, и моя мама. Мы все. Мама перенесла легче, чем другие. У нее была температура пару дней, она себя неважно чувствовала две недели, но мы узнали о том, что она болела, уже когда она выздоровела.

Я, когда заразилась, тоже не знала об этом. В тот момент я ухаживала за Сашей, и это был адский ад. Я таскала его на руках, убирала за ним. Меня рвало, я падала в обморок, но думала, что мне так плохо просто от усталости. А потом я пошла в магазин за мылом и не почувствовала запаха.

— У Ромы была температура 39–40 градусов, и ее невозможно было сбить. Он не хотел кушать, очень плохо себя чувствовал. Наши друзья нашли возможность, чтобы его забрали в Мариинскую больницу, в которой тогда уже не было мест. Его привезли ночью, увидели, что у него большая область поражения легких.

— Я не отплакала Сашу, но взяла себя в кулаки, потому что сразу после него умер Рома. И когда его не стало, с Машей случилось такое, что я не хочу даже слов подбирать. Это длилось с 14 мая и до его выставки в Музее игрушки осенью. И то с выставки Маша сбежала, потому что ей стало нехорошо.

После этого она стала выправляться, сама пришла к тому, что у нее есть смысл жизни. Она сказала, что готова закончить ремонт [в мастерской], заниматься творчеством. Пошла на курсы каллиграфии, стала работать.

Но я считаю, от рассвета до заката — одна жизнь, от заката до рассвета — другая. Когда остаешься один на один со своей болью, иногда накатывает. [Когда Мария совершила самоубийство в апреле 2021 года], в этот момент накатило.

— Да, меня тогда не было в городе, но я в курсе всех этих событий, потому что мы перезванивались и много общались.

Маше позвонили из администрации Петроградского района и сказали, что глава хочет с ней встретиться. Она спросила, для чего. Ей ответили, что обсудить процедуру открытия.

Они вместе с Еленой Добряковой приехали туда и увидели Александра Беглова и накрытую тканью фигуру ангела. Из-под земли выросли журналисты.

Машу обманули и не предупредили, что будет открытие скульптуры, думаю, потому, что она бы тогда возражала. Официальное открытие же было назначено на другой день. Потом Машу обвиняли, что она в этом участвовала, хотя ее как марионетку просто использовали. Заслуги города в установке этой скульптуры нет никакой. 

— Мне кажется, это очевидно. Малая скульптурная форма ближе к человеку, чем здоровенные памятники, стоящие на постаментах.

Постамент выше роста человека, сверху скульптура — это совсем другие ощущения, другой ракурс, это элемент почтения, что ли. Когда скульптура находится на уровне с вами, вы можете ее потрогать, сесть рядом, пообщаться с ней.

Как полюбили «Петербургского ангела» в Измайловском саду, это ж не передать просто. Какая там очередь выстраивается, как люди меняют ему шарфики, кладут денежки. Он становится внимающим собеседником, он не отвечает, но слушает, и люди доверяют ему свои тайны.

Рома однажды видел сцену, как пришла одна старушка и стала перед ангелом на колени, представляете?

— Это произошло через несколько дней после того, как Маши не стало. Андрей Власов покупал у нее несколько работ, в том числе последнюю — «Кофе. Кошка. Мандельштам». Узнав о случившемся, он принес работу обратно, мы стали предлагать ему деньги, он отказался и сказал, что это вклад в пространство, которое должно сохранить память о Маше и Роме.

Когда были похороны Маши, я произнесла речь и сказала, что квартира должна стать музеем, местом творчества и продолжением тех традиций, что были при жизни Ромы и Маши.

— Там был почти завершен ремонт, нужно было закончить с электричеством и что-то докрасить. Этим занимались наши друзья.

А я и другие организаторы разбирали и выбрасывали старые вещи, раздавали материалы. В общем, два месяца работали с утра до вечера. В конце концов мастерская пришла в удобоваримый вид.

Потом я на время уехала, а когда вернулась в связи с полугодием смерти Маши, мы решили устроить официальное открытие, потому что появилось очень много идей, какие проекты мы хотим продвигать.

— В плане уже есть конкретные мероприятия — мастер-классы по декоративно-прикладному искусству. Одна художница работает со стеклом, другая с тканями, еще одна занимается валянием.

Благодаря Борису Лазаревичу Вишневскому мы можем связаться с теми, кто занимается проектом реконструкции консерватории и предложить для установки во дворе скульптуру Романа «Дама с собачкой». Как они к этому отнесутся, пока не знаем. Еще Борис Вишневский хочет продвигать проект «Матисов остров» (Роман Шустров хотел создать в Коломне арт-кластер — прим. «Бумаги».) Это место нужно возвращать городу, потому что оно совершенно забытое.

Мы [музей] сейчас только родились, нам нужно всё продумывать. Конечно, и за квартиру нужно платить, и мастер-классы обеспечивать. Частично это будет сделано за счет участников, частично за счет продажи сувениров.

Я знала, что Маша рисует, она мне показывала несколько своих работ, но не все. В мастерской я нашла папку, пересмотрела все работы и пришла в абсолютнейший восторг, потому что это просто чудо какое-то. Мы решили выпустить открытки, а еще календарь, их смогут приобрести посетители.