«Мы чувствовали свою значимость. Теперь нет»: три старейших сотрудника Исаакия рассказывают, как в соборе переживают передачу РПЦ

Если Исаакиевский собор передадут РПЦ, около 160 сотрудников музея могут остаться без работы. Что, по их мнению, будут означать эти перемены для собора и посетителей и как всё это время храм и музей уживались в одном здании?

Хранитель музейных фондов, председатель профсоюза и замдиректора по эксплуатации, не одно десятилетие работающие в Исаакиевском, рассказали «Бумаге» о том, как собор изменился за последние годы и что там происходит сейчас.

В музее я работаю с 1989 года: пришел сюда в качестве внештатного экскурсовода, еще будучи студентом, а по окончании философского факультета начал работать в штате. Сейчас я заместитель начальника экскурсионно-методического отдела — общего для Исаакия и Спаса на Крови.

На нас лежит подсчет экскурсий, составление и утверждение новых тем, полное обеспечение приема посетителей, в том числе и делегаций, и иностранных групп, и каких-то випов. В 2003 году, к примеру, на 300-летие Петербурга в Исаакие одновременно оказалось около 50 глав государств.

Кроме того, я председатель профсоюзной организации, поэтому возникшая ситуация не может меня не беспокоить. Ко мне обращаются сотрудники музея, обеспокоенные дальнейшей судьбой, но я ничего не могу им сказать, потому что никаких нормативных актов у меня нет. Я не понимаю, принято ли решение и будет ли оно осуществлено, потому что с нами никто не ведет диалог.

Ко мне обращаются сотрудники музея, обеспокоенные дальнейшей судьбой, но я ничего не могу им сказать, потому что никаких нормативных актов у меня нет

Есть только распоряжение комитета имущественных отношений (КИО) о плане перехода Исаакия в ведение церкви. Этот документ ссылается на Федеральный закон № 327, на обращение музея и заявление религиозной общины, которого до сих пор нет.

Кроме того, распоряжение нарушает многие статьи 327-го закона. Например, передаче не подлежат коллекции, относящиеся к музейному фонду, а у нас в фонде сотни предметов. С другой стороны, есть закон о неделимости коллекции: мы же не можем отодрать скульптуру от сводов или снять настенную роспись.

Распоряжение не является основанием для передачи — это просто некий план. Тем не менее идет какая-то большая информационная волна, что решение уже принято — и точка. Поскольку всё в ультимативном виде, конечно, это порождает столкновения, которые никому не нужны.

Перед тем, как решение будет принято, хотелось бы собрать круглый стол с представителями церкви, музейщиками, городскими властями. И первый вопрос, который бы музей задал церкви: что вас не устраивает в ныне существующем порядке?

У нас найдено оптимальное сосуществование, или, как говорил прежний митрополит Владимир, «соработничество». Он всегда отмечал, что Исаакий — это уникальный собор, где совмещены и музей, и храм. В соборе проходят две службы каждый день, вход на них бесплатный, идут крещения, венчания. Не знаю, какие могут быть еще вопросы. Существующий формат уникален, и мы бы это хотели сохранить.

Есть договор с епархией, и раньше никаких проблем не было. Многие сотрудники музея награждены и грамотами, и медалями РПЦ. Нам это было приятно, мы чувствовали свою значимость. Теперь не чувствуем.

Первый вопрос, который бы музей задал церкви: что вас не устраивает в ныне существующем порядке?

У нас есть программы для маломобильных или слабовидящих людей, для колясочников сделан специальный лифт — в каком другом храме Петербурга это есть? Проведение экскурсий [при передаче Исаакиевского собора РПЦ] будет ограничено: не пойдет мусульманин или буддист в действующий храм, если это не музей и он не будет чувствовать себя на равных. Мы же гораздо более свободны в выборе: помимо обзорной экскурсии у нас есть отдельные темы и про скульптуры, и про художественное убранство, и про библейские сюжеты.

В высокий сезон мы работаем до ночи, а колоннада открыта до 5 утра. В городе таких музеев больше нет. Иностранцы, которые сюда приезжают, в восторге, потому что могут посмотреть развод мостов с высоты птичьего полета.

Сейчас мы работаем, как и работали. Кроме этого негативного информационного поля, кроме появления каких-то казаков, которые приходят в наш храм с холодным оружием — шашками и нагайками, никаких проблем нет.

В собор я попал после того, как развалился военно-промышленный комплекс: до этого работал 30 лет в Военно-морском флоте, был главным конструктором. В 90-е годы я ушел, решив теперь поработать немного для души. Я был тогда знаком и с Военно-морским музеем, и с Исаакиевским — и директор Исаакия Георгий Бутиков позвал меня сюда старшим научным сотрудником.

До этого я очень много работал в архиве ВМФ, и там часто встречались упоминания Исаакиевского собора, поскольку он строился на деньги, выделяемые на строительство и содержание Балтийского флота. Я внимательно сравнивал документы и написал реальную историю того, что происходило с собором, начиная c 1706 года. Оформил всё это в виде научных справок.

Когда Бутикову в 60-е годы впервые предложили взять Исаакиевский собор, он поставил условие: полный хозрасчет. До этого собор был всё время на дотации, вел жалкое существование, был филиалом тогда Музея истории Ленинграда. Бутиков к 90-м сумел правильно поставить здесь работу: издание путеводителей, нормальный коллектив экскурсоводов, научная деятельность.

В течение семи лет собор довели до такого состояния, что потом его три года реставрировали. Если Исаакиевский собор попадет в их руки, произойдет точно то же самое

К 90 году все музеи взвыли. Все, кроме Исаакиевского собора, потому что работа была поставлена здорово. Хотя зарплата была не очень большая, но выплачивалась каждый месяц без задержек. Когда Бутиков издавал какие-то книги в Финляндии, он не брал авторские деньги, а тратил их на закупку еды в Финляндии и в виде посылок к празднику раздавал всем сотрудникам собора — независимо от должности.

Когда нам дали Смольный и Сампсониевский, я предупреждал, что нам нельзя их брать. Это собственность церкви, потому что она потратила какие-то деньги на их строительство, и полагалось их вернуть. Но мы взяли и благодаря деньгам, которые мы зарабатывали на Исаакие и Спасе, каким-то образом выкручивались. На сегодняшний день мы полностью сами себя обеспечиваем, несмотря на то, что на тот же Смольный нами было затрачено больше, чем 250 млн рублей, без отдачи.

По положению об Исаакиевском соборе первым и главным экспонатом музея является сам собор. Поэтому всё, что касается Исаакия, я должен знать и контролировать.

Само здание требует сложной деятельности, к которой подключается также Бранденбургский политехнический университет. Исаакиевский ведь один из первых крупнокупольных конструкций, изготовленных из металла. Во всем мире такие конструкции обычно строятся на скальном основании, то есть на площадке с прочными породами. А Исаакий — единственный в мире «плавающий» собор, потому что наносы Невы очень толстые и там достаточно жидкая субстанция. Очень интересно следить за тем, как ведет себя эта 400000-тонная махина в условиях совершенно неподходящего для нее грунта.

Вряд ли они будут заботиться даже о тех вещах, которые выставлены. Это может делать только музей

По поводу судьбы собора у меня предположения очень простые. Я знаю историю Исаакия между 1918 и 1927 годами: тогда он принадлежал Наркомпросу, но временно его передали церковной двадцатке. В течение семи лет собор довели до такого состояния, что потом его три года реставрировали. Если Исаакиевский собор попадет в их руки, произойдет точно то же самое: мы второй раз наступим на те же грабли.

Есть понятие веры. Я глубоко уважаю верующих людей, причем не только православных: я в хороших отношениях с буддистами, мусульманами. А РПЦ — это организация.

У музея и у церкви абсолютно разные задачи. У музея задача — сохранять, изучать и показывать, у церкви — как можно больше зарабатывать. То, что это символ города, музей, которым всегда гордился Петербург, их не волнует. Вряд ли они будут заботиться даже о тех вещах, которые выставлены, — о больших иконах. Это может делать только музей.

Мне 80 лет, и если тут произойдут какие-то преобразования, то вряд ли мне захочется куда-то еще идти. Пенсия у меня приличная, а все эти мелочные разборки мне будут неинтересны.

Я начал здесь работать в 2003 году. Меня пригласил бывший директор Исаакиевского собора Нагорский Николай Викторович, с которым мы до этого работали в музее-заповеднике «Царское село».

Сначала мне предложили стать главным инженером и наладить систему технического обслуживания сооружений, которые принадлежали музею. В 2007 году я взял на себя также все вопросы, связанные с реставрацией и капитальным ремонтом этих зданий.

Моя деятельность связана с эксплуатацией в широком смысле слова. Это текущая работа, ведь людям надо находиться в здании, где крыша не течет, где свет горит и где вода из крана не капает. Музей четырех соборов занимался экскурсионным обслуживанием, составлял концертную программу, а я должен был обеспечить нормальное исполнение этих задач.

С точки зрения реставрации те здания, в которых происходит вся жизнь музея, как пожилые люди: требуют постоянного контроля своего состояния. Это работа без начала и конца

Когда я только пришел, у нас был Исаакиевский собор и Спас на Крови, а также заканчивались реставрационные работы в Сампсониевском соборе. Позже добавился Смольный собор и нужно было решить, как использовать его в нашей музейной деятельности, для чего он должен быть приспособлен, какие реставрационные работы необходимы.

С точки зрения реставрации те здания, в которых происходит вся жизнь музея, как пожилые люди: требуют постоянного контроля своего состояния. Это работа без начала и конца. Надо всё время чувствовать ритм этого «больного»: повышено ли давление, из-за чего так происходит, что нужно поправить. Кроме того, нужно, чтобы всё это совпадало с требованиями законодательства о сохранении культурного наследия. Здесь, главное, не навредить.

Все реставрационные службы и отдел капитального ремонта не лишаются своей работы, потому что, даже если предположить, что Исаакиевский собор нас покинет, в нашем ведении остаются другие здания: Большая Морская, 40 и Думская, ⅓. За ними нужно ухаживать, их нужно обслуживать. Их необходимо приспособить под музейную и концертно-выставочную деятельность — это такая же работа, как и работа со Спасом на Крови и Исаакием. У нас есть план, составленный на 10 лет вперед. Поэтому среди подчиненных мне отделов ничего не меняется.

Работы на Большой Морской, 40 будут проводиться за счет нашей доходной части при условии, что в ней будут участвовать два объекта: Исаакиевский и Спас на Крови. Когда закончим работы на Большой Морской, перевезем туда фонды музея из Исаакиевского собора. Тогда уже можно передавать Исаакий и закрывать часть деятельности там. Это возможно не раньше чем через 3 года. Потом мы займемся работами на Думской, которые, как обещал нам вице-губернатор Кириллов, будут финансироваться из бюджета Петербурга.