Михаил Зыгарь, журналист, автор книги «Вся кремлевская рать», встретился с политологом Екатериной Шульман на «Декабрьских диалогах». Речь шла о том, как выглядит политическая жизнь в сегодняшней России, кто и почему принимает ключевые решения и чего нам ждать от выборов.
В интервью «Бумаге» Михаил Зыгарь объясняет, зачем Путину пресс-конференция, на которой он не дает ни одного прямого ответа, какую роль играют пресс-секретари Песков и Тимакова, почему мы никогда не слышим плохие новости от президента и как телевидение стало главным подспорьем для его рейтинга.
Фото: Анна Груздева / «Открытая библиотека»
— На прошлой неделе прошла одиннадцатая пресс-конференция Владимира Путина. Практически ни на один вопрос президент не ответил прямо. Зачем тогда вообще нужны подобные мероприятия?
— Мне кажется, очень сильно поменялись времена с тех пор, как всё это было придумано. Во-первых, что важно, существенно изменилось представление о том, что есть целевая аудитория. Раньше, условно говоря, интеллигенция тоже была целевой аудиторией: было представление о том, что ей тоже нужно нравиться. С 2012 года — после событий на Болотной — она больше не является аудиторией. Это идеология Администрации президента. При этом до сих пор необходимо, чтобы президент очень нравился населению. Соцопросы — путеводная звезда, карта дальнейших действий. Вячеслав Володин (первый заместитель главы Администрации президента — прим. «Бумаги»), который отвечает за внутреннюю политику, маг и жрец закрытых соцопросов ВЦИОМ. Насколько их результаты близки к реальности, не знаю — я не социолог. Тем не менее они, с одной стороны, подтверждают, что всё, что делается в Кремле, делается правильно, с другой, отталкиваясь от них, власти принимают те или иные решения.
Пресс-конференции никоим образом на это не влияют. С технологической точки зрения важно, чтобы там были какие-то заранее заготовленные моменты, которые потом можно будет вырезать и показывать отдельным сюжетом.
— Да, в этом году, как сказал Песков, он «продолжил добрую традицию» и первому предоставил слово Александру Гамову из «Комсомольской правды», который входит в кремлевский пул журналистов. Путин в ответе на этот вопрос представил расширенную статистику по основным показателям за последний год. Это единственный срежиссированный момент?
— Я думаю, что есть примерное представление о том, в каком порядке какие темы прозвучат. Является ли для Пескова загадкой, что так или иначе возникнет вопрос про Чайку? Нет, не является. Путин настолько уверенно себя чувствует, что он вообще воспринимает пресс-конференцию не так, как мы. Ему не кажется, что он не дает ответы, он считает, что изящно и уверенно разбивает всех оппонентов. Он уверен, что всегда выходит победителем.
Путин настолько уверенно себя чувствует, что он вообще воспринимает пресс-конференцию не так, как мы
— Пресс-конференция президента и прямая линия играют одну и ту же роль — показать, что президент открыт и близок к народу?
— Мне кажется, что и в том, и другом случае гораздо меньше идеологического замысла, чем мы привыкли думать. Все существующие трактовки появились уже потом. Я думаю, что общение с народом — гораздо более важное действо. Это удивительный ритуал, по сравнению с этим пресс-конференция — просто развернутое новогоднее обращение. Для прямой линии всё совсем по-другому. Сначала отбираются те деревни, где будут выставлены декорации, потом разъезжаются съемочные группы, потом эти декорации выстраиваются, потом отбираются люди, им расписываются вопросы, потом они часами ждут.
— Мероприятие уровня церемонии открытия Олимпиады.
— Конечно, это каждый раз Олимпиада.
— В конечном итоге общение с народом влияет на рейтинги главы государства? На сегодняшний день это необходимая вещь для поддержания политического имиджа?
— Как и любой ритуал, это просто важная примета. Перед отъездом нужно посидеть на дорожку, если вернулся, нужно посмотреть в зеркало.
— Как сильно изменится наша жизнь, если весной прямой линии не будет?
— Если не посидеть на дорожку, всё может пойти не так. Все эти мероприятия проводятся, потому что так заведено и положено. Я не думаю, что ответственные чиновники решают таким образом вопрос популярности Путина. С ней нет проблем, есть проблема с устойчивостью режима и всей конструкции. В данный момент решается вопрос, как пройдут следующие выборы. Всё выглядит не так, как в фильме «День выборов», когда нужно с нуля сделать рейтинг 70 %. Такая проблема существовала в 1999 году, и тогда она была решена. Долгое время Путин об этом помнил и говорил, что рейтинг может рухнуть в любую секунду. Он даже был удивлен, что этого не произошло, например, после трагедии с «Курском», Беслана или «Норд-Оста».
— Почему обрушения не произошло?
— Чтобы ответить на этот вопрос, нужно быть большим специалистом в области психологии масс. Но всё это время проводились какие-то психотерапевтические мероприятия в области телевидения. «Курск» вообще был ударом — именно он стал причиной серьезных изменений на телеканале ОРТ. Именно из-за «Курска» ОРТ забрали у Березовского. Я об этом говорю в книге: изначально не было никакого плана о том, что телеканалы нужно отобрать у владельцев. Это происходило постепенно, по сантиметру и всякий раз с той целью, чтобы рейтинг неожиданно не рухнул.
Всё выглядит не так, как в фильме «День выборов», когда нужно с нуля сделать рейтинг 70 %. Такая проблема существовала в 1999 году, и тогда она была решена
— Путин открывал «Ельцин Центр» в Екатеринбурге на следующий день после того, как в Сирии турецкие ВВС сбили российского летчика. Все ждали, что во время своей речи он заговорит об этом, но такого не случилось. Почему президент избегает проблемных тем? Как правило, в критических ситуациях заявления делает либо Песков, либо кто-то из министров.
— А зачем? Он не любит озвучивать плохие новости. Путин даже не присутствует на тех спортивных матчах, в ходе которых сборная России может проиграть.
— Насколько тогда велика роль такого человека, как Песков?
— Она велика, но сейчас наступил какой-то анабиоз. У Пескова была главная задача, очень важная, к решению которой он прилагал много усилий, — улучшить имидж России за рубежом. Сейчас этой задачи нет.
— Почему?
— Просто это уже не важно, уже невозможно ничего сделать. Появилось осознание, что они всё равно нас там ненавидят, они всё равно объявили нам войну, напали. Невозможно же понравиться Гитлеру — человеку, который на тебя вероломно напал. Не надо даже и пытаться.
— Появляется какая-то доктрина, что вокруг нас одни враги, нам никто не нужен: ни чужие продукты, ни чужая помощь, ни даже симпатия. Это так?
— Ну, это не доктрина — это речевка. Путин такого никогда не говорит. Всё, что он озвучивает, гораздо более умеренно, он — абсолютный центр. Всё, что говорит Дмитрий Киселев и Владимир Соловьев, куда дальше от центра, и они в этом смысле больше чучхе, чем он. Они оттеняют босса.
— Пресс-секретарь Наталья Тимакова при президенте Медведеве и пресс-секретарь Дмитрий Песков при президенте Путине — это равновеликие фигуры?
— Нет, Тимакова, конечно, больше. Она ближайший советник президента Медведева и гораздо ближе к телу, чем Песков. Пескова трудно назвать советником. У Путина их просто нет, ему они не нужны: он и так знает ответы на все вопросы.
Фото: Анна Груздева / «Открытая библиотека»
— Возможно ли, чтобы пресс-секретарь Белого дома в США выполнял настолько же важную функцию? Вообще, в других странах пресс-секретарь первого лица государства — это влиятельная фигура?
— То, что происходит в России, нет смысла сравнивать с другими странами: у нас просто нет хоть какой-нибудь институализации. В 90-е годы, когда Чубайс часто менял свои должности, в Кремле на его дверь в итоге сделали табличку просто «Анатолий Борисович Чубайс», чтобы не перевешивать ее каждые два месяца. Не важно, как человек называется, аппаратный вес в России в другом — в том, как меняется день ото дня его «доступ к телу», должность не важна вообще. Политические институты у нас заменяет личное влияние на первое лицо.
— Когда вы писали «Всю кремлевскую рать», как удавалось получить необходимые для подобной книги инсайды?
— Я много лет встречался с людьми из ближнего окружения и задавал им самые разные вопросы, ожидая, что в какой-то момент они ко мне привыкнут и кроме дежурных фраз начнут говорить что-то более откровенное. Параллельно по газетам я составил себе длинную подробнейшую хронологию того, как это всё происходило, чтобы с одной стороны можно было поймать источник на вранье, с другой — чтобы сопоставлять то, что они якобы вспоминают, с тем, что было на самом деле.
— Можно ли такую книгу писать без интервью с первыми лицами?
— Можно. «Вся кремлевская рать» — это, по сути, журналистика. Журналистика последних 15 лет в России — это очень быстрый жанр, такой скоростной поезд: журналисты проскочили мимо многих событий, не разобравшись, почему так произошло. Осталось много загадок, разгадывать которые просто никто не заморачивался. Мне кажется, что я постарался, по крайней мере, покопаться в этом и попробовать дать объяснение, почему всё это происходило.
