19 июня 2012

Деловой человек Питер Гринуэй

Кинообозреватель «Бумаги» Андрей Карташов не очень удачно пообщался с великим кинорежиссёром Питером Гринуэем и рассказывает грустную историю о том, как это произошло.

Фото: Михаил Хейфец / «Трииксмедиа»
Несколько дней назад стало известно: в Петербург приезжает режиссёр Питер Гринуэй. Живой классик европейского кино и всемирно признанный художник. И не только — преамбула статьи в русской Википедии даёт сразу семь определений рода его деятельности, в числе которых «интеллектуал» и «мыслитель». Визит Гринуэя в Россию не так уж удивителен: в свои семьдесят он постоянно разъезжает по миру, и везде у него есть дела: лекции, выставки, фестивали, съёмки. Редакция «Бумаги» такое событие пропустить не может, тем более — есть возможность сделать короткое интервью. Проблема в том, что автор этих строк знаком с творчеством режиссёра не так хорошо, как хотелось бы. Но до даты встречи с Гринуэем остаётся три дня: при должном темпе можно частично восполнить постыдные пробелы. Я ставлю на закачку шесть фильмов английского классика. Небольшой флэшбек: Гринуэй был одним из первых западных режиссёров, завоевавших в России культовый статус. В тумбочке под телевизором у меня дома до сих пор лежит родительский VHS с «Контрактом рисовальщика» — релиз из сурового девяносто какого-то года, чуть ли не первая кассета популярной тогда культрегерской серии «Другое кино». Времени с тех пор прошло немало, в режиссёрской профессии появились новые герои, а последние фильмы Гринуэя были приняты довольно прохладно. Впрочем, статус священного чудовища, заработанный в восьмидесятые «Отсчётом утопленников» и «Поваром, вором, его женой и её любовником», остался — мэтры бывшими не бывают. Последующие три дня проходят за изучением фильмографии. Занятие оказывается затягивающим: «Книги Просперо» впечатляют своей непохожестью на всё остальное, тот самый «Контракт рисовальщика» практически безупречен, а фильм-мистерия «Дитя Макона», отчего-то разруганный критиками и полузабытый, вызывает ощущения, сходные с синдромом Стендаля. Гринуэй — режиссёр безусловно крупный, а может, и великий: во всяком случае, темы, меньшие, чем смерть и секс, его не интересуют, а масштаб действия и пышность декораций, почти всегда основанных на живописи старых мастеров, поражают. Смотреть Гринуэя не всегда просто. Впрочем, это сознательное решение режиссёра, который стремится уйти от традиционных кинематографических форм. В каждом втором интервью на YouTube Гринуэй с удовольствием хоронит кино, гневно отзывается о литературных фетишистах, путающих фильмы с иллюстрациями к книгам, и призывает отказаться от целлулоида и закрыть кинотеатры к чертям, чтобы на руинах построить принципиально новое искусство, созвучное чаяниям поколения ноутбуков. Датой смерти кинематографа он называет 31 сентября 1983 года (в сентябре тридцать дней, но Гринуэй упорно повторяет число 31) — день рождения пульта для телевизора. В день, на который назначена встреча с Гринуэем, я приезжаю в офис кинокомпании «Трииксмедиа». Начало мероприятия назначено на половину четвёртого: сначала предполагается небольшая пресс-конференция, затем у желающих будет примерно по 10 минут для эксклюзивного интервью. Не больше, потому что режиссёр приехал сюда работать, сегодня у него кастинг для полного метра про Эйзенштейна, затем он отправляется по каким-то другим делам. На часах только 15:20 — никого пока ещё нет, можно занять удобное место. По столу расставляют холодные бутылки с минералкой. К 15:30 подтягиваются другие представители СМИ. Девушка с детского телевидения приехала освещать проект для, собственно, детей, в котором принимает участие Гринуэй в качестве то ли приглашённой звезды, то ли просто свадебного генерала. Приехавший с ней оператор расставляет оборудование. Молодой человек в клетчатой рубашке расчехляет фотоаппарат. 15:35. Представительница кинокомпании сообщает, что он в кафе пьёт чай и скоро будет. Можно, видимо, рассчитывать на условленные десять минут — это немного, но три-четыре вопроса уместить можно. В 15:40 народу уже достаточно. Как обычно на пресс-конференциях, скучающие корреспонденты занимаются неймдроппингом: поджарый мужчина в сером пиджаке в разговоре с коллегой несколько раз повторяет имя «Саша Розенбаум». 15:50. Герой всё не появляется. Фотографы сосредоточенно снимают бутылки с минералкой, расставленные на пустом столе. Нам говорят, что кастинг, оказывается, всё-таки ещё не закончился. 16:00. «Нет, Сокуров быстро фильмы делает, — объясняет напарнице журналист на заднем ряду. — Ты с Германом путаешь». Оператор детского канала, устав снимать публику, утыкает камеру в ЖК-видоискатель девушки-фотографа в потёртых джинсах. Клетчатый молодой человек фотографирует эту сцену. 16:10. Серопиджачный знакомый Саши Розенбаума, не выдержав, решительно берёт со стола минералку, приготовленную для него, и открывает. В зал заглядывает пиарщица компании: «Ещё несколько артистов на кастинге осталось», — говорит она. Становится понятно, что на четыре вопроса рассчитывать вряд ли стоит. Оператор уходит курить. 16:15. «Я работаю, милый», — врёт молодая корреспондентка в телефонную трубку. Кто-то говорит, что его видели на лестнице. Впрочем, в пресс-зале он по-прежнему не появляется. Мужчина в сером осушает второй стакан минералки. «Хороша, чёрт возьми, — доверительно сообщает он соседу. — Быка свалит». 16:20. Одна бутылка уже почти допита. Происходящее начинает походить на рассказ писателя Веллера про аудиенцию у Сальвадора Дали. Человек, отличающий Германа от Сокурова, увлечённо говорит по телефону. «Знаю ли я Валеру? — переспрашивает он у невидимого собеседника. — Ну, водку я с ним пью». 16:30. Люди начинают расходиться. Девушка в потёртых джинсах упаковывает фотоаппарат. Любитель минералки по телефону завидует кому-то, приехавшему из Парижа. «Фуке — это у них типа как Ходорковский?» — уточняет он. 16:35. Появившаяся пиарщица сообщает немногочисленным оставшимся журналистам, что короткая пресс-конференция начинается этажом ниже. Все срываются с мест по направлению к лестнице. Этажом ниже людей, как ни странно, довольно много, причём некоторых вроде бы и не было в конференц-зале. В небольшой комнате занавешены окна, стоит полумрак. Журналисты тесной толпой стоят вокруг низкого стола. Там среди фарфоровых статуэток и почему-то православных икон сидит, натурально, Питер Гринуэй. Мэтр одет в чёрный костюм и выглядит безупречным джентльменом. Он рассказывает про свой кастинг. Точнее, не то чтобы рассказывает: процесс не завершён, он ищет, ему нужно значительное внешнее сходство, чтобы было возможно объединить хронику и игровые сцены. «Там вообще много будет всякого, — сообщает Гринуэй. — Мультиэкранное изображение и так далее. Совсем новое кино». В общем, пока работа идёт, сказать на эту тему режиссёру особенно нечего. Время для вопросов из зала. «Мистер Гринуэй, — начинаю я, — вы много раз говорили, что кино умерло, превратившись в придаток литературы. Не потому ли вы выбрали своим героем именно Эйзенштейна, который снимал немое кино, по определению меньше ориентированное на текст?» По плану дальше должен идти вопрос о том, почему для другого своего грядущего проекта Гринуэй выбрал всё-таки литературный источник («Смерть в Венеции» Томаса Манна), но за недостатком времени придётся удовольствоваться хотя бы этим. То ли не дослушав вопрос, то ли не расслышав фамилию Эйзенштейна, классик кивает и пускается объяснять, почему кино умирает. «31 сентября 1983, — говорит Гринуэй, активно жестикулируя и дружелюбно улыбаясь, — вот важнейшая дата». Я киваю. Я знаю про 31 сентября, потому что читал это уже много раз, но что ещё остаётся делать. «Люди не ходят в кинотеатры, — продолжает мой собеседник. — Вы как представитель лэптоп дженерейшен знаете это не хуже меня». Он спрашивает, часто ли я хожу в кино. «Нот рили», — обречённо соглашаюсь я. «Я тоже», — радуется Гринуэй и продолжает излагать свою теорию. Я пытаюсь всё-таки вывести дело к Эйзенштейну, но распорядитель церемонии решительно останавливает меня. Право задать вопрос переходит к восторженной журналистке, которая хочет узнать, почему в фильмах Гринуэя часто фигурирует вода, и после ответа долго его благодарит. Девушка с детского телеканала спрашивает, отчего делается так мало фильмов для малышей. «Мне кажется, мои фильмы — все для детей», — говорит герой. В зале смеются. «Кстати, у меня есть фильм «Дитя Макона» — вы смотрели его?» «Нет», — признаётся девушка. «Жаль, — сокрушается режиссёр. — Его вообще тогда плохо приняли. Меня даже обвиняли в том, что я эксплуатирую детей». Сложно представить, как можно заподозрить в злодействе этого обаятельного человека. Пресс-конференция, тем временем, окончена. Пресса расходится из комнаты с иконами. На лестничной площадке я встречаю грустного мужчину, знакомого с таинственным Валерой. Кажется, он пропустил весь непродолжительный экшен. За моей спиной Питер Гринуэй энергично направляется к лифту. Сегодня у него ещё много дел.
Если вы нашли опечатку, пожалуйста, сообщите нам. Выделите текст с ошибкой и нажмите появившуюся кнопку.
Подписывайтесь, чтобы ничего не пропустить
Все тексты
К сожалению, мы не поддерживаем Internet Explorer. Читайте наши материалы с помощью других браузеров, например, Chrome или Mozilla Firefox Mozilla Firefox или Chrome.