— В начале 2000-х годов Ольга сказала мне: «Дим, ты фотограф, а у меня дед фотографировал в 30-х годах, посмотри, есть там что-то интересное. Что с этим делать?».
Я сначала не проявил большого энтузиазма, потому что я не из тех фотографов, которые любят чужие негативы. Но Ольга настаивала, и когда появилась техническая возможность, я стал смотреть и понял, что это страшно интересно. Это были простые бытовые карточки, но они оказались совершенно завораживающими. Я быстро влюбился и заболел эти архивом.
Видно, что Хенкины — фотолюбители, но любители в высоком смысле этого слова. В 30-е годы в Германии или здесь снимать было не всегда безопасно, поэтому мало людей фотографировало. И при всей увлеченности (и даже советском пафосе некоторых снимков) Якова понятно, что у авторов тогда даже в мыслях не было, что это можно где-то выставлять и тем более печатать.
Очевидно, что люди нигде не учились, но у них есть фотографическое чувство. За плечами у них обоих особая визуальная культура.
А это были, как я скоро понял, настоящие произведения светописи. Очевидно, что люди нигде не учились, но у них есть фотографическое чувство. За плечами у них обоих особая визуальная культура. И там есть трепетнейшие снимки.
Фотографии очень качественные и сильные. В иных архивах всё очевидно: это хорошо, а это безнадежно плохо. Но тут надо говорить не только об удивительном совпадении самой фабулы этой истории: два брата, снимают в двух тоталитарных государствах, которые вот-вот вступят в войну. Кроме того, а на мой взгляд, это главное, это еще и талантливые работы.
У Хенкиных есть великолепные, как бы случайные кадры, но они не вполне случайны: за этими удачами стоит дар. Как знаменитый «Человек, прыгающий через лужу» Картье-Брессона: вроде бы фотографу просто повезло, но мы-то понимаем, что так везет только одаренным людям.
В сюжетах нет ничего исключительного. Они снимали всё то, что снимает любой нормальный человек в их возрасте: происходящее вокруг, близких, вечеринки, девушек, то, что теперь называют стрит-фото, себя. Сейчас так делают все, но тогда этим занимались единицы.
Я не вижу на этих фотографиях никакого предчувствия. Они не подписаны; это же не газета, где сказано, что «советский народ не ожидает войны», — и мы видим улыбающиеся лица. Нам дается возможность увидеть и самим понять, насколько люди боялись. Я, например, вижу там больше безмятежности.
Это наследие хорошо тем, что в нем каждый прочтет свое. Другое дело, что не у всех есть возможность посмотреть все 7 тысяч фотографий. В принципе, работа фотографа на выходе — это результат отбора. Поэтому мы не вполне вправе говорить, что это выставка братьев Хенкиных — это выставка, сделанная из работ братьев Хенкиных. Из этого наследия можно сделать множество замечательных выставок в зависимости от подхода. Там есть большие возможности для манипулирования зрителем, если такое желание будет у куратора.
Они снимали всё то, что снимает любой нормальный человек в их возрасте: происходящее вокруг, близких, вечеринки, девушек, то, что теперь называют стрит-фото, себя. Сейчас так делают все, но тогда этим занимались единицы.
Но я-то вижу, что в самом материале нет никакой тенденции. Мы даже не можем понять про советский пафос Якова: понятно, что он снимал праздники по заказу, но был ли он внутренне солидарен и насколько — сложно судить.
На фотографиях Хенкиных видно, что это другая жизнь. И мы видим, какие люди были на самом деле, что тогда носили, как улыбались. Там замечательные лица, персонажи 30-х годов, какие мы видим в «Лапшине» Алексея Германа в основном. Но иногда вдруг я вижу совершенно другой свет в глазах некоторых героев снимков — это лица удивительны тем, что вполне могли принадлежать современным людям. Там есть, например, девушка, лицо которой поражает тем, что это лицо человека совершенно из нашего времени.
Спасибо!
Теперь редакторы в курсе.