— В начале 2000-х годов Ольга сказала мне: «Дим, ты фотограф, а у меня дед фотографировал в 30-х годах, посмотри, есть там что-то интересное. Что с этим делать?».
Я сначала не проявил большого энтузиазма, потому что я не из тех фотографов, которые любят чужие негативы. Но Ольга настаивала, и когда появилась техническая возможность, я стал смотреть и понял, что это страшно интересно. Это были простые бытовые карточки, но они оказались совершенно завораживающими. Я быстро влюбился и заболел эти архивом.
Видно, что Хенкины — фотолюбители, но любители в высоком смысле этого слова. В 30-е годы в Германии или здесь снимать было не всегда безопасно, поэтому мало людей фотографировало. И при всей увлеченности (и даже советском пафосе некоторых снимков) Якова понятно, что у авторов тогда даже в мыслях не было, что это можно где-то выставлять и тем более печатать.
Очевидно, что люди нигде не учились, но у них есть фотографическое чувство. За плечами у них обоих особая визуальная культура.
А это были, как я скоро понял, настоящие произведения светописи. Очевидно, что люди нигде не учились, но у них есть фотографическое чувство. За плечами у них обоих особая визуальная культура. И там есть трепетнейшие снимки.
Фотографии очень качественные и сильные. В иных архивах всё очевидно: это хорошо, а это безнадежно плохо. Но тут надо говорить не только об удивительном совпадении самой фабулы этой истории: два брата, снимают в двух тоталитарных государствах, которые вот-вот вступят в войну. Кроме того, а на мой взгляд, это главное, это еще и талантливые работы.
У Хенкиных есть великолепные, как бы случайные кадры, но они не вполне случайны: за этими удачами стоит дар. Как знаменитый «Человек, прыгающий через лужу» Картье-Брессона: вроде бы фотографу просто повезло, но мы-то понимаем, что так везет только одаренным людям.
В сюжетах нет ничего исключительного. Они снимали всё то, что снимает любой нормальный человек в их возрасте: происходящее вокруг, близких, вечеринки, девушек, то, что теперь называют стрит-фото, себя. Сейчас так делают все, но тогда этим занимались единицы.
Я не вижу на этих фотографиях никакого предчувствия. Они не подписаны; это же не газета, где сказано, что «советский народ не ожидает войны», — и мы видим улыбающиеся лица. Нам дается возможность увидеть и самим понять, насколько люди боялись. Я, например, вижу там больше безмятежности.
Это наследие хорошо тем, что в нем каждый прочтет свое. Другое дело, что не у всех есть возможность посмотреть все 7 тысяч фотографий. В принципе, работа фотографа на выходе — это результат отбора. Поэтому мы не вполне вправе говорить, что это выставка братьев Хенкиных — это выставка, сделанная из работ братьев Хенкиных. Из этого наследия можно сделать множество замечательных выставок в зависимости от подхода. Там есть большие возможности для манипулирования зрителем, если такое желание будет у куратора.
Они снимали всё то, что снимает любой нормальный человек в их возрасте: происходящее вокруг, близких, вечеринки, девушек, то, что теперь называют стрит-фото, себя. Сейчас так делают все, но тогда этим занимались единицы.
Но я-то вижу, что в самом материале нет никакой тенденции. Мы даже не можем понять про советский пафос Якова: понятно, что он снимал праздники по заказу, но был ли он внутренне солидарен и насколько — сложно судить.
На фотографиях Хенкиных видно, что это другая жизнь. И мы видим, какие люди были на самом деле, что тогда носили, как улыбались. Там замечательные лица, персонажи 30-х годов, какие мы видим в «Лапшине» Алексея Германа в основном. Но иногда вдруг я вижу совершенно другой свет в глазах некоторых героев снимков — это лица удивительны тем, что вполне могли принадлежать современным людям. Там есть, например, девушка, лицо которой поражает тем, что это лицо человека совершенно из нашего времени.
Письма
Deutsche Welle
Спасибо!
Теперь редакторы в курсе.